ведь она никогда даже не помышляла о том, чтобы присоединиться к нашему братству, никогда не поклонялась Геду. Да и вообще, судя по всему, у нее весьма… скажем так, поверхностные познания в области нашей веры. А незнание ведет, как известно, к сомнению и неприятию. Тем более странным выглядит случившееся. Паксенаррион не верит в Геда, и, следовательно, маловероятно, чтобы его символ спас ей жизнь. Судя по всему, Паксенаррион не находится под особым покровительством каких-либо других божеств.
– Вы имеете в виду Фалька или Камвина? – спросила Доррин.
– Да. Но, разумеется, если она до поступления на службу не слышала даже о Геде, известном в Северных королевствах, то о почитаемых на юге Фальке и Камвине и речи быть не могло.
Маршал помолчал и подытожил:
– Одним словом, я не знаю, кто или что спасло вчера Паксенаррион. Но без вмешательства каких-то высших сил здесь не обошлось.
Все кивнули, а Маршал обратился к герцогу:
– Я знаю, что вы не испытываете большой симпатии к нашему братству, но все же, герцог Пелан, вы известны как честный и справедливый человек. Осмелюсь попросить вас: если когда-нибудь сила, которая ведет Паксенаррион по жизни, потребует от нее покинуть вашу роту, не задерживайте ее. Сейчас ее верность вам безгранична. Я же, не зная, какой путь предназначил ей Великий Господин, не осмелюсь даже убеждать ее вступить в мое братство. И все же…
– Что именно? – сухо спросил герцог.
– Сейчас у вас в роте есть молодой, чуть вспыльчивый, но умелый, честный и уже достаточно опытный воин. Я уверен, что, если ничто не сломает волю Пакс, не изменит ее душу, то через несколько лет она перерастет то, что доступно рядовому солдату.
– И что, служба в моей роте может поломать ее волю и искалечить душу?
– Нет, мой господин. Если ей суждено то, что я предполагаю, лучшего места для тренировки и учебы, чем рота герцога Пелана, для нее и не придумать. Но Паксенаррион может перерасти рамки роты, и при этом ее верность присяге будет удерживать, давить ее. Она может духовно сломаться, ослабеть, как сокол, которого все время держат в клетке.
– Любая рота – это такая же клетка, – заметил Пелан.
– Именно это я и хотел сказать. И я имею в виду… если вдруг ей понадобится свобода… умоляю – не удерживайте ее.
– Я, между прочим, не рабовладелец, – буркнул герцог. – Видит Тир, вы и сами меня неплохо знаете. А Пакс – она отслужила обязательные по договору два года и теперь свободна покинуть роту в любой день. Но я не собираюсь ее выпихивать только потому, что одному из Верховных Маршалов Геда показалось, будто какие-то божественные силы пересеклись в судьбе моего солдата. Вы здесь своего не получите.
– О чем вы, мой господин?
– Да все о том же! Стоит появиться в роте отличному бойцу, как набегает ваша братия и заявляет, что ему следует посвятить себя Геду. В мире, друг мой, есть много достойных поклонения борцов за справедливость и освободителей угнетенных, которые, не принадлежа к вашему братству, сражаются не хуже ваших паладинов, оставаясь, в отличие от них, безвестными.
Герцог замолчал, пристально глядя Верховному Маршалу в глаза. Тот, не отводя взгляда, медленно поставил кружку на стол и ответил:
– Мы никогда не заявляли, что все благородные воины должны поклоняться Геду. Есть другие святые, а над святыми – боги. Не буду лукавить, я хотел бы видеть Паксенаррион среди своих сподвижников, но, клянусь, не стану пытаться обратить ее в мою веру.
– Она вообще может стать верным слугой Тира, – заявил Арколин.
– Очень может быть. И пока она служит добру, я желаю ей света на пути. И мы вовсе не столь уж узколобы, как вам кажется, герцог Пелан.
– Может быть, я и ошибался, – сухо ответил герцог, – но, в конце концов, в этой кампании боги вновь свели нас как союзников. Позвольте в знак примирения предложить вам еще вина. Кстати, через своих капитанов я передал в когорты о вашем присутствии в роте. Виделись ли вы уже с вашими братьями по вере?
– Да, мой господин. Со всеми без исключения. В первую очередь с ранеными.
– Как видите, я не чиню никаких препятствий своим солдатам в отношений веры, ни в чем стараюсь не воздействовать на них.
– Позволю себе не согласиться с вами, ибо каждый день они видят перед собой пример для подражания – воплощенное мужество, честь и справедливость.
– Грубая лесть от Верховного Маршала – это что-то новое. Может быть, вам что-то от меня нужно? Говорите.
– Никакой лести. Вы командуете отличной ротой, это подтвердит любой, кто с вами знаком. Единственное, о чем бы я хотел попросить вас, – это разрешение еще на один разговор с Паксенаррион, когда память окончательно вернется к ней.
Герцог молча смотрел на жреца некоторое время, а затем сказал:
– Я не собираюсь препятствовать вам в этом, но завтра утром мы выступаем.
– Но ведь Паксенаррион…
– Я не оставлю раненых там, где могут оказаться лазутчики этого мерзавца Синьявы. Те, кто не сможет идти, поедут в санитарных фургонах с обозом. Если вам с нами по пути, можете снова побеседовать с Пакс.
– Как вы полагаете, понадобится ли вам в дальнейшем помощь жрецов?
