дьявола все не могу приучить, никак его не обломаю.
С разных сторон послышались сдержанные смешки.
Председатель колхоза пронизывал недвижным, суровым взглядом виновного, который стоял перед ним с беспомощной улыбкой на лице, сжимая в руках свою верную хворостину.
Русудан стало жаль аробщика.
— Маркоз прав, дядя Нико. Почему вы не дадите Бегуре другого, более смирного буйвола?
Дядя Нико медленно повернул к девушке свою тяжелую голову и некоторое время внимательно смотрел на нее. Потом, подняв густые брови, сказал с теплотой в голосе:
— Дело не в буйволе, дочка. Если бы у Бегуры в то утро шла под ярмом самая спокойная и кроткая буйволица, все равно эта арба с сеном свернула бы ко мне во двор. Вот, посмотри кругом, сколько здесь собралось людей. Все сидят, молчат, никто в открытую ничего не скажет. А ведь девять человек из десяти в душе уверены, что не зря Бегура привел ко мне на двор арбу с сеном с горы Пиримзиса.
Собравшиеся зашумели, заговорили наперебой:
— Ну что ты, Нико!
— Ничего подобного никто и не думает!
— Что за вздор, право!
— Вздор? — Председатель приподнялся, грозно сощурив глаза.
В кабинете стало тихо.
— Вздор, говорите? Ну, так скажу ясней. Что такое Бегура? Гнилой зуб. Думаете, я возьмусь за этот зуб и стану его выламывать? Нет, я ту челюсть отыщу, в которой этот зуб сидит. Поняли? — И дядя Нико опустился на свое место.
Русудан поняла тайный смысл сказанного председателем и промолчала.
Дядя Нико с минуту смотрел на присутствующих ястребиным взором. Потом надел очки и придвинул к себе лист бумаги, лежавший перед ним на столе.
— Ну, довольно об этом. Займемся тем делом, из-за которого мы тут собрались. На повестке два вопроса: первый — назначение общего руководителя всех полеводческих бригад и второй — подготовка к сбору винограда. Есть у кого-нибудь замечания по поводу порядка дня?
— Рано о виноградном сборе думать, Нико, еще не всю кукурузу по второму разу пропололи. — Абрия рассеянно скреб частую щетину у себя на подбородке.
— А ты чего, Бегура, воткнулся, как кол, посреди комнаты? Садись, ты ведь не прозрачный!
Председатель показал взглядом на дверь неловко переминавшемуся с ноги на ногу аробщику:
— Ну; с тобой мы уже покончили. Можешь идти.
— Почему же покончили, Нико, что я такого сделал?
— Ступай, ты нам больше не нужен.
— Отчего же не нужен, прости господи, неужто я так ни на что больше и не могу пригодиться?
Эрмана встал, взял аробщика под руку и повел его к двери:
— Да не из колхоза тебя выставляют, дяденька, просто тут заседание правления, и твое присутствие больше не требуется.
— Эх, не знаю, не знаю, сынок… Да ведь не виноват я, такой буйвол дикий… Ты-то ведь понимаешь…
Эрмана закрыл за ним дверь и вернулся на место.
— Вторую прополку кукурузы мы давно уже закончили, Абрия. Пока ты с товарищами косил солому, Сико и с ним многие другие мотыжили кукурузу.
— В неполивных землях овсяница поднялась в человеческий рост. Плохая это прополка!
— Тут уж ничего не поделаешь. Это поле мы оставили на силос.
— Закрома у нас нынешней осенью от зерна ломиться не будут — что ж целое поле сорнякам отдавать?
— Что тебя-то заботит, Иосиф?
— Пока человек жив, забота у него не переведется. Зачем оставлять поле непрополотым, если можно его промотыжить и получить урожай? Лишним он был бы, что ли? Избытков пока что у нас не бывало, а если и будут, так не подавимся.
— Что ж ты только о себе думаешь, а скотине разве не нужно кормиться? Скотину ведь тоже жалко. Помнишь, три года назад все поголовье у нас чуть не передохло от бескормицы в начале весны? Несчастные животные поедали осот и колючки, как сдобные пироги.
— Только на сене да на соломе скотина не продержится, силос необходим, — поддержал председателя ветеринар.
— А коли необходим, так и выращивайте его особо.
— Нет у нас на это земли, Иосиф. В первый раз, что ли, слышишь, что площадей у нас не хватает?
— Не хватает, не хватает… Заладили одно, да ведь причитаниями делу не поможешь. Не хватает площадей — сейте по стерне. Вот у нашего бедного агронома уже голос пропал, столько она об этом твердит. Почему вы не слушаетесь ее, не выращиваете на стерне силосные корма? Столько кукурузы на ветер пускать — да это же грех! Война давно уже кончилась. В войну мы терпели лишения, ни слова не говорили, но зачем нам теперь себя ограничивать? Разве плохо, если заведутся у нас излишки?
— Об излишках потом будем говорить. Пока нам впору заботиться о необходимом.
Председатель покосился из-под сдвинутых бровей на Реваза и снова обратился к Иосифу:
— С кем поведешься, от того и наберешься, — не зря это сказано. Больше ты ничему от своего бригадира не научился?
— Я и без бригадира во всем прекрасно разбираюсь.
— А если разбираешься, то почему не соображаешь, что в этакую засуху кукурузу на стерне никак не вырастить? Ты ведь толковый человек, Иосиф, и хороший работник. Вот ты чуть ли не каждый день ходишь на Кондахасеули — неужели ты не заметил, что даже плантажный плуг до влаги добраться не может, хоть и врезается в почву на полметра? Разве сейчас уродится на стерне кукуруза?
— Можно подумать — ты господь бог и сам тучами ведаешь. Откуда ты знаешь, что все лето так и будет стоять засуха? А если пойдут дожди?
Председатель нахмурился:
— Если хочешь, Иосиф, дожидайся дождя, твоя воля, а нам позволь сейчас заняться теми делами, которые не терпят.
— Эх, промотыжили бы мы уж и ту кукурузу, Нико, сняли бы хоть какой ни на есть урожай. Вон Ника Чаприашвили говорит — трава на Пиримзисе такая, что косить ее будут до конца августа. Неужели не хватит корма на зиму скотине?
— Не будет от этой кукурузы проку, дядя Абрия, — вмешалась Русудан, — она уже перестояла, початки не завязались — сколько ее ни мотыжь, урожая не получишь. А силос нам тоже нужен. Коровам очень полезен зимой сочный корм. Пусть будет у нас много сена и, кроме того, много силоса. Чем это плохо? Силос — это консервированный зеленый корм. Если хранить по всем правилам, его хватит на несколько лет.
— Правильно говорит Русудан, — постарался в свою очередь умиротворить старика ветеринарный врач. — Третьего дня приезжал секретарь райкома, осматривал колхоз и похвалил нас: оказывается, мы первые в районе по количеству заложенного силоса.
— Ну, довольно об этом, вернемся к делу. Скотина скотиной, но главное все-таки люди. В последнее время урожайность пшеницы у нас очень понизилась. Семь с половиной центнеров с гектара — это просто смешно. Вон в Кедах, бывает, выдают по полпуда пшеницы на трудодень.
— Нам с кедцами равняться не приходится. Ширакским полям конца-краю нет.
— Дело тут не только в площади, Элизбар. Ну-ка, спроси Русудан, сколько центнеров снимают с гектара в Цители-Цкаро?
- Там земля жирная. Плуг ее режет, будто это не земля, а сыр. А взглянешь на пашню издали — как гишер блестит.
Председатель уперся сплетенными пальцами в стол и поджал губы. Потом вздернул бровь и посмотрел искоса на заведующего фермой:
