– Вот вы, ученые, и займитесь, – живо отреагировал Карачаров. – Забирайте его с собой и изучайте на здоровье.
– Гм-м…Осталось уговорить принцессу, – усмехнулся Карпов. – Сколько лет он уже…м-м-м… предоставлен сам себе?
– Да лет пять уж назад Анна-то с Иваном потонули… Да, не меньше… Ну может, четыре с половиной…
– Да… Значит, сейчас ему лет 12-13… И что же – все это время он ни с кем не общался?
– С псом своим, Полканом… Первое-то время он, вроде, не в себе был. Потом, надо думать, оклемался. Иначе не выжил бы.
– И что же – пес и сейчас с ним?
– Тут вот какая история, – Карачаров свел вместе квадратные ладони и потер их одна об другую. Раздался такой звук, как будто лист фанеры тащили по песку. – Пес-то с ним в зимовье жил – я говорил уже. Однажды заявились туда двое наших охотников, приняли как следует и заночевали. Кешка-то, как у него водится, хоронился где-то, а Полкан кругом бродил – следил, значит, когда они из избушки-то уберутся. И уж кто его теперь знает, как там у них вышло, то ли лаял он, то ли дверь скреб (холода-то тогда немалые стояли), но только один из этих горе-охотников высунул ствол, да и пристрелил Полкана…
– Господи! – всхлипнула Наташа. Карачаров взглянул на нее так, как люди города смотрят на слабоумных, а жители среднерусских деревень – на овец, и продолжал:
– Второй-то еще выскочил, проверил: дохлый пес, как есть дохлый – без обмана. Он, второй-то, против был – чтоб стрелять. Знали все – мальчишкина собака, одна радость его. Ну, да водка еще не то делала…
А дальше, значит, так. Проспались они, возвернулись в поселок, рассказали про свои подвиги. Бабы им только что вслед не плевали, да и сами не рады уж…
Ну так что… Пошли в лес снова. И что же вы думаете? Упала лесина поперек тропы и аккурат тому охотнику спину переломила, который Полкана-то пристрелил. Сама ли упала, навострил ли кто – про то никто не ведает. Второй-то тащил его на волокуше почитай весь день, но приволок-то мертвого уже. В амбулатории сказали: «перелом основания». Такие дела.
– Так вы думаете, это ваш…м-м-м… Маугли расстарался? – спросил Карпов, задумчиво пожевывая сивые, не слишком опрятные усы.
– Не скажу, не знаю, – Карачаров вновь развел сведенные ладони. Тяжелое лицо его выражало смесь лукавства и недоумения. – А только вот что чудно – с лета, что за той зимой приспело, видали Кешку (издаля, правда) опять с собакой…
– Так вы же говорили, что охотники проверяли…
– Проверяли, проверяли! Промысловик даже по пьяни живого пса с мертвым не спутает…
– Так как же тогда?
– Я сам-то не видал, а кто видел, говорит: может стать, и не собака это вовсе…
Время максимального отлива минуло с полчаса назад, и хотя прилив еще не начался, студенты под скалой на литорали заметно торопились. Разгребая сапогами бурые пучки фукусов, приподняв над водой пластмассовые ведра, они вглядывались в светло-бежевые гроздья воздушных пузырьков-камер, позволяющих листьям фукусов всегда держаться на поверхности. Среди пузырьков обитали розоватые колонии кишечнополостных – объект студенческих поисков. Назывались кишечнополостные по-латыни, но если произносить по-русски, получалось смешно – «Клава».
Антонина сидела наверху, на скале и наблюдала за студентами. Сидеть на нагревшемся за день и подсохшем мхе было тепло и хрустко. Маленькие, меньше миллиметра, огненно-красные паучки стремительно и беспорядочно сновали по камню у ног девочки. Антонина задумалась о том, как же быстро должны двигаться их крошечные ножки, но, как ни старалась, никаких ножек разглядеть не смогла – слишком маленькими были паучки. – «Зафиксировать – и под микроскоп, – подражая Анжелике Андреевне, подумала Антонина и тут же чихнула от набившихся в нос лишайниковых спор (чтобы лучше рассмотреть паучков, девочка легла на живот). – А впрочем, пускай бегают. Жалко.» – последняя мысль была уже собственно Антонининой.
Оторвав взгляд от паучков, девочка подняла голову и, вскрикнув от неожиданности, ткнулась носом и лбом в колючие кукиши высохших лишайников. Потом, быстро оттолкнувшись руками, села, не раскрывая глаз, и лишь потом решилась снова посмотреть. Не померещилось. Шагах в пяти от нее, не касаясь спиной замшелого валуна, но опираясь на него босой ступней согнутой ноги стоял… мальчик? – да, мальчик! – так решила Антонина.
Ростом гораздо выше Антонины, костлявый и невероятно худой, в какой-то видимости одежды, которую девочка, поколебавшись, определила как набедренную повязку, он выглядел не испуганным, но настороженным. Страх Антонины тоже отступил. Поза мальчика явно не была угрожающей, к тому же внизу были студенты и Анжелика Андреевна, стоило только крикнуть…
Стоило только крикнуть и странный мальчик исчезнет также быстро и неожиданно, как появился – в этом Антонина отчего-то не сомневалась.
Полина сидела, мальчик стоял, в этом было что-то неправильное. Поколебавшись, девочка медленно встала. Мальчик качнулся назад. Испугавшись, что он сейчас уйдет, Антонина, не думая, выбросила вперед открытые ладони в древнейшем жесте – «Я безоружен». Мальчик понял, и, встав на обе ноги, тоже протянул ладони вперед. – »Может быть, он все-таки снежный человек? – металась мысль Антонины. – Хотя нет, у него кожа грязная, но без волос, и одежда…Он не снежный, он просто человек.»
– Кто ты? – вслух спросила она.
Мальчик помотал лохматой головой, словно показывая, что услышал, но ничего не ответил. – Я – Антонина, – призвав на помощь книжный приключенческо-фантастический опыт, сказала девочка и прижала к груди раскрытую ладонь.
Мальчик шевельнул губами, словно хотел что-то сказать, но не произнес ни звука.
– Там, внизу, – для верности Антонина показала пальцем. – Студенты. Собирают материал. Мы приплыли на лодке. – В этом месте Антонина изобразила, как будто гребет. – Мы живем на биологической базе, на Среднем острове. Я там живу с мамой. Моя мама учит студентов. – Мальчик слушал внимательно, Полина готова была говорить еще, но вдруг он сжал кулаки и хрипло, механически произнес: «ма-ма» – при этом лицо его перекосилось, брови поехали вверх, нос сморщился, а губы широко разошлись, обнажая большие желтоватые зубы. Полине, которая наблюдала за всем этим, отчего-то стало почти больно где-то посередине груди. Ей вдруг захотелось подойти к мальчику, которому она едва достала бы до плеча, и погладить его спутанные русые волосы. Сама Полина очень удивилась этому своему желанию. Ребенок из семьи биолога, ко всем живым существам она относилась не по возрасту рационально. Даже щенки и котята не вызывали у нее обычного для девочек ее возраста умиления. И она не могла припомнить, чтобы ей когда-нибудь хотелось чего-нибудь такого…
По всему выходило, что теперь надо было бы позвать Анжелику Андреевну. Или хотя бы кого-нибудь из студентов. Но Антонина отчего-то была уверена: сделай она это и странный мальчик опять убежит, исчезнет, как исчез тогда, на скалах.
Не опуская раскрытых ладоней, Антонина продолжала говорить. Медленно и внятно. Объяснила, где живут биологи. Как их найти (в этом месте мальчик как будто бы улыбнулся). Как и чем занимаются. Немного рассказала о себе. Учится в школе. Закончила шестой класс. Живет в городе Ленинграде, на улице Чайковского, с мамой и бабушкой. Любит вязать крючком и читать книги, в основном – фантастику (мальчик слушал внимательно, но, кажется, ничего не понял).
– Ты – кто? – опять спросила девочка и для верности указала пальцем.
Мальчик помотал лохматой головой, как будто ответил: не знаю!
– А я – знаю! – с оттенком торжества сказала Антонина. – Нам Карачаров из Керести все про тебя рассказал. Тебя зовут Иннокентий.
Мальчик весь, целиком превратился в большой знак вопроса. Нахмурился.
– Ну, можно, наверное, звать тебя Кешкой, – попыталась объяснить Полина. – Или Кеном. Как мужа Барби. Это такая кукла.
– Кукла, – вдруг совершенно отчетливо сказал мальчик и сделал вполне недвусмысленное движение: как будто бы кого-то укачивает.
