— Я лекарь, юноша, и пациент для меня — только больной, ничего больше. Но одно вам следует помнить: клеймо совершенного злодеяния тяжелее любых наказаний. Как вы думаете смыть с него это пятно в глазах села?
— И об этом придется подумать. А за сегодняшнее беспокойство, надеюсь, когда-нибудь удастся вас отблагодарить.
— Не стоит благодарности, юноша, это мой прямой долг…
3
Секретарь райкома исподлобья, быстрым взглядом окинул сидевших вокруг стола. Ни на чьем лице он не прочел сочувствия и поддержки. Один лишь Варден время от времени посматривал на него с заискивающей, улыбкой, в которой, однако, сквозило плохо скрытое злорадство. Секретаря райкома нисколько не удивляло расположение духа этого тупицы. Тут он безошибочно распознал признаки очередной затеваемой авантюры. Он сидел за своим широким столом, как выкуренный из берлоги медведь перед сворой ощерившихся собак, и чутьем понимал, что обязан огрызаться в ответ. И вдруг ему стало жаль самого себя — одинокого и всеми покинутого. То, чего он боялся на протяжении последних немногих лет, сегодня началось. Никогда не завидовал он так остро всем тем, кто имел сильную заручку, могущественных покровителей. Он всегда старался доказать делом, что заслуживает того высокого почета, которого удостоился как руководитель большого и важного района. Но отсутствие гибкости — общее, наследственное свойство людей его племени, той части страны, где он родился, — помешало ему приобрести активных доброжелателей среди более высокопоставленных людей. Софромич? Луарсаб так до сих пор и не может понять, почему тот неизменно жалует этого выродка, у которого в голове одни только женщины да шикарная одежда. Как будто бы не брат, не сват, не родственник. Луарсаб исполнил начальственную просьбу касательно Вардена, просьбу, похожую скорее на приказание, но разве можно полагаться на его признательность? Варден не настолько уж глуп, чтобы не замечать, каким пренебрежительным взглядом смотрит на него секретарь райкома, здороваясь при встрече. Да, Луарсаб должен в полном одиночестве бороться за свое место под солнцем. До сих пор враги тайно проверяли подступы к крепости — сегодня начинается прямой натиск, открытый бой. И Луарсабу предстояло отбивать атаки, сражаться яростно и беспощадно. Таков закон жизни, уйти от которого не может ни один смертный. Он превосходил противников также и опытом, а позиционное отступление ни в какой мере не явилось бы поражением.
Секретарь райкома потер пальцами лоб с такой силой, точно хотел втиснуть обратно рвавшиеся наружу, уже проглядывающие, как ему казалось, сквозь черепную коробку мысли. Некоторое время он молча водил кончиком карандаша по стеклу, которым был покрыт стол.
— И ты такого же мнения, Серго?
Полное, добродушное лицо второго секретаря светилось улыбкой.
— Да, Луарсаб, и я такого же мнения.
Секретарь райкома сразу отметил, как изменилось положение дел. Если он для второго секретаря уже не Соломонич, а просто Луарсаб…
— И Медико так думает?
— Да, уважаемый Луарсаб.
Теперь уже все стало ясно. Чувствовалась сильная рука Теймураза, хотя сам он находился далеко отсюда, в Ширване.
И вдруг Луарсаб почувствовал страх — такой же, как в первый свой день на фронте. Когда при громе артиллерийской канонады тряслось бревенчатое перекрытие землянки и с потолка сыпалась за ворот земля, волосы на всем теле вставали дыбом- это было пренеприятное ощущение…
Новый председатель райисполкома, переведенный сюда недавно из Лагодехи, спокойно, с виду безучастно протирал стекла своих очков.
Луарсаб посмотрел на его слегка горбатый нос с вмятинами у переносицы от дужки очков и едва сдержал насмешливую улыбку.
— Мне кажется, это в первую очередь должно интересовать тебя, Александр. А ты слушаешь с таким видом, точно тебе предстоит только в заключение, после всех, коснуться пальцем одной из чашек весов и тем определить окончательное решение и исход дела. А между тем вопрос этот тревожит многих в районе. А некоторые кровно в нем заинтересованы.
— Я здесь, в Телави, человек новый, товарищ Луарсаб, и еще даже не успел основательно ознакомиться с районом. — Председатель райисполкома надел очки; из-за поблескивающих стекол смотрели на секретаря райкома серьезные, умные светлые глаза. — Но, насколько я мог заключить после изучения имеющихся документов, Джашиашвили ни в чем не виноват. И личное дело его чисто и прозрачно, как дистиллированная вода. — Помолчав, он добавил: — Разумеется, если не принимать в расчет строгого выговора, вынесенного ему здесь, на бюро, — по-моему, несправедливо.
— Он еще дешево отделался — следовало исключить его из партии.
Председатель райисполкома не мог скрыть свое изумление.
— Мне кажется, товарищ Луарсаб, что к крайним мерам прибегают, лишь когда нет никакого иного выхода. Кроме того, если сравнить послужные списки обоих, то Джашиашвили выглядит гораздо лучше, чем Гаганашвили. Я знаю, почему Гаганашвили был переведен из Лагодехскош района в Телави. Известна мне и та сцена, которая разыгралась в комнате дежурного по отделению милиции при аресте директора рынка Гошадзе. Если бы вы не были введены тогда в заблуждение ложными показаниями, сегодня вопрос о том, надо или не надо вернуть Джашиашвили, не стоял бы на повестке дня. Но раз уж так вышло, поскольку наша партийная совесть и коммунистическая этика требуют справедливости, которая всегда в конечном счете торжествует, и поскольку ничто в природе не теряется бесследно и все скрытое становится явным, то мы обязаны вытащить из архивной пыли также и забытое дело Гошадзе, расследовать его сызнова и вернуть на свое место человека, подвергшегося незаслуженному наказанию. А племянника Гаганашвили, который сейчас работает директором рынка, перевести на его прежнюю работу.
Секретарь райкома медленно обвел глазами всех собравшихся.
Серго по-прежнему улыбался своей доброй улыбкой.
Даже Медико, всегда почтительная и застенчивая, на этот раз не опускала перед ним упрямого взгляда.
— Интересно, что скажет Варден?
Но заведующий сектором учета не решился скрестить взгляды с секретарем райкома. Варден рассердился в душе на самого себя: дни шли за днями, месяцы за месяцами, a сила и твердость взгляда у него остались по-прежнему на уровне инструкторских, никак не мог он дорасти до проницательности завотдельского взора. «Заколдовал он меня, что ли?» — подумал со злостью Варден и положил свои холеные пальцы на сукно стола.
— Я, Соломонич, оказался сейчас здесь совершенно случайно. Что же касается этих двух людей, то, как вы еще тогда правильно изволили заметить, вместе им работать по-прежнему невозможно.
«Хоть ты и дубина, а достаточно хитер, щенок!» — подумал Соломонич, даже и не стараясь скрыть брезгливое чувство.
— Вы тогда решили совершенно правильно, — сказал председатель райисполкома. — Только с одной поправкой: ушел из района не тот, кому следовало уйти. Не знаю, чем это было обусловлено, что заставило вас принять такое решение, но исправить ошибку нетрудно. Тем более что у Гаганашвили был подобный случай уже в Лагодехи, и мне совершенно непонятно, как его, освобожденного от работы по такой причине, сразу перевели сюда, в этот огромный и важный район.
«Теймураз! Теймураз! Теймураз!»
Луарсаб внезапно вздрогнул: обитая клеенкой дверь кабинета отворилась, и в ней показался Теймураз.
Он оглядел всех и спросил:
— Можно?
«Как в сказке — стоит помянуть имя злого духа, и он тут как тут!»
