конюшни и даже перепроверяла счета из парковой бухгалтерии. Бабай с нее пылинки сдувал.
Юлька пришла в Гешин кабинет с толстой клеенчатой тетрадью и детскими счетиками, с которыми управлялась ловко, как фокусник. Пощелкав пластмассовыми костяшками, исчеркав несколько тетрадных листов, Юлька солидно сказала:
– Ну что ж… На этом вы не обогатитесь, но в целом вполне рентабельно. Омар Оскарович вас пустит, я думаю. Он любит, когда люди дела делают, да?
Бабай нас пустил и выделил под наше дело кусок заднего двора рядом с котельной.
– Это хорошо вы придумали. Мне здесь большие собаки не помешают, я бы еще пару взял, чтобы как этот, да? – Он кивнул на Ричарда. – Он здесь только днем, а мне надо ночью. Ценных лошадей у нас нет, но в парке хулиганы, вандалы… Собаки не помешают.
И мы стали работать.
Дедушка помог со стройматериалами, Геша нанял пару близлежащих алкашей, и через несколько дней они отстроили нам просторный, прочный вольер с теплушкой.
Пансион был готов, осталось набрать воспитанников.
Одним из первых наших «студентов с пансионом» стал доберман по кличке Цезарь, большой, почти размером с Ричарда (70 см в холке), сильный и красивый пес четырех лет.
Его хозяин, Олег Юрьевич, высокий мужчина, похожий на заграничного киноактера – тяжелый подбородок, печальный взгляд, хорошо сшитый костюм, – был таким же элегантным, как и его пес, отличался спокойным характером и мягкими манерами.
С Цезарем он допустил только одну ошибку.
До трех лет красавчик-добер был домашней собачкой, любимцем и баловнем семьи, добродушно полаивающим на гостей, и только. Но потом какой-то умник открыл Олегу Юрьевичу глаза. «Ты что?! – сказал умник. – Ты гробишь собаку! Доберманы – безжалостные и свирепые псы, выведенные для личной охраны! Надо использовать его по назначению, а то пропадет!»
Тот же умник объяснил, что специально заниматься с такой собакой не надо (ага, инстинкт все подскажет), надо только научить ее не доверять чужим.
Так Цезарь попал в ад.
Олег Юрьевич имел множество приятелей, жил открытым домом, у него часто бывали гости. И каждый из них был вовлечен в заговор против одной несчастной собаки.
Вместо привычных ласковых слов Цезарь получал шлепки и пинки, вместо лакомств – горькую гадость. На улице было не лучше – незнакомцы швырялись камнями, норовили перетянуть его хворостиной, ремнем или палкой.
Цезарь был спокойной собакой с сильным характером (в хозяина, наверное). Он не стал ни подлым, ни трусливым. Он стал защищаться (ну да, за что боролись…).
Когда пес на прогулке в очередной раз огреб пластиковой канистрой по морде от незнакомца, как бы просто шедшего мимо, он порвал его на тряпки, хозяин и глазом моргнуть не успел.
Выложив приличную сумму за то, чтобы эти тряпки снова сшили в человека, Олег Юрьевич, хоть и был мужчиной небедным, задумался над тем, правильно ли он дрессирует свою собаку.
Однако жизнь невозможно повернуть назад и время ни на миг не остановишь.
Когда сам Олег Юрьевич решил отшлепать Цезаря газеткой за какую-то мелкую провинность, пес набросился на него и серьезно изорвал бедро.
– К нему невозможно подойти, – грустно рассказывал Олег Юрьевич. – Он все время рычит, даже во сне… Кошку съел на улице… Я не шучу, живую кошку – схватил за хребет, подбросил в воздух, поймал, прожевал и проглотил… Как удав… – Олега Юрьевича передернуло. – А у меня дети, вы… ты понимаешь. Не знаю, что делать…
Тот же умник, посетовав, что приятелю досталась собака с дефектом психики, посоветовал Цезаря усыпить. Не знаю, почему Олег Юрьевич этого не сделал – может быть, потому, что пес был действительно породистый, с княжеской родословной, и стоил примерно с маленький свечной заводик, а может, совесть проснулась. Он позвонил мне и теперь вот, при личной встрече, рассказывал о своих бедах, с некоторым изумлением поглядывая на меня сверху вниз – я сидела на земле, вытянув ноги и опираясь спиной о ствол дерева.
– Снова – здорoво, – сказала я, – что же вы ко мне-то пришли? Один дурак чуть вам собаку не загубил, а вы снова неизвестно к кому… Почему не в клуб? Там же знающие люди…
– Конечно, после этого случая я пошел к специалистам, – тонко улыбнулся Олег Юрьевич, – но в клубе мне дали ваш… твой телефон… Он у них там прямо на столе лежит, под стеклом.
– Ну, хорошо. – Я шевельнулась, и Цезарь тут же потянул в мою сторону, судорожно залаял прямо в лицо.
– Цезарь, фу. – Олег Юрьевич дернул поводок, но я сказала ему:
– Оставьте, не надо, – и заговорила с Цезарем: – Что ты кричишь, собака? Кто тебя обидел? Я тут сижу спокойно, никого не трогаю, колбаску вот ем. – Я достала пакетик из кармана, пошуршала. – Кстати, колбаски хочешь?
Пес зашелся в лае.
– Ну, не хочешь – как хочешь, а я поем. Вкусная колбаска! Прекрасная колбаска! Ве-ли-ко-леп-ная колбаска! – Я ела из пакетика и наблюдала за собакой, а Цезарь, замолчав, чуть наклонив в сторону точеную голову, внимательно наблюдал за мной. – Хорошая колбаса. Может, все-таки съешь кусочек, м-м? – И я похлопала себя по коленке. – Иди, поешь.
Пес сделал шаг назад, снова залаял.
– Зря, – не сдавалась я, – хорошая колбаса на дороге не валяется. На дороге валяется плохая колбаса, ее нельзя есть. А это – очень хорошая колбаса, видишь, я ем? Вку-у-усно… Иди сюда, дуралей.
Цезарь подошел, лег ко мне на колени, обнюхал лицо, руки, взял подачку. С первым пакетом он справился быстро, а когда я полезла за вторым (у меня всегда была запасная обойма), упреждающе зарычал.
– Не скандаль. Всего лишь добавка, ничего страшного. Вот и молодец, вот и хорошо… Хороший мальчик Цезарь. – Я погладила пса по груди, по морде так, чтобы он все время видел мою руку. – Молодец. Полежи спокойно, отдохни.
Цезарь, доев колбасу и обнюхав оба пакетика, завалился на бок, упираясь мне затылком в живот, сладко вытянул вверх передние лапы и прикрыл глаза. Я осторожно почесывала ему бок.
– Поразительно, – сказал Олег Юрьевич. – Мне говорили, но я… сомневался… Он даже ко мне теперь так не подходит…
– А что же ему к вам подходить, если вы – главный клоун в этом цирке?
– Что это значит?
– Присаживайтесь, поговорим. Садитесь, тепло. Вот, возьмите куртку, чтобы не испачкаться.
Это у меня был новый способ наводить мосты со взрослыми – я усаживала их на землю, как индейцев. Во-первых, это несколько выбивало их из колеи, они терялись, забывали заготовленные фразы (у взрослых всегда есть заготовленные фразы), и с ними можно было нормально разговаривать. А, во-вторых, нивелировалась разница в росте, и это тоже было нелишним.
Олег Юрьевич с минуту не мог решиться, но потом сел, аккуратно поддернув брюки.
– Ну-с, – произнес он, чуть смущаясь, – мне говорили, ты много спрашиваешь…
– Почему вы водите Цезаря без намордника?
– А… Ну… Я, наверное, еще не привык… С ним раньше никогда не было хлопот…
– Собаку обучали раньше?
– Да, в клубе… Он прошел какой-то курс… Общий курс, да? Я не знаю, жена водила. Я не понимаю, как так получилось… Не понимаю! – горячо заговорил он, уставившись на верхушки деревьев. – Я спрашивал у знакомых, мне сказали – все так делают… Чтобы собака к чужим не шла… Бывает, что собаки становятся слишком злобными, но на хозяев все же не замахиваются… Скажите мне, может ли быть, что у Цезаря действительно нелады с психикой?
– Да не похоже… Вот слушайте. Вы кем работаете?
– Я работаю в министерстве, – сдержанно ответил Олег Юрьевич. – А при чем здесь?..
– Ни при чем, просто для примера. Ну пусть бы вы работали поваром, да? Вот представьте: вы
