– Ой, нет, Эсса! В этой маленькой кухне что-то готовить? Все мои вещи и постель пропахнут специями и маслом, спасибо! Лучше пойдем, посмотрим, что на улице творится.
Он кивнул, но удивился. Скорее всего, он просто не понял, что же плохого в том, что одежда пропахнет ароматами еды, ведь что может быть лучше запаха еды для бедняка?
Погода стояла не очень жаркая, и гулять было приятно. Голову не сжимало обручем духоты, дул свежий ветерок, и Эсса семенил за мной, не отставая ни на шаг.
Мы вышли к реке. Я остановилась, наблюдая, как одни женщины стирали белье в реке, другие набирали ведра воды и уносили с собой, а дети купались. Около реки было куда оживленнее, чем на улицах. Подплывали рыбацкие лодки, качались на волнах около берега, женщины вытаскивали рыбу из сетей и раскладывали по ведрам, чтобы нести потом на продажу. Рыбаки, серьезные и молчаливые, лишь изредка выкрикивали что-то, собирая сети назад в лодку. Несколько женщин в грязных платьях и цветастых платках на голове жарили рыбу в темном масле прямо у берега; из хижин неподалеку доносился запах коптилен.
Эсса подобрал длинную палку и принялся ножом затачивать ее конец.
– А почему город так называется? Это что-то значит на местном языке?
– Не на местном, на португальском.
– Откуда ты знаешь?
– В школе проходили.
– Довольно странное название.
– Просто, когда первые португальские торговцы пришли в город, местные решили, что их всех теперь увезут в качестве рабов.
– И заплакали?
– Наверное. Кто же хочет стать рабом.
– Но ведь колонизаторами Сенегала были французы.
– Это потом. Сначала, как и в соседней Гвинее-Бисау, португальцы.
Он поднял голову, оторвавшись от затачивания палки.
– Зачем тебе эта палка, Эсса?
– Мы пойдем ловить рыбу.
– Палкой?
– Да. Мы пойдем туда, где мелководье, там можно и палкой поймать.
– Нам что, ужинать нечем?
Эсса улыбнулся:
– Вы же сами сказали.
– Я могу купить рыбу у торговок.
– Но так же интереснее!
Мы немного спустились вниз по реке, подальше от оживленного места на берегу, и Эсса привел меня в место, где река загибалась и в месте изгиба образовывалась небольшая заводь, тихая и прозрачная.
– Вот здесь хорошо ловить. Ее видно, она из общего течения выплывает иногда, прямо под палку!
– Ты не в первый раз здесь, да, Эсса?
– Конечно. – В его словах звучала гордость. – Я часто ловлю рыбку. Я хороший рыбак, если бы у меня была своя лодка, я мог бы ловить много рыбы и продавать. И заработал бы много денег, ни от кого не зависел бы. Но лодка стоит дорого, я никогда не заработаю на нее.
Он вошел в воду, наклонился и принялся высматривать рыбу. Я осталась на берегу, уселась на песке и гадала, как долго я выдержу нашу рыбалку. В животе урчало, и хотя я не хотела обижать мальчишку, но долго сидеть так не смогла бы. Неожиданно Эсса напрягся, взмахнул палкой и резко воткнул ее в воду. Когда он ее вытащил, на конце извивалась серебристая плоская рыба.
– Поймал! Есть!
Он вышел на берег, воткнул палку с рыбой в песок и стал скакать вокруг на одной ноге, прихлопывая в ладоши. Ну самый настоящий подросток, обыкновенный ребенок!
– Эсса, на сегодня нам ведь хватит, правда? Отдадим ее девочкам, пусть приготовят нам что- нибудь.
– Нет, нет! Мы ее зажарим! Это будет лучше всего, мадам.
Мы вернулись к рынку на берегу, и Эсса попросил одну из женщин зажарить рыбу. Масло в казанке выглядело отвратительно, его использовали, наверное, со дня основания города, оно потемнело и ужасно воняло. Когда мы присели на бордюре какого-то банка и принялись разделывать рыбку на пакете, я смогла заставить себя проглотить только маленький кусочек. Эсса же, словно и не заметил ничего, проворно съел все остальное, аккуратно сложив кости.
– Мадам не понравилось? – спросил он в конце.
– Нет. Просто очень питательно. Я так много не осилю.
Я улыбнулась, и мы пошли в отель. По дороге я купила в чистой забегаловке при крупном отеле пиццу. Эсса ничего не сказал, но когда мы пришли в отель, попробовал лишь кусочек и отказался.
– Что, не нравится? – спросила я.
– Нравится. Просто я уже сыт, мой живот полон рыбой.
Лукавец. Даже глазом не моргнул. «Один-один, о вкусах не спорят», – подумала я.
Эсса остался ночевать в комнате охранников. С того дня он вообще не уходил домой, так и жил под моим боком, каждую секунду ожидая зова, в полной готовности помочь. Иногда я разрешала ему смотреть телевизор в моем номере или читать книги. В один из таких дней я пыталась собрать воедино все собранные кусочки заметок, копаясь в статистике и сравнительном анализе. Эсса еще не ушел. Он сидел на диване и читал какую-то книгу. Время от времени мне приходилось прятать улыбку, отводя взгляд от его сосредоточенного лица с приоткрытым ртом, словно он увидел в учебнике что-то совершенно невообразимое.
«По данным ЮНИСЕФ шестьдесят из тысячи детей в Сенегале умирают в первый год жизни», – напечатала я на ноутбуке. Господи, это очень много. Шестеро из ста не доживают до года. Но это лучше, чем раньше. Лет двадцать назад цифра была иной – в первый год жизни умирал чуть ли не каждый седьмой ребенок. Эссе, получается, крупно повезло…
– Эсса, – отвлекла я его.
Он поднял голову, все еще витая мыслями в лабиринтах устройства живых существ.
– Ты всегда был таким худым?
– Да.
– Ты вот говорил как-то, что болел в детстве часто.
– Да.
– Может, из-за этого такой худышка? Вроде питаешься нормально сейчас, а все равно не поправляешься.
Он засмеялся:
– Я родился вообще маленьким.
– В каком смысле? Маловесным?
Я заинтересовалась. Откуда он мог знать подробности своего рождения, если толком и не жил со своей матерью?
Эсса уже закрыл книгу и свесил ноги с дивана.
– Мне бабушка рассказывала. До меня у мамы двое детей умерли. Бабушка говорила, что я родился таким маленьким, что едва умещался в ее ладони. Мама родила меня раньше срока, она готовила отцу ужин и вдруг потеряла сознание. Пока собрались женщины деревни, пока молились, прошло много времени. Я родился почти в полдень на следующий день.
Любопытно, что ему, мальчику, рассказали такие детали его рождения. Видимо, бабушка обладала хорошей памятью и была прекрасной рассказчицей. Даже про молитвы упомянул. А ведь и по сей день молитва входит в обязательный набор процедур при родах.
– И как же ты выжил в те времена, без врачей, без кувезов для недоношенных детей?
