но отец не шевельнул даже пальцем. Я рад был бы броситься бежать, но ноги мои налились свинцом; я врос в землю от страха. Медведь встал на задние лапы; казалось, он бежит так быстрей, чем на всех четырех. Передние лапы потянулись к отцу. Я чувствовал уже, как когти зверя рвут воздух; мне чудилось, что горячее дыхание вылетает из пасти и обжигает мне лицо. Тут отец вскинул ружье, дуло уперлось в пасть, и раздался выстрел. Кровь хлынула широкой струей вместе с предсмертным хрипом и ревом. Я стоял, зажмурив глаза. Отец встряхнул меня.
— Не нужно бояться, сынок. Страх убивает человека, когда зверь еще далеко. Гляди, какой крупный, — такого не каждый день встретишь. Жаль, что нельзя сохранить его голову: ему разнесло весь череп. Ну, шкуру снимем мы утром, теперь уже поздно.
Мертвый медведь охранил наш сон в эту ночь. Мы спали на дереве, он караулил внизу. Звери обходят места, на которых зверь убит человеком.
Утром мы сняли с медведя шкуру. Никто, даже голодный шакал, не тронул огромной туши. Шкура была цела.
Мудрость лесов
Когда тигр проходит в зарослях джунглей, высокие травы колышутся, и зыбь их похожа на полосы его шкуры; когда идет пантера, стебли и листья расходятся и сходятся, точно хлопают детские руки. Зыбь эта — от поступи зверя. Тот, чьи глаза остры, быстро научается читать эти приметы.
Но как узнать, кого густолесье посылает навстречу, если кругом темнота? Только очень опытный житель джунглей владеет этим искусством. Если глаза не видят, а запахов не приносит ветер, как угадаешь приход врага? Тут только инстинкт приходит на помощь. Мой отец темной ночью чувствовал близость зверя; он спускался тогда с дерева и садился на землю, спиной к стволу, чтобы никто не мог напасть на него сзади. Я сидел у него на коленях, а он, держа на взводе курок, пел протяжные песни и успокаивал меня.
Как-то ночью мы сидели высоко на дереве. Вдруг мой отец сказал:
— Мне хочется петь. Спустимся вниз и сядем на землю под деревом.
Я спросил его полусонный:
— Почему не петь здесь?
— Здесь мне неспокойно. Спустимся вниз. Ведь ты не боишься?
— Нет.
— Внизу нас никто не тронет.
Мы спустились вниз и прислонились спиной к стволу, отец запел:
— Луна собирает молчанье серебряными руками…
Он повторил эти слова несколько раз.
— Ночью глухою в лесу просыпается спящий… — запел он громко-громко и в эту минуту вскинул ружье к плечу и выстрелил. Ужасный вопль разбил тишину ночи. Хрип перешел в яростное рычание. Рычание слышалось все ближе и ближе, зловещее, как змеиное шипенье.
Отец выстрелил снова и подождал. Теперь не слышно было ни звука, и отец спокойно положил ружье.
— Теперь молодой тигренок мертв, — сказал он, — и никто не побеспокоит нас ночью. Мы можем спокойно спать.
Наутро, спустившись с дерева, мы увидели, что это был не молодой тигр, а пантера, большая и черная.
— Отец, — сказал я, — откуда ты знал, что она подле нас и как ты мог метить в нее в темноте?
— Когда солнце светит, ты видишь тень дерева на земле. Научись же слышать тень звука, летящую по лесу, — ответил он.
Однажды утром мы пробирались в глубоких джунглях; отец поотстал, и я слышу, как он кричит мне:
— Постой! Впереди нас тигр. Видишь, здесь он прошел и оставил полосы свои на росе.
И правда: местами зверь отряхнул росу со стеблей — по мокрой траве змеились сухие полосы, а дальше мы наткнулись на место, где сухая трава темнела большим и круглым пятном.
— Это тигр взмахнул хвостом и вычертил им круг по росистой траве, — сказал отец.
Дальше трава была примята низко, будто кто-то здесь поставил на землю корзину. Отец объяснил:
— Это тигр уткнулся в траву, чтоб освежить свою морду.
— Свернем лучше назад, — сказал я, — он ждет нас где-нибудь впереди.
— Нет, мой трусишка. Вряд ли тигр ждет нас: он в своем логове, к тому же он сыт и теперь никого не тронет.
— Почему ты знаешь?
— Он нежился в свежей траве; голодный зверь никогда не станет тешиться ранней прохладой.
Но едва мы прошли две-три сотни шагов, до нас донеслось тихое ворчание. Мы остановились. Снова то же ворчание, только подальше. Отец заметил:
— Его величество еще не достигло логова: он дает знать ворчанием, чтобы ему очистили дорогу.
— Он идет очень медленно, — сказал я.
Вдруг отец снизил голос до шепота; он говорил больше жестами, чем словами. Только тот, кто много времени прожил вместе, умеет разговаривать на языке молчания.
— Он наелся так, что стал дерзок, — шепнул мне отец. — Его не заботит, видят его или нет; он возбужден, и лучше его сейчас не трогать.
Я подался назад.
— Стой смирно, — шепнул мне отец, — не то он услышит.
— Я ступаю так тихо…
— Слух зверя остер. Он подумает, что мы испугались, догонит нас и убьет. Стой на месте, пока он не уйдет подальше.
Так мы стояли, не шевелясь, и смотрели вслед полосатому зверю.
Глаза верней всего укажут, какой дорогой направился тигр. Но если ты близко и ветер дует тебе в лицо, ты узнаешь об этом по запаху. Иногда острый слух расскажет о том, где прячется тигр. Если в лесу не видать ни оленьих следов, ни буйвола, ни антилопы, ни дикого козла, будь уверен, что поблизости нет ни пантеры, ни тигра. Хищники там, где живет их добыча.
Логово тигра можно найти и по другим приметам. Если в джунглях плещет ручей — значит, где- нибудь рядом есть и логово тигра: хищник пьет много и всегда для жилья выбирает место поближе к воде.
Как-то, помню, набрели мы с отцом на ручей. Мы были разгорячены, упарились и утомились и счастливы были утолить свою жажду. Не успели мы сделать и десятка глотков, как слышим рядом чье-то сонное храпение. Мы осмотрелись по сторонам и скоро увидели двух детенышей тигра. Они испугались нас и зафыркали, плотно прижавшись брюшком к земле. Мы снова услышали храп, сонный, но громкий.
— Идем отсюда, — шепнул мне отец.
Тигрята пошли за нами.
Нам хотелось поймать их, но мы знали, что тигрица близко и при первом крике детенышей обрушится на нас. Смешнее всего было, что один из тигрят подбежал и прыгнул на меня, как ручной щенок. Его когти прорвали полотняную одежду и царапнули мне кожу; от неожиданности я скинул его с себя ударом руки. Звереныш взвизгнул, и в то же мгновение тигрица вышла из логова.
— На дерево! — шепнул отец. — Она идет!
Да, в этом уже не могло быть сомнений. Едва мы успели вскарабкаться на дерево, как увидели тигрицу. Это был великолепный зверь. Она вышла на открытое место, остановилась и глянула на тигрят. Они бросились к ней и прильнули к ее бокам. И тут она вдруг отшвырнула от себя одного — того самого, который прыгнул на меня, — и начисто вылизала его языком. Как знала она, какой из детенышей коснулся меня?
