пришел, и Тэнго оказался, очевидно, первым посетителем бара после его открытия. В большом горшке на стойке торчали яркие цветы, своими свежесрезанными стеблями распространяя вокруг особый запах. Тэнго сел в дальний уголок и заказал кружку светлого пива. Вынул из кармана пиджака книжку карманного формата и стал читать.
В пятнадцать минут восьмого появился Комацу. На нем поверх тонкого кашемирового свитера был твидовый пиджак, кашемировое кашне, шерстяные брюки и замшевые туфли. Привычная внешность. Все вещи качественные, подобраны со вкусом, но уже достаточно сношенные. Эта одежда казалась на нем неизменной частью его тела. Тэнго никогда не видел на Комацу чего-либо абсолютно нового. Возможно, он спал или валялся на полу в только-что купленном костюме. Может, неоднократно сам стирал руками и сушил в тени. И хотя его одежда была довольно поношенной и поблекшей, Комацу показывался в ней перед людьми с таким выражением лица, что все сразу понимали — этот человек не придает одежде никакого значения. Во всяком случае, одетым в такую одежду, он производил впечатление опытного редактора- ветерана и никого другого.
Комацу сел напротив Тэнго и тоже заказал кружу светлого пива.
— Кажется, у тебя все хорошо, не правда ли? — сказал Комацу. — Новый роман успешно пишется?
— Понемногу.
— Это — самое главное. Писатель растет только благодаря тому, что не перестает писать. Так же, как гусеница остается гусеницей, пока не перестает есть листья. Как я уже говорил, тот факт, что ты взялся переделывать «Воздушный кокон», благоприятно повлиял на твоё творчество. Разве нет?
Тэнго кивнул.
— Это правда. Мне думается, что благодаря этой работе я научился кое-чему важному в отношении художественного произведения. Стал видеть то, чего до сих пор не замечал.
— Не хочу хвастаться, но я хорошо понимал, что тебе такая возможность была нужна.
— Но из-за этой истории у меня возникла не одна неприятность. Вы же знаете.
Скривив губы так, что они стали казаться похожими на серп месяца в новолуние, Комацу загадочно улыбнулся.
— За приобретение чего-то драгоценного человек обязан платить. Таков закон в мире.
— Возможно. Однако не всегда удается различить, что такое драгоценная вещь, а что плата. Зачастую они страшно перепутаны между собой.
— Действительно в мире все перепутано. Как в телефонном разговоре, когда кто-то посторонний случайно присоединяется к линии. Да, ты прав, — сказал Комацу и насупил брови. — Кстати, ты знаешь, где сейчас находится Фукаэри?
— Где сейчас — не знаю, — подбирая слова, ответил Тэнго.
—
Тэнго молчал.
— Но до недавнего времени она жила в твоей квартире, — сказал Комацу. — Так говорят.
Тэнго кивнул.
— Это правда. Месяца три жила в моей квартире.
— Три месяца — это долго, — сказал Комацу. — Но ты никому об этом не говорил.
— Не говорил, потому что она просила никому не говорить. Даже вам.
— Но сейчас ее там нет.
— Это правда. Когда я находился в Тикури, она, оставив письмо, покинула квартиру. И где она сейчас, я не знаю.
Комацу вытащил сигарету и, взяв ее в рот, чиркнул спичкой. Прищуренными глазами посмотрел в глаза Тэнго.
— После этого Фукаэри возвратилась в дом Эбисуно-сенсея. В горы возле станции Футаматао, — сказал он. — Эбисуно-сенсей взял назад обращение в полицию о ее розыске. Поскольку она, как бы, сама куда-то уехала, и никто ее не похищал. Полиция, видимо, ее уже допрашивала. Отчего она исчезла? Где и что делала? Все-таки, как-никак, она несовершеннолетняя. В ближайшее время, возможно, об этом в газетах появятся статьи. Что, мол, к счастью, нашлась молодая писательница, которая на долгое время куда-то исчезала. Статьи появятся, но, думаю, не очень большие. Ведь ясно, что ни о каком-то преступлении речи быть не может.
— Пожалуй, может выясниться, что она нашла приют в моей квартире?
Комацу отрицательно покачал головой.
— Нет. Твоей фамилии она, думаю, не назовет. Потому что у нее такой характер. Если она решила молчать, то не скажет никому — ни полиции, ни военной жандармерии, ни революционному совету, ни матери Терезе. Так что можешь об этом не беспокоиться.
— Да я не беспокоюсь. Я только хотел бы знать, как будут развиваться события.
— Во всяком случае, твоя фамилия не всплыла на поверхность. Будь спокоен, — сказал Комацу. Потом его лицо приняло суровое выражение. — Вообще-то, я хотел бы спросить тебя об одной вещи. Немного неудобной.
— Неудобной?
— Так сказать, личной.
Тэнго глотнул пива и поставил кружку на стол.
— Хорошо. Отвечу, как смогу.
— Ты был с Фукаэри в сексуальных отношениях? Когда она нашла убежище в твоей квартире. Можешь сказать «да» или «нет»?
Сделав паузу, Тэнго медленно покачал головой.
— Мой ответ — «нет». Таких отношений у нас не было.
Тэнго интуитивно решил, что в любом случае не должен говорить никому о произошедшем между ним и Фукаэри в ту грозовую ночь. Это была тайна, которую нельзя открывать. Этого не позволено рассказывать. Кроме того, это событие вообще нельзя назвать половым актом. Они оба тогда не испытывали сексуального влечения в общепринятом смысле этого слова.
— То есть ты говоришь, — повторил Комацу, — что не имел с ней половых отношений?
— Не имел, — сухо подтвердил Тэнго.
Край носа Комацу слегка поморщился.
— Я не сомневаюсь в правдивости твоих слов, но прежде чем сказать 'нет', ты на мгновение запнулся. Казалось, будто заколебался. Я прав, нечто подобное в тебе происходило? И я вовсе не собираюсь тебе упрекать. А хотел бы воспринять это как факт.
Тэнго посмотрел Комацу прямо в глаза.
— Колебания не было. А только какое-то немного странное ощущение. Мол, почему это вас так интересует, имел я с Фукаэри сексуальные отношения или нет. Вы же никогда не вмешивались в чужую личную жизнь. Скорее держались в стороне от таких дел.
— Да, вроде бы все верно, — сказал Комацу.
— Так почему же теперь это вас волнует?
— Конечно, не мое это дело, с кем ты спишь и что делает Фукаэри. — Комацу почесал пальцем край носа. — Как ты и сам верно отметил. Но, как известно, Фукаэри выросла в других, не в таких как обычные дети, условиях. Как бы это лучше выразиться … Каждое ее действие порождает определенное следствие.
— Какое следствие?
— Рассуждая логически, можно, конечно, сказать, что всякое действие любого человека порождает, в конце концов, определенный результат, — сказал Комацу. — Но в случае Фукаэри это следствие гораздо глубже. Она, определенно, наделена такой необычной особенностью. Поэтому мы должны знать все, более-менее надежные факты, касающиеся Фукаэри.
— Кто конкретно «мы»? — спросил Тэнго.
Комацу смутился. Что, само по себе, было удивительным.
— По правде говоря, знать, были ли между тобой и Фукаэри половые отношения, хотел не я, а Эбисуно-сенсей.
