вытащат оттуда и поставят перед всем взводом.
— Ну и что? — пробормотал Мацуяма.
— Лично я не служил в армии, — продолжал старик, — но если бы я там оказался, то не возражал бы против такого наказания.
— Какого еще наказания?
— Предстать перед строем. Мне всегда нравилось, как офицеры отдают команды: «Готовься… целься… огонь!» В кино это выглядит очень впечатляюще.
Джон Спаркс Симода обсуждал особенности циньской керамики с женщиной в красном вечернем кимоно, супругой владельца фабрики по изготовлению фарфора. Китами пересказывал местному журналисту содержание двух актов представления, которое должно было состояться на первом этаже.
— В первом отделении выступает иностранная стриптизерша, во втором — парень, который сначала ширнется, а потом позволит всем желающим засунуть ему палец в задницу.
Очкастый редактор газеты похлопал его потной рукой по плечу:
— Знаешь, какой заголовок будет в утреннем выпуске моей газеты? «Концерт как безумный хит».
Токумару, как со старым приятелем, вел серьезную беседу с президентом компании по производству теннисных туфель. Сначала они побеседовали о состоянии экономики, потом перешли к боксу и наконец вспомнили о гейском борделе «Некрополь» в Рио- де-Жанейро. Один только Тору чувствовал себя неуютно и пожаловался господину Д., что ему скучно болтать с этими старперами.
— Меня ждут за дверями по меньшей мере три фанатки. Сколько я должен торчать здесь и слушать всю эту чушь?
Господин Д. взглянул на часы:
— Потерпи. Осталось недолго, — сказал он и потрепал его по щеке.
Когда иностранка скинула с себя все одежды, оказалось, что она довольно хороша собой, хотя кожа на животе и бедрах чуть обвисла. Тем временем Хаси затянули к себе на кушетку три дамы лет пятидесяти. У всех трех лица раскраснелись от шампанского, и они запихивали в морщинистые рты канапе с икрой, прикрытой крохотными ломтиками лимона. Все они старались прижаться бедрами к Хаси.
— Когда вы пели, мне так и хотелось взять нож и отрезать кусочек от вашей ляжки, — призналась одна, прижимая руку к предмету своих желаний.
— Какой хорошенький! — восторгалась вторая. — Похож на девочку. Я не удивлюсь, если у него обнаружатся две очаровательные сисечки.
— Мне тоже так кажется, — заявила третья дама в кимоно, которой недавно сделали операцию на горле. — При виде его я вспоминаю порнофильм, который видела когда-то на Гавайях. Там нацистский врач ставил эксперименты на заключенных и решил сделать одному юноше грудь и большую задницу, для чего пересадил ему новую кожу. Смотреть было неприятно, но выглядело в итоге потрясающе. Обворожительно!
Хаси посасывал свой коктейль, не совсем понимая, почему получает удовольствие от этих лапающих его теток. Он взял руку третьей женщины и запустил себе под рубашку:
— Как видите, грудь у меня вполне мужская, волосатая, но когда вы смотрите мне в лицо, вам кажется, что перед вами девушка. Нет-нет, не убирайте руку и попытайтесь представить остальные части моего тела. Кожа у меня нежная, грудь слегка набухшая, покрытая легким пушком. Если вы пощупаете мои мускулы, то ощутите под ними кости, у меня прекрасные руки и ноги, а если схватите меня за шею, будьте уверены, она не сломается. Даже летом я почти не потею, кожа у меня довольно светлая. Подумайте об этом и потрогайте волосы над моим членом, а потом испытайте удовольствие от прикосновения к члену. Сначала дотроньтесь до него чуть-чуть, потом сожмите, и вы почувствуете, как он разбухает… Теперь погладьте его пальцами и одновременно представьте мою нежную кожу ребенка, мою изумительную фигуру и волосы там, в паху. Уверен, что вас это возбудит. Хаси продолжал болтать, но думал при этом совсем о другом, хотя ему и было приятно ощущать, как пятидесятилетние женщины трутся о него бедрами. Господин Д. уговаривал его быть терпеливым и поласковей обходиться с пожилыми дамами, поскольку они могут пригодиться в организации концертов и рекламы, но все это Хаси мало волновало.
В этот момент худощавый юноша с крепкими мышцами закончил свое представление, восторженно встреченное аплодисментами: ему удалось засунуть себе в задницу золотистое дилдо размером с крохотного младенца. На этой ноте в начале четвертого утра прием закончился.
Когда Хаси направлялся в свою комнату, Тору окликнул его:
— У нас будет для тебя в моей комнате сюрприз. Приходи, как твоя баба заснет, оттянешься на всю катушку.
Принимая душ, Хаси раздумывал, что ему делать, если голая Нива полезет к нему. «Извини, дорогая, я устал». Возможно, впрочем, что она приняла сегодня снотворное и крепко спит. Он вышел из ванной и обнаружил, что Нива сидит перед зеркалом и снимает макияж.
— Хаси, мне нужно кое-что тебе сказать.
— Нельзя ли завтра? Я устал, — сказал Хаси, пододвигая к себе настольную лампу.
— Завтра так завтра, — сказала Нива, укладываясь в постель.
— Нива, ты хорошо спала в последние дни?
— Почему ты об этом спрашиваешь?
— Кажется, ты перестала принимать снотворное.
— Перестала.
— Спокойной ночи, — завершил Хаси, но Нивa тут же заговорила в темноту:
— Когда я была маленькой девочкой, бабушка запрещала мне ходить на пляж. Она считала, что я еще слишком маленькая и если пойду купаться, то могу утонуть. Она, конечно же, несла чушь, но сейчас я вполне понимаю ее чувства.
— Давай лучше спать, — пробормотал Хаси..
— Хаси, — взбрыкнулась она, — зачем ты обрезал себе язык?
— Я уже тебе говорил: чтобы изменить голос.
— Я не желаю тебе ничего плохого, постарайся себя беречь. В последнее время ты, кажется, переходишь все границы. Не слушай того, что говорят другие, делай только то, что тебе нравится.
— Но я ведь сам принял это решение, и в конечном счете концерт оказался удачным, разве не тик? Именно благодаря тому, что у меня изменился голос!
— Постарайся не потерять во всей этой неразберихе себя!
— Ладно, хватит об этом. Тебе надо принять несколько таблеток снотворного и выспаться.
— Хаси, ты приобрел славу, теперь все готовы давать тебе советы, всем хочется от тебя что-то получить. Чтобы ты пел еще сильнее, чтобы вкладывал в свои любовные песни больше сердечности, чтобы делал то или другое, но самое главное — чтобы тебе по-настоящему завидовали.
— Я же просил тебя: давай спать. Ты, кажется, немного не в себе.
— Извини, я прекращаю. Но знаешь, что сказала мне бабушка, когда опять не разрешила пойти на пляж, а я взбунтовалась?
— Откуда мне знать?
— Она сказала: «Не ходи туда, где не можешь прочно стоять на ногах».
— Я засыпаю.
— Хаси, ты скоро станешь отцом.
Хаси широко раскрыл глаза. В полумраке занавески казались серыми.
— У нас будет ребенок.
Хаси показалось, что кусок занавески застрял у него в глотке. Он мучительно пытался что-то из себя выдавить. Ребенок? Я стану отцом? В сознании Хаси всплыл тот младенец, которого он когда-то похоронил в картонной коробке. Ему вспомнился сухой стук, когда он покачивал коробку с окоченевшим трупиком. Он никогда не задумывался о девяти месяцах жизни ребенка в утробе матери, но отчетливо представлял, как младенец с криком выскальзывает из нее, а затем как бы повисает в воздухе, поддерживаемый какими-то невидимыми нитями. Что, если бы удалось выявить чудесную точку и нажать на нее? Неужели трупик в коробке как-то отреагировал бы? От этой мысли его намутило.
— Поговорим об этом завтра на свежую голову, — сказала Нива и мирно задремала. Решив, что уделил ей достаточно времени, Хаси осторожно, стараясь ее не разбудить, поднялся.
Дверь в комнату Тору не была заперта. Там было темно, но Хаси различил очертания лежащей на полу девушки, на которой ничего, кроме туфель на высоких золотистых каблуках, не было. Она ворочалась, и от нее несло алкоголем. Когда Хаси включил свет, девушка принялась тереть глаза. Он вспомнил, что видел ее в первом ряду на концерте. Она швырнула в его сторону свою шляпку… Увидев Хаси, девушка приподнялась и обхватила его за шею. Она была крупнее, чем он. Вдруг ее каблуки подогнулись, и она рухнула на пол, увлекая за собой Хаси.
— Хаси, это ты? — пробормотала она с полузакрытыми глазами. — Ты на самом деле Хаси?
Он кивнул и коснулся ее твердых и блестящих грудей.
— Возьми меня, — сказала она. — Терпеть не могу прелюдий, возьми меня силой, пока я еще не мокрая. Мне нравится, когда мне доставляют боль, — проговорила она, раздвигая ноги.
Хаси начал раздеваться, думая о том, что впервые оказался с такой стройной женщиной, без складок на животе и бедрах.
Хаси уже трижды изменял Нива, и всякий раз это были женщины ее возраста. Все три стеснялись, раздеваться перед ним, и всякий раз ему приходилось закрывать глаза, а потом залезать в постель и прикасаться к телу, состоящему из складок дряблой плоти, будто бы и не имеющих отношения к бедрам, бокам и рукам. Тело было покрыто рябью, словно жидкая глина, такое тело ткнешь пальцем — останется вмятина. И тем не менее это были до странного уютные тела. А девушка оказалась совсем другой. Плоть на ее бедрах и заднице была литой, твердой и не дрожала, как бы он ее ни тряс. Девушка доверчиво лежала перед ним, не обращая внимания на яркий свет, и, раздвинув ноги, наслаждалась сама собой.
Прошло несколько минут напряженной возни, но Хаси никак не мог возбудиться. Даже когда она приподнялась и взяла его член в рот, это не помогло.
— Ну же, зайчик, покажи мамочке, какой ты тверденький, — мурлыкала она с набитым ртом.
— Ну, что я тебе говорил? Он не может трахаться с молодыми, — сказал Тору, появившись в дверях вместе с Мацуяма. Оба
