приходите на работу, а ваш начальник неожиданно дает вам леща, коллеги подсыпают тараканов в суфле, официант ставит подножку, а публика начинает швырять в вас корзиночками с кремом… Понимаете? Все, в сущности, невинно, каждый из этих поступков можно посчитать злой шуткой, и вы бы сами, может быть, потом посмеялись, если бы вам все объяснили. А если бы не стали объяснять, если бы так – каждый день? На улице, на работе, дома? Как? Понравилось бы?
– Я понял. Спасибо. Эх, бедняга Цезарь… Бедный мальчик. – Олег Юрьевич потянулся, чтобы погладить спящего пса по крупу, но я остановила его:
– Не надо, не сейчас. Пусть поспит, он устал… от этих ваших шуток. Вы, кстати, правы, так делают. И гадость какую-нибудь горькую собаке подбрасывают, чтобы не брала с земли, и камешками швыряются, чтобы отвлечь от прохожих, но не устраивают общую травлю… Да вы еще не хвалили его небось? Просто стояли и смотрели, как пес с ума сходит?
– Не хвалил, – признался Олег Юрьевич. – Но я не знал! Мне не сказали, что надо…
– Ну вот. И дальше – Цезарь жил себе поживал в светлом, добром, безопасном мире, и вдруг мир свихнулся и атаковал его… А спрятаться негде, родной хозяин – и тот с газетой наперевес…
– Мир свихнулся… Да ты философ…
– Я конюх. Хорошо. Я его возьму. Вы знаете мои условия?
– Да, мне сказали примерно. – И хозяин Цезаря полез за бумажником.
– Я не об этом. Я о схеме, порядке занятий. Цезаря от вас я заберу недели на две, на три, как пойдет. Но потом вы должны будете заниматься с ним еще около двух недель под моим присмотром. Каждый день. Если у вас нет на это времени – извините, я не стану работать с вашей собакой.
– Я найду время. И что, он после этого станет прежним?
– Прежним он никогда уже не станет, так не бывает. Но он станет вполне управляемым псом. Ну а станет ли он любящим и все такое, это уже только от вас зависит.
– А… я смогу его навещать?
– В течение первых двух недель лучше не надо, но я буду вам звонить, если хотите, докладывать обстановку.
– Я был бы вам признателен… А как с оплатой? Сейчас или… по факту?
– Вы можете заплатить сейчас половину, за две недели работы плюс содержание. А остальное – по факту.
– Я лучше заплачу за месяц… Сомневаюсь, что вы за две недели… что ты справишься так быстро. Хотя… – Он снова посмотрел на спящего пса. – Не знаю, что и думать. Как у тебя это получается? Тебя что, совсем собаки не кусают? Никогда?
– Кусают. Зимой вот черный терьер за локоть прихватил – думала, умру, так больно. Он молоденький совсем, года полтора, заигрался… Потом почуял – что-то не то, а у меня уже слезы из глаз – а я не плакса, поверьте. Отпустил, извинялся еще полчаса…
– Извинялся? Ты меня прости, но мне кажется, ты выдумываешь. Нехорошо собак очеловечивать, собака – это все же зверь… И что? Ты его хоть наказала?
– Извинялся – скулил вприсядку и лицо вылизывал. Наказывать не стала – не за что было. Сказала: «Больше так не делай, мне больно». Повторила несколько раз, он запомнил слово. Это полезно, с большими собаками и лошадьми, чтобы они знали это слово. И я собак не очеловечиваю, я-то как раз от них не жду невозможного. Не жду, что собака будет поступать так, как мне хочется, пока я ее не научу. Но отношусь по-человечески, да. Я же человек, не зверь. Могу и подумать, прежде чем драться лезть.
«А вы с вашими наказаниями у меня уже вот где», – подумала я, но вслух сказала:
– Извините, но мне пора идти. Если вы согласны, то вам нужно самому отвести Цезаря на новое место, чтобы он меньше беспокоился.
– Согласен. Вот деньги за месяц, хватит столько?
– Минуточку, я только собаку подниму. Цезарь, дружище, просыпайся. – Я погладила его по морде, подула в нос. Цезарь открыл глаза, посмотрел на меня сонно, добродушно. – Вставай, поднимайся, рабочий народ. – Я легонько подтолкнула пса, он сразу вскочил, стряхивая сон, и глаза из ясных снова стали мутными, как две медузы, выброшенные на берег. Пес огляделся неуверенно, как пьяный, и на всякий случай зарычал.
– Ну как? Не кидался он на тебя? – спросила я у Геши, который без меня кормил Цезаря завтраком.
– Не. Затюканный какой-то он, малaя. Не кусается, только брешет. И брешет как-то непонятно – в никуда. На сетку не сигает, в углу не ныкается, стоит посреди вольеры и брешет, как тузик. Я говорю: Зорька, хорош брехать, ща поляну накроем, завтракать сядем. Захожу, такой, а он дальше брешет. Не на меня, а так… Но не тронул, каши похавал нормально, а ты говорила вроде, отучали его у чужих брать?
– Да не отучали, а так, одно горе… Мама сказала, у него невроз, нужны физические нагрузки и свежий воздух…
– Ну тут этого добра… Чисто дом отдыха «Ленин в Горках»…
– С нагрузками – жопа. Не знаю, что и придумать. Отпускать его с поводка нельзя, он реально затюканный, твоя правда, на подзыв подходит через раз, да и вообще, чего от него ждать – неясно. На поводке я с ним, понятно, не набегаюсь, доберы – они резвые, как гепарды…
– А с конякой погонять?
– Так я тебе говорю – его не отпустишь одного, даже в наморднике. Удерет куда глаза глядят, а глаза у него в разные стороны глядят. Пока. Ну и вспомни, даже Ричарду в первый раз от Зоськи досталось, а уж этого… Точно копытом словит… А это не тот результат.
Мы сидели на завалинке (Геша выкупил спиленный ствол у «санитаров леса» – парковых рабочих; мы оба любили сидеть низко да и скучали по нашей давно прибранной со двора куче бревен) и с завистью поглядывали на Цезаря, лежащего на прохладном бетонном полу вольера да еще и в тени навеса – лето было жарким.
– А вчера Чача отчудил, пока вы ездили, – лениво сказал Геша. – Я выхожу, такой, на двор, а он лежит в корыте – ну, я кухню мыл и корыто с водой на дворе оставил, а он залез туда и лежит, чисто крокодил волосатый, морда на бортике довольная такая, хвост навыпуск… Так я им устроил банный день, обливал из шланга и его, и Зорьку…
– Ты поосторожнее с Цезарем, тут же дети бегают, мало ли что ему в башку вступит…
– Так я сказал шпингалетам с младшей группы – к собаке не подходить, у нее это… психическая травма… В смысле, сказал, психическая собака, кто подлезет, сам лично ноги выну… О! Я придумал! Надо велик. Давай велик на двоих купим, токо нормальный, «Салют», без этой сраной рамы… И будешь собак гонять заодно. Как тебе такое предложение?
– Геша, ты гений, – сказала я тихо, но с чувством. – То, что надо.
– Да не переживайте вы, все с ним нормально… Мы ему велик купили, гоняет каждое утро, доволен, как слон… О, вот она пришла, щас дам ее.
После тренировки я зашла к Геше и застала его болтающим по телефону. Он протянул мне трубку:
– Малaя, это хозяин Зорькин…
– Здравствуйте, Олег Юрьевич, – сказала я.
– Цезарь ездит на велосипеде? – недоверчиво спросил он.
– Да что вы, он же не цирковой медведь. Бегает за велосипедом каждое утро с большим удовольствием. Четыре километра по набережной до другого конца парка, там немножко занимаемся – я их вместе с Ричардом, моим немцем, гоняю. Потом назад, жару он пересыпает, потом на площадку ходим. Пес прекрасный, снова внимание стал держать, общие команды выполняет идеально. К окружающим излишней агрессии не проявляет. Думаю, через неделю сможете его забрать.
– Правда? Так быстро?
– Ну, если хотите, можете оставить пока, но в этом нет необходимости.
– Нет-нет, я с удовольствием… Без Цезаря дом совсем не тот, и дети скучают…
После первых утренних пробежек Цезарь стал выправляться. На второй или на третий день, когда я уложила его отдохнуть, а Ричарду бросила «апорт», Цезарь, оставшись на месте, стал поскуливать и вилять куцым хвостишкой.
– Что, тоже хочешь? Ладно, апорт! – Я бросила палку и отпустила пса, подумав, что он устал после
