— Педагогов и без меня более чем достаточно. Я сейчас работаю над диссертацией.
— Вот как! И давно вы пришли к выводу, что у нас не хватает кандидатов наук?
Шавлего усмехнулся:
— Я интересуюсь фольклором. Раза два ездил летом в экспедиции. Материала накопилось немало.
— И вы думаете на материале двух экспедиций защитить диссертацию?
— Почему же двух — до диссертации далеко. Понадобится еще не одна экспедиция. И ломать голову придется достаточно.
— И все это для чего?
— То есть как это для чего?
— А вот так. Зачем вам все это?
— Странный вопрос! Разве человек не отличается от животного тем, что — он мыслит и творит?
— Но зачем вам, именно вам, нужно все это?
Шавлего окинул спутницу удивленным взглядом.
— Мне кажется, я понял смысл вашего вопроса.
— Рада, что поняли. Познай самого себя — так, кажется, сказано?
Было уже поздно, когда они добрались до деревни.
Они прошли вместе через все село, чувствуя на себе любопытные взгляды редких встречных.
Наконец они остановились перед калиткой Русудан.
— У вас гости. Видите — в доме свет.
— Это Максим. Он вчера приехал с гор.
Шавлего задумчиво смотрел на ярко освещенные окна дома.
Русудан стояла рядом и молча трепала кончик своей плетки.
Дорога и двор были безмолвны.
Никто не шел в лес и не возвращался из лесу.
Царила тишина — необъятная, всеобъемлющая тишина.
Шавлего оторвал взгляд от окон и долго грустно смотрел на девушку.
— До свидания, Русудан. Спокойной ночи и приятных снов.
— До свидания.
— Простите меня за то, что я потерял вашу шляпу и навязал вам свое общество.
Русудан ничего не ответила.
— Как только попаду в Телави, отыщу в магазине такую же и привезу вам.
Девушка подняла взгляд на Шавлего и улыбнулась загадочной улыбкой.
— Чему вы улыбаетесь?
Русудан не ответила.
— Скажите, чему вы улыбнулись?
— Так просто.
— Скажите, Русудан.
— Не скажу.
— А если я очень попрошу?
— Все равно не скажу.
— Никогда не скажете?
Девушка ответила не сразу:
— Когда-нибудь, возможно, скажу.
— А все же, когда?
— Не знаю.
— Ну ладно… Так до свидания, Русудан.
Улыбка постепенно погасла на лице девушки. Она спросила тихо:
— Сердитесь?
— Нет, за что же сердиться?.. Спокойной ночи.
Девушка смотрела вслед смутной богатырской фигуре, удалявшейся от нее по дороге, и рассеянно водила по ладони левой руки кончиком сложенной плетки. Пальцы у нее слегка дрожали. Потом она сдвинула брови, крепко зажмурилась, снова открыла глаза и позвала слегка измененным голосом:
— Шавлего!
Он остановился, обернулся на зов:
— Да, Русудан!
— Скажите, Шавлего, вам не приходилось в детстве пасти телят… в горах?
— Приходилось.
— У вашего дяди?
— Да, у дяди.
Девушка вошла во двор и заперла за собой калитку…
Когда Шавлего подходил к своему дому, навстречу ему выбежал ожидавший в воротах маленький племянник.
— Дядя Шавлего! Дядя Шавлего! — сдавленным голосом повторял мальчик и тянул его за руку назад. — Не ходи домой. Там милиционеры. Они пришли тебя забрать. Двоих уже забрали. Мне велели никуда не уходить из дому. Но я открыл окошко и выпрыгнул в сад. Не ходи туда. Они сидят на балконе и тебя дожидаются. Дедушка приехал с гор. Только что приехал, вечером. Как он рассердился! Ух как рассердился дедушка! Забрали… Двоих уже забрали… Не ходи, милиционеры сидят на балконе, ждут…
— Милиция? Меня дожидается? — Шавлего остановился. — Что, что? Кого забрали? — Сорвавшись с места, он бросился бегом к дому.
Около лестницы чья-то железная рука схватила его.
Шавлего обернулся в гневе.
— Постой, мальчик! Беда с нынешней молодежью: чуть что, кровь вам в голову бросается!
— Ты, дедушка? А Тамаз, дурачок, сказал, что тебя забрали!
— Тише, малыш! Не такое это простое дело — взять Годердзи! Постой, говорю! С ума сошел? Кости мне переломаешь — набросился, как медведь!
Внук, опомнившись, бережно поддел рукой снизу белую бороду деда, с нежностью поцеловал ее и еще раз прижал старика к своей широкой груди.
— Дедушка! Милый дедушка! Где он, этот глупыш? Иди сюда, Тамаз! Что ты там плел, будто дедушку забрали?
По лестнице, держась за перила, спешила навстречу Шавлего мать. Длинное черное платье путалось у нее в ногах. Она прижимала к лицу кончик головного платка.
На балконе показалась Нино.
— Шавлего, дорогой, прошу тебя, не вступай в спор с милицейскими и не сопротивляйся им!
— Не надо волноваться, мама, это, наверно, недоразумение.
Мать, тихо плача, прижималась к сыну.
— Что это за напасть, что ты сделал такого, сынок, чтобы тебя в тюрьму… Ох, горе твоей матери!..
Шавлего увидел, как сверху, прижимаясь к лестничным перилам, скользнула какая-то неясная фигура.
Другая фигура появилась на балконе над лестницей, прогудела густым басом:
— Перестаньте — что вы расхныкались? В милиции не людоеды сидят! Ну-ка, молодой человек, ступай вперед, — и стала спускаться следом за первой по ступенькам.
— Так это вы собираетесь меня арестовать? А, собственно, за что?
— Нам неизвестно. Служба! Приказано — мы и должны тебя доставить.
— Дедушка, что там болтал Тамаз? Кого арестовали? — Шавлего повернулся к милиционерам. — Стойте там, где стоите!.. Говори же, дедушка, кто арестован?
