И я рассказал ему мой проект.
— Вас знают в пивной?
— Так точно. И хозяйка знает и девушка, там такая есть, подавальщица Марианна.
— А не встречали ли вы там человека с густыми бровями, хромающего на левую ногу?
Старшина отрицательно покачал головой, задумался и спросил:
— Это не того, что на кладбище ехал?
— Того самого.
— Нет. А разве он там?
— Не знаю, но есть предположения, что там. А эта Марианна — ваша симпатия?
— Нет, просто так, глазки строит да ухмыляется.
— А как же Эльфрида Яновна на это посмотрит?
Глебов вздохнул.
— Хороша Маша, да не наша. Эти разные Марианны — барахло: вежливо улыбаются да глазки строят, а сами нож за пазухой держат; а Эльфрида Яновна — другое…
— Что же другое?
— Настоящий человек. И ее ничем — ни страхом, ни лаской — не купишь.
— Ну что ж, по-моему, вы не ошибаетесь, — ответил я. — Передайте Эльфриде Яновне, что зайду к ней после обеда, а вы загляните ко мне вечером. Может быть, вам сегодня же придется по службе подняться и повыше пивного зала.
Насс пришел ровно через два часа. Не торопясь он достал из портфеля блокнот и прочел мне сведения, полученные им за это время.
— «Барон Карл фон Манштейн, сводный брат баронессы фон Фокк, первой жены Геринга, уехал из Шагарта в провинцию Ольденбург в начале декабря 1944 года. Барон — владелец четырех домов в городе, отличной скаковой конюшни, хозяин, участник и акционер ряда предприятий города и его районов. Активный фашист и доверенное лицо Геринга по Южной Силезии. В 1938 году ездил на полгода в Англию, останавливался у герцогини Астор, встречался там неоднократно с Мосли. Крепко связан экономическими и дружескими связями с американскими фирмами Рокфеллер и Дюпон. В июле 1944 года Геринг посетил Шагарт и провел у фон Манштейна полтора дня.
Анна-Мария Таубе, вдова генерала, умершего в 1938 году. Хозяйка бир-халле и дома свиданий на Гогенлоэштрассе. Была тесно связана с бежавшей администрацией и офицерами гарнизона. «Дело» поставлено широко. Посещается разнообразной публикой. Пивная закрывается в восемь сорок пять, а заведение в восемь часов вечера, хотя предполагается, что в комнатах четвертого этажа остаются посетители на ночь.
Девушек — девятнадцать. Все зарегистрированы у бургомистра. Есть предположение, что девушек больше, но официальных данных об этом нет.
Дом номер тридцать шесть принадлежит некоему Циммерману, фашисту, покинувшему город больше трех месяцев назад…»
— Как зовут Циммермана?
— Конрад. Он родной…
— …племянник рейхсмаршала Геринга, — закончил я.
— Вы знаете это? — удивился Насс.
— Да, и мне кажется очень странным, что все эти господа, связанные родством и делами с Герингом, не уехали, не бежали отсюда еще задолго до нашего прихода, а, наоборот, слетелись сюда.
— Разве Конрад фон Циммерман здесь?
— Да! Он находится недалеко отсюда — сидит внизу, в подвале.
Насс не без уважения взглянул на меня.
— Как вы думаете, зачем сошлись сюда эти люди, вместо того чтобы как можно дальше бежать от нас? Что может интересовать их настолько сильно, что они не боялись рискнуть головой?
Насс молча и внимательно слушал.
— Золото, деньги и богатства, впопыхах оставленные здесь и спрятанные где-нибудь в Шагарте?
Насс отрицательно покачал головой.
— Эти люди очень богаты. У них на западе Германии имеются поместья и дома, и к тому же они успели своевременно вывезти свои ценности.
— Может быть, организация диверсий и шпионаж?
— Тоже нет. Разве эти светские, богатые люди сумеют быть хорошими шпионами?
— Тогда зачем же они здесь?
Насс задумался, потом сказал:
— Я думаю, что они прибыли сюда по приказу их родственника и главаря Геринга и что в деле, из-за которого они рискуют головой, помимо всего прочего, лично заинтересован Майер.
— Кто? — переспросил я.
— Майер, — повторил Насс и улыбнулся. — Да, ведь вы не знаете, что у нас в Германии уже четыре года как народ называет Геринга Майером.
— Почему?
— А потому, что, когда нацисты двинули свои полчища завоевывать мир, Геринг, выступая по радио, торжественно заявил немецкому народу: «Мы сильнее всех в воздухе. Если хоть одна вражеская бомба упадет на территорию Германии, зовите меня не Герингом, а Майером».
— А что значит «Майер»?
— Да просто самая распространенная, рядовая фамилия, так, как у вас…
— Иванов, — подсказал я.
— Вот именно. Ведь и этот сбежавший фашист, к которому наведывался американец, был Майер. Ну, а когда бомбы посыпались на наши города, народ потихоньку стал называть Геринга Майером.
Я засмеялся и посмотрел в окно на унылые развалины, высившиеся в разных концах Шагарта.
— А какое отношение имеет исчезнувшая картина Вебера к этому делу?
— Не знаю. По-моему, никакого, хотя об этом вам следовало бы поговорить с фрау Вебер. Я лично, как искусствовед, изумлен, что вокруг талантливой, но и только талантливой, картины создан какой-то ажиотаж.
— Так зачем же фашисты похитили ее?
— Не понимаю. Мне кажется, она им не нужна, — сказал Насс.
Я с большим удовлетворением слушал его слова. Вывод, который я давно сделал сам, теперь подтверждался в беседе с этим умным и рассудительным человеком. Конечно, зачем нужна была фашистам эта, в конце концов, посредственная картина? Да будь она даже великим произведением искусства, принадлежи кисти Леонардо, Гойи или Тициана, никто не послал бы почти на верную смерть стольких видных людей из-за картины. Но тем не менее картина была украдена ими. Насс не знал всех подробностей дела, но ведь я-то знал, что за картиной дважды приходил некий Гецке, что была подделана подпись коменданта и что переводчица помогла украсть картину…
— Вы знали Вебера? — перебивая ход своих мыслей, спросил я.
— Нет. Только его работы. Знаю, что он был талантливый, независимый, но вместе с тем и неуравновешенный человек. Это был художник, которого интересовал не столько самый объект, сколько его внешние формы. Таким же он был и в жизни, и нас не удивило ни то, что его убили в гестапо, ни то, что он писал с натуры Геринга.
— Геринга?
— Да. Разве вы не заметили, что этот тучный, выхоленный вельможа, стоящий рядом с Фридрихом и Вольтером, — Геринг?
— То есть как Геринг? Восемнадцатый и двадцатый век? — ничего не понимая, сказал я.
Насс рассмеялся и развел руками.
— О-о, для нацистских господ подобные пустяки не имеют никакого значения. Дело в том, что худородный и мало кому известный капитан Геринг, сын незначительного колониального губернатора, сделав возле Гитлера свою умопомрачительную карьеру, не захотел остаться просто Герингом, и по его приказу ученые геральдисты не только состряпали ему стародворянское происхождение, но и нашли
