общем, я стала говорить ему бранные слова, вот… – Преодолев очередной приступ тошноты, Пакс добавила: – Этим словам меня научил мой двоюродный брат.
Стэммел неожиданно протянул ей фляжку:
– Выпей воды. Если тебя все время тошнит, нужно, чтобы в желудке что-то было. Хотя тебе запрещено давать еду и воду.
Пакс, благодарно кивнув, с жадностью сделала несколько глотков.
– Сэр, – продолжила она, – он очень рассердился на меня из-за этих ругательств…
– Обидеть солдата бранью – это еще нужно ухитриться. Что ты ему сказала?
– «Паргсли спакин и токко…»
– Да ты хоть знаешь, что это значит, детка?
– Нет, брат сказал, что на каком-то языке, кажется наших противников, это очень обидное ругательство.
На мгновение лицо Стэммела смягчила улыбка.
– Это точно. Ну и выбрала ты… В следующий раз, прежде чем ругаться, выясни, как переводятся эти оскорбления. Ну ладно, что было потом?
– Он зажал мне рот ладонью и попытался уложить на койку. – Пакс сделала еще глоток.
– Ну?
– Тогда я укусила его за руку, и он отпустил меня. Я вскочила, но он загородил мне дорогу к двери и снял ремень.
– Он что-нибудь сказал?
– Да, сэр. Он пригрозил, что изобьет меня, пообещал укротить, как норовистую лошадь, а затем замахнулся ремнем. Я хотела проскочить мимо него, как мне однажды удалось с отцом, но он схватил меня за горло и ударил кулаком в лицо. Я чуть не потеряла сознание от боли и ужаса, а придя в себя, поняла, что мне не остается ничего другого, как защищать свою честь и жизнь.
– Примерно такого рассказа я и мог ожидать от тебя, насколько я тебя знаю. Ладно, что было дальше?
– Я… я едва помню. Мне удалось оторвать его ладонь от моего горла, но вырваться из его рук я не смогла. Он слишком сильный и ловкий. Мы покатились по полу. Я помню, что он что-то кричал и все время бил меня. Я слабела с каждой секундой. Потом кто-то схватил меня сзади, скрутил мне руки, а удары продолжали сыпаться на меня. Боюсь, что это продолжалось, пока вы не пришли.
Сержант нахмурился:
– Одно я знаю точно: при мне тебя никто не бил? Когда я вошел, Коррин висел у тебя на плечах, а Стефи лежал на полу. Коррин сказал, что он едва-едва сумел утихомирить тебя. Понимаешь, если все, что ты рассказала, правда, то у тебя были все причины вступить в драку. Но ведь там был Коррин – по крайней мере он так утверждает, – а его версия противоречит твоей, совпадая с тем, что говорит Стефи.
– Да, он был там с самого начала и все время хохотал надо мною. Но я говорю правду, сэр. Честное слово. Я могу понять, что вы скорее поверите этому… как его… Стефи, которого вы знаете уже давно, чем мне, новобранцу. Но все было так, как я сказала, и мне наплевать, что будет молоть по этому поводу Коррин.
– Если бы все упиралось в то, что говоришь ты и что утверждает Коррин… – Стэммел помолчал, переминаясь с ноги на ногу, и вдруг как-то неловко спросил: – Пакс, ты здесь с кем-нибудь спала?
– Нет, сэр.
– Но тебе ведь наверняка предлагали?
– Да, сэр, но я отказывалась. Мне это не было нужно. Я спрашивала у Майи…
– У помощницы квартирмейстера?
– Да, сэр. Я спросила ее, должна ли я соглашаться, но она сказала, что нет. Просто не нужно поднимать шум из-за некоторых предложений, как можно было бы делать дома.
– Коррин делал тебе подобные предложения?
Пакс затрясло, когда она вспомнила постоянные приставания чернобородого новобранца, его попытки облапить ее, уложить на кровать…
– Да, сэр, – шепотом ответила она.
– Пакс, смотри мне в глаза, – приказал сержант. – Заходил ли он дальше, чем просто предложения?
– Он… иногда да, сэр.
– Почему ты ничего не говорила ни мне, ни Боску?
Пакс пожала плечами:
– Я думала, что это и называлось бы «поднимать шум». Наверное, мне полагалось самой разбираться во всем этом.
– Вести себя как девице, впервые оказавшейся в кабаке, конечно, не следует. Но ни один солдат не обязан терпеть такого рода притязания со стороны сослуживцев. Получив отказ, обычно наши ребята отвязываются от таких девушек. Всегда найдется другая, которая с удовольствием согласится. Жаль, я не знал о том, что происходит. Этому был бы положен конец.
Помолчав, Стэммел негромко спросил:
