Го Жу-цина.
Вспышки огня и клубы дыма заполнили комнату, и Сеоев погрузился в какую-то теплую, бездонную глубину…
Проснулся он поздно. Голова была тяжела, веки, словно налитые свинцом, с трудом открылись. Сквозь плотно закрытые шторы еле-еле проникал дневной свет.
Сержант с удивлением огляделся по сторонам. Чужая постель, чужие вещи окружали его, и только возле тахты лежала его аккуратно сложенная одежда. Сеоев с усилием припомнил вчерашнее торжество, Алекпера, встречу с Го Жу-цином и, словно ужаленный, спрыгнув с тахты, бросился к своей гимнастерке. Лихорадочно трясущимися руками он раскрыл боковой кармашек… Все документы оказались на месте. Быстро одевшись, он подошел к окну, отбросил штору, желая распахнуть окно. Оно было затянуто решеткой. За окном виднелся сад и какие-то строения. Дом, в котором находился он, не был домом Алекпера. Это была благоустроенная европейская квартира. Уличный шум почти не доносился сюда, и Сеоев понял, что находится где-то в глубине, в дальних пристройках здания. Он еще раз проверил свои бумаги и затем сел у окна, терпеливо ожидая появления кого-нибудь из хозяев, так странно приютивших его, и тщетно стараясь вспомнить события прошлой ночи.
– Проснулись?.. Доброго утра! Ну, как голова, не болит? Вот что значит смешать этот проклятый дузик с вином и аракою! – услышал он знакомый голос Го Жу-цина. Фокусник бы в цветном халате, в тюбетейке на голове и с дымящейся сигаретой в руках.
– Слушайте, что это со мною было и где я нахожусь? – не совсем учтиво перебил его Сеоев.
– Меня зовут, как я уже вам говорил, Владимиром Николаевичем, находитесь вы у меня. Вчера, когда вы… – фокусник улыбнулся, – потеряли сознание, я, как русский человек и европеец, не хотел оставить своего соотечественника среди пьяных азиатов и отвез вас к себе… Надеюсь, вы на меня за это не в обиде? Знаете, ведь у вас могли быть с собою документы и деньги… Надеюсь, они целы? – учтиво осведомился Го Жу-цин.
– Спасибо, все в порядке. А теперь, Владимир Николаевич, я пойду домой, а то неудобно, могут меня хватиться и будут всякие неприятности, – вставая со стула, сказал сержант.
– Не спешите, дома никто и не думает о вас… Генерал уехал в посольство, а полковник Дигорский собирается к своим знакомым дамам… Никто и не вспоминает о сержанте Сеоеве. Давайте лучше позавтракаем. Идите вон в ту комнату, это ванная, умойтесь, а затем возвращайтесь сюда, и мы за завтраком потолкуем кое о чем. Кстати, вы что будете пить – чай или кофе?
– Ничего не буду… И в ванную не пойду. Мне надо к себе, – решительно сказал Сеоев, делая движение к двери.
– Ой, какой вы несговорчивый, нехорошо, милый сержант, поступая так, вы обижаете хозяина…
– Чем?
– Ну, хотя бы тем, что уходите от моего стола… Так не принято ни в России, ни на Востоке, ни у вас на Кавказе.
«Да в конце концов останусь еще на часок. Все равно полковник из моей записки знает, где я. Документы целы», – успокаивая самого себя, подумал сержант.
– Ну, как? Решено? Завтракаем вместе? – словно угадывая его мысли, спросил Го Жу-цин.
– Вместе! – ответил Сеоев.
– Тогда идите в ванную, а я распоряжусь о завтраке, – похлопав по плечу сержанта, сказал фокусник и исчез за плотной голубой занавеской, прикрывавшей дверь.
Когда умывшийся, освеженный Сеоев вышел из ванной, хозяин уже хлопотал около столика, на котором шипел, попыхивая, мельхиоровый самовар, стояли стаканы, тарелочки с сыром, яйцами и хлебом, с нарезанной ломтиками ветчиной и масленка с желтым маслом.
– Прошу вас, вот сюда, – учтиво сказал Го Жу-цин, – быть может, хотите водки, опохмелиться?
– Не-ет, ну ее совсем! Не надо, – замотал головой сержант.
– Ну, и отлично, тогда прошу чаю, – придвигая к нему стакан крепкого дымящегося чая, сказал фокусник.
– Как же это вы, Владимир Николаевич, русский, а очутились в Тегеране, да еще под китайской фамилией? – делая простодушное лицо, поинтересовался Сеоев.
– Очень просто! Уехал из России давно, лет, пожалуй, двадцать назад…
– Вы эмигрант?.. бело… – запнулся Сеоев.
– Белогвардеец, хотите сказать? Нет, ни в белой, ни в какой другой армии я не был. Это все политика – белые, красные, розовые и прочие… Меня это никогда не интересовало. Я уехал просто потому, что рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше… С моими способностями и профессией мне нечего было делать в Советской России. Ведь я гипнотизер, чародей, угадыватель мыслей и дел любого из людей. Ну, а скажите, разве большевикам интересно иметь у себя такого человека, который, как по книге, будет читать все их мысли и тайны? Конечно, нет, да, кроме того, и в смысле заработка, – ведь я сейчас зарабатываю до трех-четырех тысяч долларов в месяц, а что я имел бы у вас? Усиленный паек и спецставку восемьсот рублей?
– Нет, зачем же, и у нас встречаются замечательные фокусники в цирке… вот я сам в прошлом году в Тбилиси видел Кио…
– Знаю его!.. – перебил Го Жу-цин. – Но это же ремесленник и невежда. Он показывает фокусы, которые сделает любой мой мальчишка-ученик. А ведь я читаю мысли любого человека, знаю тайны всех, прорицаю будущее и рассказываю прошлое каждого… Вы не верите?
– Нет… Я не то что не верю, а сомневаюсь… Это же, извините, чепуха, – сказал Сеоев.
– Сейчас вы убедитесь в том, что ошибаетесь, мой друг. Дайте вашу руку, смотрите мне в глаза, глубже, напряженней, спокойней… Смотрите не мигая, – при этих словах фокусник, пронизывая взглядом сержанта, глухо и торжественно сказал:
– Мой дорогой друг, вам тридцатый год, вы осетин из аула Дарг-Кох, не женаты, были ранены где-то на Кавказе. Но это все не столь важно, перейдем к другим делам. Проследим за бугром Артемиды и вот этим разветвлением, определяющим долговечность жизни… – Тут фокусник вздрогнул и, словно не веря себе, поднес ладонь сержанта к своему лицу.
Он смолк, смешался и глухим голосом пробормотал:
– Не будем касаться этого вопроса…
– Нет, зачем же? Говорите все, – засмеялся сержант.
– То, что я прочел у вас на ладони, – строго сказал Го Жу-цин, – очень серьезно. Но пока я не хочу говорить об этом.
– Я не боюсь, – возразил Сеоев.
– Я знаю, что вы не из пугливых. Эта длинная линия, пересекающая ладонь, говорит о мужестве, и все-таки… я не скажу вам о вашей судьбе.
– Почему? Неужели она так плоха?
– Может быть, даже ужасна!.. – тихо проговорил Го Жу-цин и, перенеся свой взгляд на другую линию, быстро сказал: – А вот тут я читаю, что вы легко можете стать счастливым, можете прожить долго, быть богатым и умереть в глубокой старости, окруженным сыновьями и внуками.
– Вот тебе и раз! – сказал Сеоев. – Только, что вы мне пророчили что-то ужасное, а теперь рассказываете про счастливую жизнь. Ей-богу, Владимир Николаевич, это как-то не вяжется одно с другим!
– Вас ожидает или то, или другое. Вопрос лишь в том, по какому пути вы захотите пойти.
– Не понимаю вас.
– Сейчас поймете. Видите ли, по вашей руке я прочел, что у вас две линии судьбы, близкая позорная смерть, и второй путь: свобода, деньги и долгая, счастливая жизнь. Вопрос в том, что предпочтете вы…
– Конечно, второе, – смеясь, сказал сержант, – какой же дурак захочет первое!
– Да, но второе – надо не только захотеть, но и заслужить. Мне очень хотелось бы избавить вас от несчастья.
