ли ирландцы этот поэтический язык понимали? Наверное, нет, раз ему приходилось обучаться.
Все перечислять не стану, скажу только, что выпускник поэтической двенадцатилетки должен был знать, кроме сотен поэм, ритуалы и заклинания, главные саги, а также «предания о старине мест», объяснявшие, откуда пошло то или иное название долины, горы или поселения. Не последнее место занимало знание своих прав и расценок за услуги: тариф на поэтические сочинения был, по преданию, установлен легендарным поэтом Аморгеном еще в незапамятные времена.
Среди филидов существовала четкая иерархия, закрепленная законами: в их организации было семь ступеней. Высшую ступень занимали те, кого называли
Как видно из этого закона, филиды после крещения Ирландии неплохо уживались с представителями церкви. После исчезновения друидов филиды в какой-то степени заняли их место. А поскольку, как мы помним, многие из них становились служителями церкви, стоит ли удивляться тому, что среди ирландских монахов было столько поэтов?
В отличие от филидов барды таким почетом не пользовались. В Ирландии, как в свое время и в Галлии, и в Британии, они были придворными сочинителями, и на них смотрели немного свысока, хотя и жаловали, и милостиво одаривали. В средневековом Уэльсе, правда, бардам повезло больше: филидов там не было, и с тех пор, как друиды в Британии перевелись, барды отчасти заняли их место.
Если уж речь зашла об Уэльсе, то надо упомянуть о валлийской поэзии. Валлийские барды вошли как просто в историю, так и в историю мировой литературы. Об Анейрине, авторе поэмы «Гододдин», уже было сказано. Еще одним бардом, чье имя осталось в веках, был Талиесин. Он служил — иначе не скажешь — при дворе короля Уриена, которого и надлежало прославлять и увековечивать. Сложенные этим бардом поэмы вошли в знаменитую «Книгу Талиесина», которая предположительно была составлена в шестом веке: Уриен возглавлял королевство Регед до 570 года. Время, как мы помним, было неспокойное, поэтому в книге Талиесина речь идет о сражениях Уриена и его сына Овейна с саксами.
Читая книгу Талиесина вслух, невольно поражаешься — как же прекрасно подобраны слова: рифмуются не только последние слоги, но и слоги внутри строки! Барды использовали особую систему стихосложения, основанную на внутренних рифмах: мало того что внутри каждой строки повторялись созвучные слоги в определенном порядке, так еще и между строками существовала своеобразная перекличка. А все вместе создавало завораживающую звукопись. Эта система внутренних рифм существовала не только в Уэльсе, но и в Корнуолле и в Бретани; схожая система аллитераций (созвучий) использовалась и в ирландской поэзии: у ее истоков явно стояла общая традиция. И традиция эта не прерывалась довольно долго: в Бретани барды исчезли рано, но в пьесах народного театра XVIII века персонажи произносят длинные монологи, буквально напичканные внутренними рифмами (не всегда удачными, но народная поэзия — это все же любительское творчество). И хотя этим пьесам далеко до настоящей «ученой» поэзии предшествующих веков, такая верность традициям впечатляет. Когда сложилась такая непростая система рифм, точно неизвестно. Но то, что ее создавали профессионалы, — несомненно. Без обучения и подготовки написать поэму, неукоснительно соблюдая все правила сочетания слогов, невозможно.
Валлийские барды — пожалуй, единственная бардическая корпорация, дожившая до Нового времени. Они просуществовали аж до XVIII века, сохранив старые традиции: бродячие барды, жившие то у одного, то у другого знатного господина и сочинявшие ему хвалебные и прочие стихи, образом жизни мало чем отличались от своих коллег по цеху VI века.
Так что в то самое время, когда, согласно школьным учебникам истории, над Европой сгустился сумрак невежества, кельтские окраины были озарены светом учености и искусства. И когда, по прошествии веков, потомки варваров и покоренных ими римлян слегка цивилизовались и потянулись к прекрасному, это прекрасное они тут же нашли у своих западных соседей.
Глава 15. Про короля Артура, дохлую птичку и викингов
Еще не начав писать эту главу, развлечения ради забила в интернет-поисковике слова «Тристан и Изольда». Нашлось 334 тысячи страниц. Потом набрала в строке поиска «король Артур»: нашлось аж три миллиона страниц. Но Артура с большим отрывом переплюнул мудрый Мерлин — набралось аж 5 миллионов страниц с его упоминанием. По этой причине нудного вступления в стиле «всем известно, что такие персонажи кельтских легенд, как Тристан, Изольда, король Артур, рыцари Круглого стола и все остальные, кто с ними за столом сидел, стали чрезвычайно популярными в Западной Европе, начиная с XII века, и остаются таковыми по сей день», не будет за полной ненадобностью.
Наверное, каждый из читателей видел как минимум один фильм про этих выдающихся персонажей или читал многочисленные фэнтезийные и пародийные произведения с их участием (первым из них, наверное, стоит считать «Янки при дворе короля Артура» Марка Твена). Поэтому пересказывать содержание артуровских легенд и стоящей немного особняком легенды о двух влюбленных, которые погибли из-за этого самого чувства, не стану.
Расскажу о другом. Почему именно кельтские легенды вдруг сделались так популярны у ближайших соседей и произвели переворот в сердцах, умах и в культуре французов, англичан, а вслед за ними и жителей других стран? Да потому что, как уже было сказано, в XII веке на территории современных Франции и Англии у богатых и знатных людей только-только начинала зарождаться потребность в литературе нового типа, где говорилось не только про героические подвиги и судьбы народов, но и про личные переживания, например, про любовь. Интереснее стало узнать не про то, как кто-то кого-то проткнул копьем в жаркой битве, а про некий мистический поиск. И тут-то оказалось, что все это уже есть, причем под самым боком! Кельтские окраины уже давным-давно создали литературу, где главные действующие лица были озабочены не только тем, как снести кому-то голову (без этого, понятно, ни одно интересное произведение не обходится), но и испытывают друг к другу разнообразные чувства, которые могут толкнуть человека на самые неожиданные поступки.
Так началась первая волна моды на кельтов. Во Франции стало даже престижно учить бретонский язык для того, чтобы насладиться изысканной поэзией в оригинале. Так, об одной прекрасной даме говорили:
«Ее красота была совершенной с любой точки зрения. Умная и приветливая, она одинаково хорошо говорила по-бургундски, по-франсийски, по-фламандски и по-бретонски…»
Пересказы бретонских песен во Франции были чрезвычайно популярны. Мария Французская, выдающаяся поэтесса того времени (то есть второй половины XII века), занималась не сочинением собственных произведений, а переводила (или скорее пересказывала) бретонские лирические песни, называемые лэ. Оригиналы, то есть сами средневековые бретонские песни, до нас не дошли, но сюжеты, которые сохранились в пересказе французской поэтессы, дают представление о том, над чем плакали чувствительные дамы того времени.
Например, одна из историй была такая. В бретонском городе Сен-Мало жил-был один рыцарь. И у него была жена. А эта жена любила другого рыцаря, и он ее тоже. И вот второй рыцарь приходил по ночам под стены замка первого и смотрел на окошко, у которого стояла его возлюбленная: она вставала ночью, чтобы посмотреть на влюбленного красавца. Встречаться они, понятное дело, не могли: у замка стены толстые и охрана бдит денно и нощно. Но ночные отлучки из супружеской постели здорово поднадоели мужу дамы. Он стал приставать к ней с расспросами — с какой такой радости она торчит у окна? «Там соловей так приятно поет, вот я и слушаю», — отвечает жена. Муж бурчит в ответ что-то типа: «Был соловей — нет соловья, так что спи, как все люди» и подстреливает ни в чем не повинную птичку, после чего швыряет трупик жене. Жена, забрызганная кровью, понимает, что теперь никакого предлога простаивать ночи напролет перед окном нет. После недолгих раздумий дама решила сделать прощальный подарок возлюбленному: она завернула мертвую птичку в вышитую тряпочку и отправила несчастному рыцарю в знак того, что муж все прознал и теперь смотреть друг на друга по ночам не получится. Влюбленный в память о прекрасной даме заключил дохлую птичку в шкатулку и хранил эту шкатулку в память о великой
