«недоступным». А когда пришло лето, Дзюмпэй отказался от иллюзии. Кириэ больше не собирается с ним видеться. Да, их отношения тихо закончились — без каких-либо ссор и заверений. Именно так, если вдуматься, как долгое время поступал с другими женщинами сам Дзюмпэй. В некий момент перестает звонить телефон. И все, таким образом, умирает тихо и естественно.
Должен ли он добавить ее в отцовский отсчет? Была ли она одной из тех трех женщин, что имели для него смысл? Дзюмпэя долго мучил этот вопрос. Однако ни к какому выводу он не пришел. А решил подождать еще полгода.
За это время он сосредоточенно написал довольно много рассказов. И, шлифуя за столом тексты, всякий раз представлял, как Кириэ в тот миг где-то на высоте, вместе с ветром.
Пока я вот так за столом, в одиночестве пишу рассказы, она, как мало кто на свете, на высоте предоставлена самой себе. Отстегнув страховку. Стоит единожды целиком и полностью сосредоточиться — и страха нет. «Есть только ветер да я». Дзюмпэй часто вспоминал ее слова.
И постепенно заметил, что проникся к Кириэ неким особенным чувством — до сих пор такого не было ни с одной другой женщиной. У чувства была форма, четкие контуры. Оно было готово к ответу и уходило куда-то вглубь. Дзюмпэй пока не знал, какое имя ему дать. Но его, по крайней мере, невозможно было поменять ни на что другое. Пусть он больше не увидится с Кириэ, чувство это навсегда останется в сердце — или же где-то «в мозге костей». Пожалуй, где-то в собственной глубине он всегда будет ощущать утрату Кириэ.
К концу года Дзюмпэй решился. Пусть она будет второй. Кириэ — она же действительно имела для него смысл. Второй удар. Осталась лишь одна попытка. Однако страха внутри уже нет. Главное не количество. В отцовском отсчете нет никакого толку. Главное — желание принять кого-то целиком и полностью, понял он. Именно оно должно быть первым. И единственным.
Тогда же со стола женщины-врача исчез камень в форме почки. Однажды утром она просто заметила, что его больше нет. И камень уже не появится. Она это знает.
Обезьяна из Синагавы
Иногда она никак не могла вспомнить свое имя. Если кто-нибудь невзначай спрашивал, как ее зовут. Например, если она покупала в бутике платье и следовало ушить рукава, а продавец интересовался: «Позвольте узнать ваше имя?» Или в конце какого-нибудь долгого телефонного разговора на работе переспрашивали. В такой момент память давала сбой. Она вдруг не знала, кто она. Чтобы вспомнить имя, приходилось доставать кошелек и смотреть на водительские права. Собеседник обычно очень удивлялся. Или возникало недоумение на том конце провода, если затягивалась пауза.
Когда она представлялась сама, такого рода казусов не возникало. Настроившись, собственную память она контролировала без проблем. Но стоило собеседнику застать ее врасплох, если случалась какая-нибудь суета или она теряла бдительность, в голове становилось пусто, будто с глухим ударом отключался рубильник. Имя никак не всплывало. И чем сильнее она пыталась вспомнить, тем сильнее ее засасывало в аморфную пустоту.
Причем не могла она вспомнить только свое имя. Чужих не забывала. Как и свой адрес, номер телефона, день рождения и номер паспорта. Могла по памяти назвать номера близких друзей и важные рабочие контакты. Раньше на память она никогда не жаловалась. И вдруг — стала забывать свое имя. Началось примерно год назад, но прежде ничего подобного она за собой не замечала.
Ее имя — Мидзуки Андо. В девичестве ее звали Мидзуки Оосава. Ни то ни другое имя не отличалось оригинальностью. Как, впрочем, и ничем другим. Однако имя же не может выпасть из памяти только поэтому, просто затеряться в какой-нибудь рутине. Это же твое собственное имя.
Мидзуки Андо она стала три года назад, весной. Вышла замуж за человека по имени Такаси Андо, и в результате ее стали звать Мидзуки Андо. Первое время она никак не могла привыкнуть к новому звучанию. И начертание, и произношение казались ей какими-то неудачными. Однако, неоднократно проговаривая имя вслух, раз за разом подписывая им документы, она постепенно перестала его презирать. Например, вполне могло случиться так, что имя и фамилия стали бы «маслом масленым»: «Мидзуки Мидзуки», или чем-нибудь вроде «Мидзуки Мики» (за ней ухаживал парень по фамилии Мики, хоть и недолго). «Мидзуки Андо» по сравнению с таким она считала куда благозвучнее. Постепенно она стала воспринимать новое имя как свое собственное.
Однако с прошлого года это имя внезапно начало от нее «сбегать». Сперва такое бывало раз в месяц, потом — все чаще и чаще. И теперь бывало как минимум раз в неделю. Стоило имени Мидзуки Андо «сбежать», как она оставалась в этом мире никем — безымянной женщиной. Хорошо, если под рукой кошелек. Достаточно его вынуть, посмотреть права и вспомнить. Но вдруг кошелек потеряется? Глядишь, тогда и не узнаешь, кто ты и откуда. Разумеется, лишившись на время имени, сама она не пропадет: адрес и номер телефона помнит, сознание не обнулится. Ну и конечно, это совсем не та полная потеря памяти, какую иногда показывают в кино. Но если не можешь вспомнить свое имя, становится крайне неудобно и тревожно. Жизнь без имени — будто некий сон, потерявший след к пробуждению.
Она пошла в ювелирный магазин и купила простенький тонкий браслет из серебра, на котором выгравировала имя. Собственное имя: «Мидзуки Андо (Оосава)». Без адреса и номера телефона. Только имя. Как кличка у кошки или собаки, с иронией подумала она. Выходя из дому, она непременно этот браслет надевала. Когда не можешь вспомнить собственное имя, достаточно вскользь кинуть на него взгляд. И не будет нужды доставать кошелек. Не будут удивляться собеседники.
Мужу говорить об этой своей проблеме она не стала. Узнав, он наверняка отпустит какую-нибудь колкость: «Может, потому, что супружеская жизнь тебе в тягость?» Он такой — любит изречь что-нибудь эдакое. Не со зла — просто обычно он все без разбору тут же препарировал сообразно какой-то логике. Ей самой было сложно судить о вещах на такой манер. К тому же за словом в карман она не лезла и не могла позволить так просто себя переспорить. Поэтому в такие минуты предпочитала молчать.
Что бы он ни сказал, наверняка будет мимо цели, считала она. Супружеская жизнь ей не в тягость, к мужу — хотя порой его заумность и надоедает — претензий, в принципе, нет, родители мужа — люди приятные. У свекра врачебная практика в городке Саката, что в префектуре Ямагата. Милые люди, в общем. Возможно, у них несколько отсталые взгляды на жизнь, но муж — второй сын, поэтому на нем это никак не отразится: по стопам отца ему идти не придется. Сама же она родом из Нагой, поэтому пришлось терпеть зимние холода и сильные ветра Северной Сакаты, но один-два раза в год туда можно было ненадолго съездить. Через два года совместной жизни они с мужем взяли кредит и купили новую квартиру на Синагаве. Мужу сейчас тридцать, трудится в лаборатории фармацевтической компании. Ей — двадцать шесть, работает в салоне «Хонды» в районе Оота. Отвечает на телефонные звонки, а когда приходят клиенты, предлагает присесть на диван и приносит кофе или зеленый чай. Потребуются копии — что-то копирует, хранит документы, следит за списком клиентов в компьютере.
Окончив в Токио женский институт, она по рекомендации дядюшки — одного из руководителей «Хонды» — стала работать в этом салоне. Захватывающей ее работу не назовешь, но должность все равно ответственная к тому же не без стимулов. То есть сама она, конечно, машины не продает, но ответить на любой вопрос сумеет, если рядом не будет свободного менеджера по продажам. Перенимая их манеру обращаться с клиентами, она, естественно, познавала тонкости коммерции, обретала профессиональные навыки. Со временем уже могла увлеченно объяснить тонкости совсем не свойственного минивэнам управления «одиссеем». По памяти могла назвать расход топлива каждой модели. Была неплохим рассказчиком, умела с очаровательной улыбкой рассеять сомнения клиентов. Чувствовала характер человека, могла гибко изменить тактику общения. Несколько раз реально подводила дело к контракту — вот только, к ее немалому сожалению, в последний момент приходилось уступать переговоры специалисту. Прав делать клиенту скидку, определять цену подержанной машины, добавлять опционный сервис у нее, конечно, не было. Даже если она сама фактически проводила переговоры, в конечном итоге появлялся менеджер по продажам и записывал комиссию на свой счет. А ее усилия в лучшем случае компенсировались приглашением на ужин за счет кого-либо из счастливцев.
Иногда она размышляла, насколько больше покупали бы машин и как увеличилась бы выручка их
