(ведь это настолько естественно, что лоботрясы осаждают дом, у окон которого юная красавица поливает цветы). Эти люди даже справлялись о Катарине у соседей.
Беда пришла, как заключила вдова, в воскресенье. Живший у одной из ее соседок благородный миланский гость поинтересовался, не является ли эта девушка родственницей казненного Симонетты, ибо, по его мнению, она похожа на канцлера. А раз уж пошли толки…
Этот разговор застиг Леонардо врасплох.
На всякий случай, он призвал вдову к осторожности. Но достаточно ли одной осторожности?! Защитит ли она при нападении?
Возвратившись в Милан, он обратился к Андреа Чести. Старый скиталец как раз в это время был оповещен о двурушничестве Лодовико Моро.
– В Геную! Скорей обратно в Геную! – выкрикивал оп вне себя.
С трудом успокоившись, синьор Чести все же внимательно выслушал Леонардо. И тотчас же предложил причалить в Павии, чтобы забрать с собой девушку.
– Можешь быть спокоен за нее, мессер Леонардо!
Кажется, Андреа Чести впервые так обратился к Леонардо. По праву давнего знакомства и живой памяти о проведенных с юным Нардо часах тяжелых испытаний он, встретясь с ним вновь, прижал его к груди, как родного сына.
Леонардо с улыбкой показал на его подарок:
– Рукоятка все та же!
– Никогда, мальчик мой, не выпускай из рук эту вещицу. Что поделаешь, коли мы в такой век живем!.. Кисть ли будет сжимать твоя рука иль долото – ты всегда будь наготове схватиться за рукоять этого оружия.
Леонардо проводил синьора Чести и Никколо до самой Павии. Здесь опечаленная Лаура выслушала доводы Леонардо, доказывавшего, что ей необходимо перебраться в Геную.
– Когда же я увижу тебя снова, мой дорогой братец? – И она полным мольбы взором взглянула на художника.
Леонардо не ответил. Он проводил девушку к экипажу и заботливо помог ей встать на подножку. Лаурой овладело отчаяние. Не в силах расстаться с Леонардо, она с плачем схватила его за руку.
– Так надо… – тихо проговорил он и добавил: – Там ты будешь в безопасности!
– Она заменит мне дочь, – грустно заметил Андреа Чести, погладив мокрое от слез лицо Лауры.
Дочь Чести!.. У Леонардо перехватило дыхание. Но он тут же с силой захлопнул дверцу экипажа.
– Не горюй, старина! – Никколо потрепал друга по плечу. – Постарайся как можно скорее побывать у нас в Генуе. Но только, чур, – предостерегающе поднял он палец, – когда и я буду дома! А то, чего доброго, и Хайла потеряет рассудок от твоих золотистых кудрей, как эта вот малютка! – И он кивнул вслед удаляющемуся экипажу, в маленьком заднем оконце которого все еще виднелся трепещущий кружевной платок.
Никколо сердечно обнял друга и вскочил на коня. Леонардо с тяжелым сердцем смотрел на вздувавшийся, словно от морского ветра, темный плащ Никколо.
– Это ваша сестра, мессер Леонардо? – спросил совсем рядом бледнолицый молодой человек.
Художник не заметил, когда он приблизился.
– А в чем дело? – Голос Леонардо звучал сурово. Нисколько не мягче были и последующие его слова: – Я, собственно, не имел чести…
Агент правителя Милана предпочел не связываться с этим угрюмым великаном, рука которого слишком нервно вздрагивала на рукояти кинжала.
– Виноват, – пробормотал он и быстро удалился.
На улице появилась ватага веселых, горластых студентов. Их крики встревожили весь квартал. Держа друг друга под руки, они, словно волна, унесли испуганного незнакомца.
Леонардо в беспокойстве то и дело задавал себе вопрос: доберутся ли без помех его друзья с опекаемой им девочкой до Генуи.
Но мрачные мысли оттеснила улыбка, едва Леонардо вспомнил последние проведенные с Никколо минуты. Вот уж друг так друг. Брат по сердцу. Как он его обнимал! С каким мужеством скрывал боль прощания.
Последнее рукопожатие Лауры тут же было забыто им. Что могла значить для него грусть девушки, ее затуманенные отчаянием бирюзовые глаза теперь, когда воображение разжигали другие глаза…
Цецилия Галлерани пригласила его к себе еще перед рождеством. Обстановка ее дворца, порядок и все, что встречало тут посетителя, свидетельствовали о том, что это действительно обиталище фаворитки одного из богатейших правителей Европы. Но, помимо всего, великолепное убранство отражало еще и утонченный вкус хозяйки.
Мебель, чеканка были делом рук лучших мастеров Флоренции и Венеции. Стены украшали французские ковры. Перед одним из них Леонардо с удивлением остановился. Его внимание приковало изображение стройной девушки. У ее ног отдыхало сказочное однорогое чудовище. Их окружал пышный, играющий многоцветными красками сад.
– Не правда ли, она похожа на меня? – спросила, улыбнувшись, Цецилия Галлерани. – А ведь, говорят, ковру этому более ста лет, к тому же он французского происхождения. Скажите, мессер Леонардо, вы любите французов?
– Я был знаком лишь с немногими из них. Помню, один поэт этой страны посетил Флоренцию. Он казался мне чванливым и капризным, с ним трудно было найти общий язык. Мало того, что он именовал себя лучшим
