месте посеял не только башмаки, но и брюки в придачу.
Он перешагнул через груду сухого ила и направился к роще, чтобы вырезать себе удилище.
Доктор проводил его недоуменным взглядом и снова положил чемоданчик под дерево.
Рыба не любит разговоров — и удильщики долго сидели молча бок о бок.
— Много вы наловили? — не вытерпел наконец Шавлего и поискал взглядом ведро.
— Всего две рыбешки поймал.
Доктор наклонился и вытащил из густой травы, росшей под деревом — ивовый прут.
Свисавшая с прута у основания бокового сучка плотвичка глядела на Шавлего мертвыми, остекленевшими глазами. Чуть повыше был насажен на прут маленький усач. На жабрах у него возился большой черный муравей. Как только прут приподнялся, муравей вскинулся, пробежал стремглав по спинке рыбы и свалился на землю.
— Надо было опустить прут в воду, на воздухе рыба испортится, — сказал Шавлего.
Совет пришелся доктору по душе.
— Вы правы. — Он свесил прут с рыбками в воду, придавив верхний его конец.
— Вы, наверно, и за границей часто ловили рыбу? Хемингуэй в «Фиесте» хвалит форель из испанских горных рек.
Доктор вытащил и снова закинул удочку чуть полевей. Он ответил не сразу.
— Тогда нам было не до ловли форелей, юноша. Тогда ведь и реки были охвачены пламенем.
Шавлего в свою очередь закинул удочку в другое место и при этом бросил взгляд на своего соседа. Сидя в неподвижной позе над водой, доктор с его подстриженной бородкой напоминал древнеегипетскую статую.
— Как мне жаль, дядя Сандро, что я был в ту пору ребенком и что мне не довелось с вами полюбоваться Альгамброй. Да и вообще испанская война по сравнению с последней, мировой, представляется мне такой романтической…
Доктор оглянулся на него и улыбнулся с горечью.
— Гренада была захвачена франкистами в первые же дни восстания… Испанцы — храбрый народ, похожий на нас, грузин, но республика пала в неравной борьбе, и я не успел добраться до шедевра мавританской архитектуры. Что же касается воины… Я не писатель и ничего романтического в ней не видел, Я знал, что буду там нужен, и поехал.
Где-то ниже по течению раздался оглушительный грохот, и рыболовы поглядели в ту сторону.
— Динамит. Глушат рыбу наши парни. — Доктор быстрым движением утвердил на уступе соскользнувшую по камню ногу.
— Да, рыбачат, можно сказать… Хочу задать вам один вопрос, дядя Сандро. Быть может, сходство между испанцами и грузинами не случайно? В древности ведь Испания, так же как и Грузия, именовалась Иберией. Кое-что об этом есть у Аппиана, но он опирается главным образом на другие источники. А сам склонен считать, что это тождество названий — простое совпадение. Там, в Испании, вы ничего по этому поводу не слыхали?
Доктор подсек еще раз — по-прежнему безрезультатно — и закинул удочку подальше, на середину залива.
— По правде сказать, юноша, я там этим вопросом не интересовался. Существуют кое-какие схождения между баскским языком и грузинским, но к самой Испании это не имеет отношения. Если уж гоняться за такими вещами, то ведь и в итальянском найдется несколько подходящих слов, поскольку этруски, по-видимому, выходцы из Азии. Если увязывать возникновение пиренейской Иберии с великим переселением народов, то и ее племена придется признать пришедшими с Востока.
— И я так думаю. Недавно я встретил в тбилисской публичной библиотеке одного молодого ученого, специалиста по древней истории, который утверждает, что колыбелью человечества было не Междуречье, а Передняя Азия и Кавказ, населенный картвельскими племенами. Здесь впервые появилась и получила наибольшее развитие металлургия.
— Возможно, — согласился врач. — «Месингс» по-гречески — медь, а «халибс» — сталь. Оба эти слова — названия картвельских племен. Греки ведь были нашими соседями.
Еще раз громыхнул взрыв ниже по течению реки и еще раз заставил собеседников обернуться в ту сторону.
— Слышите? Они двигаются против течения. Перед этим взрыв был глуше — они приближаются.
— Да, идут вверх… Скоро, наверно, взорвут динамит возле самого нашего уха.
Через некоторое время раздался новый взрыв — еще более громкий, еще более близкий, и рыболовы, возвращенные его гулом из лабиринтов прошлого к сегодняшнему дню, умолкли.
— Это какой-то опытный рыбак. Видите, он идет вдоль реки не сверху вниз, а снизу вверх, чтобы не распугать рыбу запахом взорванных шашек.
— Мне уже довелось на днях услышать здесь, на Алазани, такую «музыку». Неужели никто не препятствует этой волчьей охоте, этому истреблению рыбы? Скоро ее в этих местах совсем не останется.
Ироническая улыбка пробежала по тонким губам врача и исчезла — лишь след ее остался в уголках его прищуренных глаз.
— Не только они одни виноваты, мой друг, еще большая вина лежит на тех, кто дает им хлорку и аммонал. Раза два и ко мне приходили парни из нашей деревни за хлоркой, но я не дал, хоть они и обещали постоянно снабжать меня свежей рыбой. Я даже прочел им целую проповедь, но они все равно смотрели на Алазани.
Над переносицей у Шавлего обозначились глубокие складки, он хмуро вглядывался в даль, в ту сторону, куда текла река.
— Рыболов с удочкой на Алазани нынче просто смешон! Сколько времени уже, как я пришел, и еще ни одна рыбешка не клюнула на мою приманку. А ведь от этой мерзости, от хлорки да от взрывчатки, гибнет не только взрослая рыба, но и молодь.
— По этому поводу никто не огорчается, юноша. Это все люди сегодняшнего дня, они живут настоящим. А завтрашний день пусть сам о себе позаботится — вот как они рассуждают.
Шавлего подсек, выбросил из воды плотвичку длиной с палец, потом подобрал бившуюся в траве рыбку, швырнул ее обратно в поток и наживил на крючок нового червяка.
Снова громыхнул аммонал, и вслед за первым взрывом сейчас же раздался второй.
— Два взрыва сразу. Видно — широкий омут. Видите, юноша, рыбак и в самом деле понаторелый. Сначала ударил в обоих концах плеса, чтобы согнать рыбу в одно место. А когда она сгрудилась в самой середке омута, оглушил ее всю одной шашкой.
Шавлего ничего не ответил. Густые брови его были грозно сдвинуты, лицо пылало гневом. Он с силой всадил удилище в землю между прибрежных камней.
Доктор оглянулся и с удивлением увидел, как товарищ его по рыбной ловле двинулся широкими шагами к прибрежной заросли.
— Куда вы, юноша?
— Извините меня, дядя Сандро, я ненадолго оставлю вас.
Он пошел по тропинке, которая вилась среди заросли и привела его в редкий, пронизанный светом осинник. Солнце, запутавшись в мелкой сквозной листве, покрывало землю россыпью золотистых пятен.
Где-то по ту сторону заросли гудел трактор.
Осинник остался позади — Шавлего вступил в ивовую чащу.
За ивняком открылось широкое каменистое речное русло, по которому, разделившись на два рукава, струилась Алазани.
Шавлего остановился на берегу и окинул взглядом всю пойму до видневшихся в отдалении заречных скал.
В дальнем, более широком рукаве реки купались, плескались мальчишки. Их мокрые головы торчали над поверхностью воды, похожие на плавающих уток.
От широкого рукава отделялся проток поменьше. В нем оставалось совсем мало воды — узкий
