По бледным щекам хирурга потекли гордые слезы. Он опустился возле друга и трепетным, срывающимся голосом сказал:
— Товарищ Кандыба, дорогой ты мой товарищ, первый раз в жизни жалею о том, что я не партийный.
— Уезжай, Паша, — вместо ответа сказал Кандыба.
Хирург молча, словно не слыша, смотрел на него.
— Пусть и моя могила будет тут же, — сказал он, раскладывая медицинскую сумку и доставая из нее перевязочный материал.
Замполит только вздохнул и, продолжая наблюдать за танками, левой рукой сжал ладонь хирурга.
От неподвижно стоявших немецких машин отделились три танка и несколько мотоциклов. Набирая скорость, они с треском и ревом пошли по дороге.
— Товарищ подполковник, влево из-за леса, в обход, движутся четыре танка, — сообщил наблюдавший за флангом лейтенант.
— Там не пройдут. У переезда заложены фугасы, — шепотом, словно боясь, чтоб его не услышали подходившие танки, ответил подполковник.
Мотоциклисты были уже возле заставы. Они на ходу стреляли из привинченных к рулям пулеметов, и их вразброд летевшие пули щелкали по ветвям, сбивая зеленую листву и поднимая пыльцу с сухой, сожженной солнцем земли.
Вдруг один из мотоциклистов покачнулся и, взмахнув руками, упал на дорогу. Пытаясь остановить машину, другой завихлял и вместе с нею свалился в кювет. Резкий стук наших трехлинеек влился в частую дробь автоматов, и горячий свинец защелкал по броне машин, сшибая с ног солдат.
— Огонь! — закричал замполит, и его единственное орудие сделало один за другим четыре выстрела.
Передняя машина остановилась. Под нею рванулось пламя, и буро-багровый дым охватил танк. Из длинных стволов других танков полыхнули желтые огни. Над окопом пронеслись снаряды, и хата, мимо которой полчаса назад проходил хирург, вздрогнула и завалилась.
Хирург хотел приподняться, но новый, еще более сильный грохот заставил его прижаться к окопу. Совсем близко от него рванулась земля, и сухие, тяжелые комья, выброшенные к небу, посыпались с окон.
«По нас стреляют», — догадался хирург. Пулеметная струя, обдавая его свистящим ветерком, пронеслась возле щеки.
— Не вылезай, без нужды не суйся, — услышал он голос Кандыбы. — Сиди, Паша, в покое. Надо будет, позовем, — крикнул замполит, припадая к загрохотавшему, затрясшемуся пулемету.
Через поле, кусты и вдоль дороги бежали немецкие солдаты. Они что-то кричали, размахивая руками, стреляя на бегу.
Из-за кустов, ломая молодой, неокрепший березняк, появились танки. Были отчетливо видны лица бегущих за ними солдат.
— Чего там бронебойщики спят! Огонь по танкам! — отрываясь от пулемета, крикнул замполит, но его голос потонул в тяжелом, грохочущем взрыве, от силы которого рванулись и заходили кусты.
Шедший впереди танк с желтым крестом на броне налетел с размаху на тяжелый фугас, полчаса назад заложенный капитаном Кошелевым. Зеленая броня танка окуталась розоватым дымом. Мотор заглох, танк медленно сполз в канаву и затих.
— Молодец капитан… пригодился… — вспоминая слова Кошелева, взревел от восторга замполит.
Его душа пылала боевым азартом. Он снова чувствовал себя прежним, полноценным казаком Кандыбой.
— Не-е-ет! Врешь! — Он снова был бойцом, командиром, конармейцем. — Так, так! Бей их, сучьих сынов, крой чаще, не жалей свинца! — кричал замполит, кося фланговым огнем бегущих немцев. — Не уйдешь, не спасешься! — кричал он, глядя, как под его очередями падали, метались и залегали фашистские солдаты.
Упоение боем охватило его. Он уже не видел, как рвалась шрапнель, как то тут, то там падали гранаты, обдавая осколками бойцов. Он не видел и того, что хирург уже давно вылез из окопа и, лежа в канаве, перевязывал красноармейцев. Бой, тот самый бой, в котором он мечтал полностью рассчитаться с германом, наконец пришел. Фашистские солдаты, та самая сволочь, которая посмела топтать своими копытами русскую землю, были вот тут, возле него. И накалившийся от яростного огня пулемет стучал, трясся в боевой, злобной, стремительной дрожи.
— Товарищ подполковник, товарищ подполковник! — услышал он голос высунувшегося из блиндажа радиста.
— Чего тебе? — отрываясь от «максима», спросил замполит.
— Штаб корпуса сообщает… просят продержаться полчаса… танки наши сюда выходят… и авиация тоже. Приказывают задержать немцев еще на тридцать минут.
— Передай: «Есть, продержаться тридцать минут». Только добавь, что, если нужно, задержим и на час! — ответил подполковник.
Из одиннадцати ринувшихся в атаку танков пять пылали, охваченные огнем. Выскочивший из люка немец упал возле дороги и медленно пополз к канаве, но был добит одиночным выстрелом пожилого красноармейца, которого Кандыба отправлял вместе с другими в тыл.
— Четвертый! — сказал он, перезаряжая винтовку.
Потом тщательно приложился и выпустил одну за другой две пули.
— Пятый! — поднимая от ружейного ложа голову и вглядываясь в сбитого им немца, сказал он.
— Хорошо стреляешь, папаша! — похвалил его лежавший рядом хирург. — Во-он еще один за кустом виднеется… сюда целится. Да во-он… вон! — торопясь и указывая бойцу на немца, крикнул хирург, но красноармеец молчал.
Хирург глянул на него и отвернулся. Над левым глазом красноармейца темнело отверстие, из которого медленно текла кровь.
Слева кто-то застонал, и хирург пополз туда. В воздухе, словно зерна из огромного лукошка, сыпанула и разлетелась по кустам шрапнель.
Хирург подвалился к стонавшему бойцу и быстрыми, привычными движениями стал разрезать намокшую от, крови гимнастерку.
Неожиданно тяжелый грохот и железный лязг оглушили его. Он зашпилил бинт и приподнялся. Впереди, метрах в тридцати от него, выставив длинное орудие, несся танк. Его темные гусеницы легко бежали по серой земле. Крутая пыль курилась позади. Оглушающий металлический грохот рос и заполнял воздух, забивая уши, мозг и сознание хирурга. Страшная, неумолимая смерть была возле.
— В окоп! В окоп скорее! — услышал хирург срывающийся крик замполита.
Но растерявшийся врач, первый раз в жизни видевший танк так близко от себя, замер на месте, глядя остановившимися глазами на набегавшие гусеницы стального чудовища.
— В око-оп, да в окоп же! Э-эх, Павел Семенович! — снова услышал он отчаянный вопль замполита.
Чья-то сильная рука рванула его к окопу, и хирург тяжело, словно мешок, упал в узкую, глубокую щель.
«А как же раненый?» — мелькнуло в его сознании.
В эту же секунду на глазах у всех подполковник неловко приподнялся и, опираясь левой рукой о землю и свой пулемет, размахнулся и швырнул изо всех сил связку гранат прямо под брюхо немецкой машины.
Три противотанковые гранаты сделали свое дело. Танк остановился. Сбитая гусеница, в двух местах разорванная взрывом, сползла на землю. Пушка замолчала. Из башни заструился легкий дымок, и внутри стали глухо рваться снаряды.
— Ур-ра! — закричал замполит и бросил в остановившийся танк две бутылки со смесью.
Танк вспыхнул.
Кандыба слегка приподнялся, как вдруг автоматная пуля легко и резко рванула его плечо. Из
