жестокой. А уж представителей более сурового класса, чем воины, придумать сложно. Нас может слегка сбить с толку слово «аристократия», которое часто применяют в книгах по древней истории по отношению к галльской знати, — вернее, современное понимание этого слова. Аристократическая осанка, аристократические манеры… Все это совершенно не из той оперы.
Попробуем себе представить, что это такое — быть воином в древнем кельтском обществе. Понятно, что с точки зрения истории это будет, как обычно, некое не совсем точное обобщение.
Цезарь называет знатных воинов всадниками, так как они сражались верхом. Галлы не использовали боевые колесницы в отличие от бриттов и ирландцев. Разумеется, хороший конь стоил дорого, а уж колесница и подавно. Именно поэтому древнеирландская литература изобилует подробными описаниями коней и колесниц. В этом плане древние мужчины ничем не отличались от современных, с упоением обсуждающих дорогие автомобили. Тут напрашивается продолжение в виде разговоров о пиве и футболе, поэтому сразу уточню: пиво у древних кельтов было, а футбола в его современном виде еще не было.
Еще один мужской «пунктик» — это оружие. Разумеется, оно несколько отличалось от эпохи к эпохе и от местности к местности, поэтому давать в этой главе подробное описание всех типов оружия нет смысла (да и главы не хватит). В бою чаще всего использовались копья и мечи, а защищались воины щитами. Археологи находят захоронения знатных воинов, отправленных в путешествие по иному миру во всеоружии и в полном торжественном облачении. Раскопки гораздо красноречивее (и точнее!), чем произведения античных авторов, рассказывают нам о том, как же выглядели аристократы Гальштатского и Латенского периодов.
В гальштатских погребениях археологи обнаруживают повозки, длинные мечи, которые были в употреблении до VI века до н. э., а после сменились изящными короткими мечами, более напоминающими кинжалы. Специалисты считают, что такие короткие мечи-кинжалы, как правило, богато украшенные, были скорее показателем высокого общественного положения, дорогой игрушкой, чем настоящим боевым оружием. Вообще, судя по всему, знатные кельты эпохи Гальштата любили похвастаться своим благосостоянием не только в этом, но и в ином мире. В восточных Альпах, где совершенно невозможно было использовать колесницы на крутых горных тропах, в захоронении одного богача-соледобытчика археологи обнаружили 10-сантиметровую колесницу из свинца. Чтоб на том свете знали, с кем дело имеют… Остатки настоящих колесниц, которые находят в погребениях, украшены не хуже ножей и мечей: на оси прикрепляли металлические кольца, издававшие при движении мелодичный звон. На одной из таких колесниц было аж 48 звенящих колечек!
Погребения Латенской эпохи рассказывают нам о воинах, чьи тела в бою защищали панцири из материи или кожи и прикрывали щиты, обитые железом, а сражались эти воины с помощью копий и железных мечей с богато украшенными ножнами. Впрочем, украшением оружия латенские знатные воины не ограничивались. В те времена кольца, браслеты и прочие нательные ювелирные изделия не считались исключительно дамскими игрушками.
Руки знатных воинов украшали бронзовые и золотые кольца, браслеты; плащи застегивались при помощи богато украшенных фибул. «Визитной карточкой» аристократа Латенской эпохи принято считать торквес — украшение, которое у славян именовалось шейной гривной. Этот незамкнутый обруч с шариками на обоих концах, чаще всего сделанный из золота, носили на шее. Обруч часто был не прямой, а витой, а шарики украшались различными орнаментами или делались в виде голов животных или людей. Тут можно сказать одно — фантазия ювелиров и их заказчиков не знала пределов. И археологам, раскапывающим очередное захоронение, остается только восхищаться древними мастерами, которых иначе как художниками не назовешь.
Но, разумеется, для представителей воинской знати украшения были в первую очередь не произведениями искусства, а показателями принадлежности к высшим слоям общества, или, по-простому говоря, признаками собственной крутости.
Вообще, если говорить о нравах кельтских воинов, хочется употреблять самые простые и хлесткие выражения, поскольку нравы в воинской среде царили отнюдь не утонченные. И если судить по древнеирландской литературе, главным вопросом для воинов было выяснение того, кто из них самый геройский герой. В те далекие времена героизм заключался не в спасении детей из горящих домов и не в принесении себя в жертву родной стране, а в убиении врагов и отрезании их голов, угоне скота и прочих действиях, которые сейчас мы назвали бы преступными. Поводом похвастаться такими подвигами и выяснить, кто же всех смелее и удачливее, служили застолья: самый большой и самый лакомый кусок за столом доставался тому, кто оказывался самым сильным и смелым среди присутствующих. Легко представить себе, сколько находилось желающих признать себя самым-самым… Нередко пиры заканчивались драками. Самый известный рассказ о такой неудачной дележке — это ирландская сага «Повесть о кабане Мак-Дато», которую обычно читают все студенты, изучающие древнеирландский язык. Начинается она с того, что в доме у человека, прозванного Мак-Дато, начинается пир, на который собираются самые известные воины. Перед ними оказывается зажаренная туша кабана…
— Добрый кабан, — сказал Конхобар.
— Поистине добрый, — сказал Айлиль. — Но кто будет его делить, о Конхобар?
— Чего проще! — воскликнул Брикрен, сын Карбада, со своего верхнего ложа. — Раз здесь собрались славнейшие воины Ирландии, то, конечно, каждый должен получить долю по своим подвигам и победам. Ведь каждый нанес уж не один удар кому-нибудь по носу.
— Пусть будет так, — сказал Айлиль.
— Прекрасно, — сказал Конхобар. — Тут у нас немало молодцов, погулявших на рубеже.
— Нынче вечером они тебе очень пригодятся, о Конхобар! — воскликнул Сенлайх Арад из тростниковой заросли Конолад, что в Коннахте. — Не раз оставляли они в моих руках жирных коров, когда я угонял их скот на дороге в тростники Дедаха.
— Ты оставил у нас быка пожирнее, — отвечали ему улады, — своего брата Круахнена, сына Руадлома, с холмов Кополада.
— Лучше того было, — сказал Лугайд, сын Курой, — когда вы оставили в руках у Эхбела, сына Дедада, в Темре Тростниковой, вашего Лота Великого, сына Фергуса, сына Лете.
— А что, если я напомню вам, как убил я Копганкнеса, сына Дедада, сняв с него голову?
Долго бесчестили они так друг друга, пока из всех мужей Ирландии не выдвинулся один, Кет, сын Матаха из Коннахта. Он поднял свое оружие выше всех других. Взяв в руку нож, он подсел к кабану.
В переводе Александра Александровича Смирнова, знаменитого русского литературоведа и одного из первых исследователей кельтских языков в России, воины выражаются весьма интеллигентно. Ирландский текст несколько проще. Впрочем, можете себе представить, как именно шел разговор, если спор продолжился следующим образом:
— Эй, отойди от кабана! — воскликнул Конал.
— А у тебя какое право на него? — спросил Кет.
— У тебя есть право вызвать меня на поединок, — сказал Конал. — Я готов сразиться с тобой, Кет! Клянусь клятвой моего народа, с тех пор, как я взял копье в свою руку, не проходило дня, чтобы я не убил хоть одного из коннахтов, не проходило ночи, чтобы я не сделал набега на землю их, и ни разу не спал я, не подложив под колено головы коннахта.
— Это правда, — сказал Кет. — Ты лучший боец, чем я. Будь Анлуан здесь, он вызвал бы тебя на единоборство. Жаль, что его нет в доме.
— Он здесь, вот он! — воскликнул Конал, вынимая голову Анлуана из-за своего пояса. И он метнул ее в грудь Кета с такой силой, что у того кровь хлынула горлом. Отступил Кет от кабана, и Конал занял его место.
— Пусть поспорят теперь со мной! — воскликнул он.
Ни один из воинов Коннахта не дерзнул выступить против него. Но улады сомкнули вокруг него щиты наподобие большой бочки, ибо у плохих людей в этом доме был скверный обычай тайком поражать в спину.
Конал принялся делить кабана. Но прежде всего он сам впился зубами в его хвост. Девять человек нужно было, чтобы поднять этот хвост; и, однако же, Конал быстро съел его весь без остатка.
Коннахтам при дележе Конал дал лишь две передние ноги. Мала показалась им эта доля. Они вскочили с мест, улады тоже, и все набросились друг на друга. Началось такое побоище, что груда трупов
