месте.
Сати покачала головой.
— Видеть ее не хочу.
— Да, жаль его, — опять повторил блондин. Похоже, другую реплику он придумать не мог.
— Четкий был малый, — сказал черноволосый. — В натуре. И серфер нехилый. Вот. Вечером перед этим мы с ним… пили здесь текилу. Ну.
В итоге Сати провела в городке Ханалей неделю. Сняла приличный коттедж и жила там, еду себе готовила на скорую руку. Прежде чем вернуться в Японию, ей так или иначе нужно было вернуть саму себя. Она купила пляжное кресло, солнечные очки, панаму и крем от загара и каждый день, сидя на взморье, разглядывала фигуры серферов. Однажды несколько раз за день начинался дождь. Сильный ливень, прямо как из ведра. Осенью погода на северном побережье Кауайи неустойчивая. Как только дождь начинался, Сати возвращалась в машину и смотрела на струи. Дождь прекращался, и она, выйдя на пляж, разглядывала море.
С тех пор каждый год Сати стала бывать в городке Ханалей. Приезжала за несколько дней до годовщины гибели сына и проводила здесь три недели. Каждый раз брала пляжное кресло, шла на берег и смотрела на серферов. И больше не делала ничего. Весь день просто сидела на пляже. Так длилось больше десяти лет. Она останавливалась в той же комнате того же коттеджа, обедала, в одиночестве читала книгу в том же ресторанчике. Все это из года в год — словно под копирку… У нее здесь появилось несколько приятных собеседников. Городок маленький, теперь уже многие помнили Сати в лицо. Ее знали как японскую мэм, у которой в этих краях акула убила сына.
В тот день она поехала в аэропорт поменять забарахлившую прокатную машину и на обратном пути в городке Капаа заприметила двух молодых японцев, пытавшихся уехать куда-то автостопом. С огромными спортивными сумками на плечах, они стояли перед «Фамильным рестораном Оно» и безнадежно держали по большому пальцу на виду у проезжавших машин. Один — высокий и долговязый, другой — коренастый крепыш. Оба — крашеные шатены с волосами до плеч. В потрепанных футболках, мешковатых шортах и сандалиях. Сати проехала было мимо, но передумала и развернулась.
— Куда путь держим? — открыв окно, спросила она по-японски.
— О! По-нашему говорит, — удивился долговязый.
— Еще бы, если я японка, — ответила Сати. — Так куда едем?
— Мы это… до местечка Ханалей, — произнес долговязый.
— Садитесь, я как раз туда возвращаюсь.
— Вот выручили, — радостно воскликнул крепыш. Они сложили сумки в багажник и собирались вдвоем усесться на заднее сиденье «неона».
— Эй, чего это вы все назад? Тут вам не такси. Давайте кто-нибудь один вперед. Соблюдайте этикет.
В конечном итоге на переднее сиденье с опаской уселся долговязый.
— Что за машина? — спросил он, с трудом подбирая длинные ноги.
— «Додж-неон». Их делает «Крайслер», — ответила Сати.
— Хм, выходит, и в Америке есть тесные машины. Моя сестра ездит на «королле» — так вот «королла» куда просторней.
— Совсем не значит, что все американцы ездят на крокодилах- «кадиллаках».
— Однако тесная.
— Не нравится — можно выйти прямо здесь, — сказала Сати.
— Да нет, я не в том смысле. Вот черт. Просто странно, что она такая тесная. Я-то считал, что все американские машины огромные.
— Кстати, что вы собираетесь делать в Ханалее? — поинтересовалась Сати.
— В общем, серфинговать, — ответил долговязый.
— А доски?
— На месте купим, — пояснил крепыш.
— Спецом из Японии везти накладно, к тому же нам говорили, что и тут подержанные можно не задорого взять, — сказал долговязый.
— А вы… на отдых приехали? — поинтересовался крепыш.
— Да.
— Одна?
— Точно, — моментально ответила Сати.
— Случаем, вы не легендарная серфингистка?
— С какой стати? — изумилась Сати. — Кстати, вы уже решили, где остановитесь в Ханалее?
— Нет. Думали, приедем — разберемся на месте, — сказал долговязый.
— Не получится, так можно и на берегу заночевать, — подхватил крепыш. — У нас денег мало.
— Сейчас на северном побережье по ночам зябко. Даже в доме свитер не помешает. А на улице и простудиться недолго.
— А разве на Гавайях не круглый год лето? — спросил долговязый.
— Гавайи, чтобы вы знали, расположены в Северном полушарии. Здесь тоже есть времена года. Летом жарко, зимой — по-своему холодно.
— Выходит, нужна крыша над головой, — сказал крепыш.
— Тетушка, а вы не знаете, где можно остановиться? — спросил долговязый. — А то мы почти не говорим по-английски.
— Нам говорили, что на Гавайях везде понимают по-японски. Приехали — а тут все ни в зуб ногой, — сказал крепыш.
— Разумеется! — удивленно воскликнула Сати. — Японский понимают лишь на Оаху, на Вайкики, и то не везде. Приезжают японцы, покупают дорогие вещи вроде «Луи Вуитон» или «Шанель» — вот там и ищут продавцов, понимающих по-японски. Или в «Хайатте», или в «Шератоне». Выйди на шаг оттуда — сплошной английский. Еще бы, это Америка. Вы что, даже этого не знали?
— Признаться, не знали. Мне мать говорила, японский на Гавайях везде прокатывает.
— Ну-ну.
— Нам бы какую-нибудь гостиницу подешевле, — сказал крепыш. — У нас денег мало.
— Дешевые гостиницы в Ханалее таким начинающим, как вы, лучше обходить стороной, — сказала Сати. — Не самое безопасное место.
— В каком смысле? — поинтересовался долговязый.
— В основном из-за наркотиков, — продолжила Сати. — Не все серферы паиньки. Хорошо, если марихуана. Дойдет дело до «льда» — пиши пропало.
— Что такое «лед»?
— Ни разу не слышали, — сказал долговязый.
— Лопухи вроде вас становятся легкой добычей, — сказала Сати. — «Лед» — это распространенный на Гавайях тяжелый наркотик. Я тоже мало что об этом знаю, но он вроде кристаллов стимулянта. Дешевый, простой, от него становится приятно, но тем, кто поддался хоть раз, остается только умирать.
— Жуть какая, — ужаснулся долговязый.
— А это… марихуану-то можно? — спросил крепыш.
— Можно или нет, я не знаю, только от марихуаны не умирают. От табака со временем умирают однозначно, а от марихуаны — что-то не слышала. Так, слегка дает в голову. Но от вашего нынешнего состояния это все равно мало чем отличается.
— Зачем вы так говорите?
— Или вы это… из того поколения?
— Какого еще поколения? — уточнила Сати.
— Послевоенного «бэби-бума».
— Ни из какого я не поколения. Я сама по себе. Не смейте ставить меня в один ряд с другими.
— Смотри, так и есть. Точно… поколение, — сказал крепыш. — Чуть что, сразу заводится. Совсем как моя мать.
