развратников ни встретишь вечером даже в приличных кварталах Лондона!
Где-то вдалеке завыла полицейская сирена.
ГЛАВА 27
НАКОНЕЦ-ТО!
Джерри проснулся от поцелуя в щеку. Он с благодарностью посмотрел на Ширли и успокоенно улыбнулся — от неё исходил покой и домашний уют. Корнелл с удивлением обнаружил, что в глубине души у него зарождается странное желание. Никогда прежде он не думал о столь решительной перемене в своей жизни и даже теперь не был уверен, что это принесёт счастье, но ему вдруг явственно почудился торжественный перезвон свадебных колоколов. Чтобы заглушить их звучание, он грубовато обнял Ширли и притянул к себе. Увы, колокола звучали на фоне трогательного хорала, а внезапно мелькнувшая мысль только ещё больше укрепилась.
Наконец Ширли отпустила его, и Джерри встал. Четверть часа спустя, уже собираясь уходить, он озабоченно посмотрел на неё и сказал:
— Дорогая, позвони Фрею и расскажи обо всем, что случилось.
— Хорошо, милый, — кивнула она, не сводя с него преданного взгляда. Джерри почему-то смутился.
— Ладно, пока… Я пошёл!
В горле у него пересохло от волнения. Джерри торопливо захлопнул дверь и сбежал по лестнице.
В это утро кашель дядюшки Эдмонда выражал облегчение и некоторую надежду. Стало быть, Джерри не врал, когда говорил, что держать бумаги при себе — опасно. Значит, они в самом деле стоят немалых денег.
Когда раздался стук в дверь, дядюшка Эдмонд просиял.
— Входи, Джерри… кхе-кхе-кхе… Ну как, достал деньги, а?
Джерри, однако, был не из тех, кто спешит выкладывать наличные. Кроме того, он почувствовал, что с позавчерашнего дня дядюшка Эдмонд созрел и сам готов принять разумное решение.
— Как договорились, десять фунтов, — твёрдо напомнил он.
— Ладно, Джерри… — пробормотал дядюшка Эдмонд, — ежели это все, что ты можешь предложить… кхе-кхе…
Джерри вытащил из кармана деньги.
— Где бумаги?
Дядюшка Эдмонд рассказал все, как было.
— Старый дурень! — не выдержал Джерри. — Тоже мне; нашёл надёжное местечко для ценных бумаг!.. — Он раздражённо сунул старику десятку.
Ему ужасно не хотелось ещё раз идти к Себастьяну О'Рейли, но, с другой стороны, похоже, что дело близится к концу.
— Ладно, бывай здоров, дядюшка Эд, — буркнул он. — Теперь мы, наверно, не скоро увидимся… Работы много… Береги себя…
— И ты тоже, Джерри… кхе-кхе… Дядюшка Эдмонд полагал, что он весьма ловко обкорнеллил племянника. Старик смачно чихнул и долго сморкался.
Когда Джерри ушёл, дядюшка Эдмонд насторожённо огляделся по сторонам и вышел во двор к Куче. Там он с торжествующим видом показал ей деньги, затем, что-то бормоча себе под нос, выкопал свободной рукой ямку и спрятал в неё десятифунтовую купюру.
— Храни, родная, храни и никому не отдавай! — проговорил он напоследок.
Куча благодарно чавкнула, и густая бурая жижа медленно заполнила углубление.
Когда Джерри добрался на место, старьёвщики готовились выезжать. Они кормили и запрягали лошадей. Корнелл прошёл в конюшню и заглянул в уже знакомое стойло.
Себастьян О'Рейли зевал и потягивался в одном углу, а Бренда что-то задумчиво жевала в другом. Наконец О'Рейли заметил гостя.
— А, это вы, сэр… доброе утро…
— Доброе утро, — бросил в ответ Джерри и достал из кармана фунт. Настроение у него было неплохое. — Возможно, это покажется странным, но я хотел бы заглянуть к ней в мешок, — Джерри кивнул в сторону Бренды, — так сказать, посмотреть, что там у ней на завтрак…
Ещё не договорив эту заранее придуманную фразу, Джерри пристально посмотрел на кобылу и вдруг осознал, что происходит. Он бросился вперёд, оттолкнул морду Бренды и сунул руку в мешок. Не переставая жевать, Бренда переступила с ноги на ногу и отвернулась от него.
Джерри сорвал мешок, Бренда сердито стукнула копытом об пол, а затем уже вполне намеренно наступила Джерри на ногу. Он завопил от боли:
— Ах ты, старая кляча!.. Сунув деньги в карман, О'Рейли с любопытством наблюдал за происходящим.
— Вы поосторожнее, сэр! — предупредил он Корнелла. — Она у меня немного нервная…
Джерри все-таки отвоевал мешок. Проиграв поединок, Бренда обиженно покосилась на него большим подслеповатым глазом.
— Проклятье! — воскликнул он, пошарив рукой в торбе. — Да я тебя на живодёрню отправлю!
Бренда восприняла эту угрозу всерьёз и непокорно тряхнула гривой.
А Джерри, ещё не веря себе, торопливо шарил в мешке, в который уже раз старательно просеивая сквозь пальцы объедки сена и овёс. Наконец он что-то обнаружил, крепко сжал в кулаке и нетерпеливо вытащил руку из мешка. Однако находка его разочаровала. Это оказался всего лишь маленький обслюнявленный клочок бумаги с несколькими уцелевшими буквами. Приглядевшись, можно было разобрать: «…секретно!»
Джерри обречённо вздохнул. Ничего не поделаешь! В конце концов шеф сам приказал: раздобудь и верни, или уничтожь!
Чертежей больше нет. Противнику они не достались, значит, все в порядке.
Выходя из конюшни, Джерри выхватил из рук старого Себа фунтовую купюру, которую тот вздумал посмотреть на свет.
Когда Джерри вернулся домой, Ширли сообщила ему:
— Тебе звонил какой-то человек. Я думаю, это один из китайцев, которые похитили меня и Мэвис…
— Чего он хотел?
— Сказал, что если сегодня в полдень ты придёшь один на выставку сокровищ британской короны в Тауэре, он сообщит какую-то важную для тебя информацию. Он хочет за неё тридцать фунтов…
— Любопытно, какие секреты можно продать за тридцать фунтов? — пробормотал Джерри.
Ширли пожала плечами.
— Он не сказал. Но я думаю… ведь для китайца тридцать фунтов — огромные деньги, верно?
Джерри задумчиво потёр колючий подбородок. Если у китайцев есть какая-то информация для продажи, можно попытаться укрепить свой авторитет в глазах шефа. И десять гиней прибавки наверняка не уплывут.
Конечно, осторожность не повредит, но в таком оживлённом месте, как лондонский Тауэр, едва ли может стрястись что-то непредвиденное!
— Он сказал, как его найти? — спросил Джерри.
— Попросил позвонить в гонконгский гриль-бар…
Корнелл взял телефонную книгу и отыскал нужный номер.
Канг вернулся от телефона. На его лице застыло мрачное злорадство.
— Корнелл клюнул, — сообщил он Чангу и взял со скамейки плащ, который почти не выпускал из рук. Его карман оттягивал какой-то тяжёлый предмет. Это была адская машинка с часовым механизмом, которую «Конфуций» собирался взорвать в Тауэре.
Она отправит на тот свет Корнелла, Чанга, самого «Конфуция», а заодно с дюжину американских бездельников и саму выставку короны — символ монархического капитализма.
Это благородная смерть во имя высоких идеалов. Он станет героем романов и песен, стихов и детских книжек. Его нарисуют умирающим с красной книжечкой в руке. Он решился на все.
Канг доел порцию жареного риса по-деревенски и допил последний глоток фруктово-молочного
