— Кто был сегодня там, внизу?
— Вернитц, начальник полиции Китая — он здесь в отпуске и вдобавок собирается принять участие в полицейской конференции на следующей неделе. Марта Гед, профессор электробиологии из Тель-Авива. Все персидские представители, избранные в парламент…
— В том числе Исфахан? — В голосе министра, слишком хорошо воспитанного, чтобы закричать, прозвучало удивление. Исфахан возглавлял фракцию солрефов в Солнечном доме.
— Боюсь, там были все персы-солрефы, — кивнул Джаннэр. — Не говоря уж о членах партии из Дании, Швеции и Мексики.
— Мы рекомендовали нашим членам не принимать участия в нелепых «аудиенциях» Огненного Шута!
— Без сомнения, все они там оказались в поисках фактов, — вмешался Алан, в глазах у него появились едва заметные искорки.
— Без сомнения, — хмуро сказал Саймон Пауйс, предпочитая не замечать иронию внука.
— Ваша племянница там тоже была, — тихо добавил Джаннэр.
— Что меня не удивляет. Эта женщина — ненормальная! Думает, что она сможет стать следующим президентом!
Алан знал, что его двоюродная сестра, Хэлен Картис, лидер Радикально-Либерального Движения, собиралась соперничать со своим дядюшкой — участвовать в грядущих президентских выборах. Один из них наверняка победит.
— Хорошо, Джаннэр.
Саймон Пауйс отпустил секретаря. Негр вышел через боковую дверь во внутреннюю галерею, ведшую к его кабинету.
Когда дверь закрылась, Алан сказал:
— Мне кажется, ты, дед, слишком много значения придаешь этому герою. Он вполне безвреден. Стать угрозой обществу он мог бы, но вряд ли станет. Ты им прямо одержим. Больше никто — по крайней мере среди политиков — так не озабочен. Если положение станет серьезным, люди скоро оставят его или станут действовать против. Почему бы не подождать и не посмотреть, что будет дальше?
— Нет. Я выгляжу одержимым, да? А может, я — единственный человек, не ослепленный тем, что олицетворяет этот Огненный Шут. Я уже набросал законопроект, который, если пройдет, положит конец позерству этого дурня.
Алан поставил портфель на стол и сел в одно из глубоких кресел.
— А стоит ли? Весьма неразумно выступать за то, что легко может оказаться непопулярным. Для большинства Огненный Шут — личность привлекательная и в то же время безвредная. Если ты открыто противопоставишь себя ему, это будет стоить тебе голосов на президентских выборах. Ты можешь и проиграть!
Алан почувствовал, что выиграл очко. Он знал, как важно для старика победить. Со дня основания партии Солнечного референдума каждое поколение кто-то из семьи Пауйсов занимал президентское кресло по меньшей мере раз в жизни; один из Пауйсов сформировал первое же правительство из членов Солрефа. Но за этого представителя рода Пауйсов, похоже, не проголосуют: общественное мнение постепенно отворачивалось от солрефов и склонялось в пользу более горластого и активного РЛД, которое быстро набирало силу под неистовым предводительством Хэлен Картис. Всю свою жизнь Саймон Пауйс стремился стать президентом; и это будет его последней возможностью.
— Я никогда не жертвовал принципами лишь ради ловли голосов! — презрительно сказал Саймон Пауйс. — Допускать такое недостойно Пауйсов. Твоя мать ужаснулась бы, услышав подобное замечание из уст собственного сына. Хоть лицом ты и Пауйс, кровь у тебя — чья бы ни текла в твоих жилах — не наша!
На мгновение Алана что-то кольнуло от этих слов, но он тут же овладел собой. Дед впервые намекнул на его смутные корни — он родился незаконнорожденным, и мать вскоре после родов умерла. И хотя Саймон Пауйс, в своей непреклонной манере, обеспечил внуку соответствующее образование и положение в обществе, дед всегда избегал Алана, заботясь о нем, но не питая ни дружбы, ни любви. Жена Саймона Пауйса умерла пять лет назад, вот с нею Алан был близок. Когда Элинор Пауйс умерла, Саймон начал чуть больше интересоваться Аланом, но всегда держался слегка в стороне. Однако вслух он сказал о внебрачном происхождении внука впервые. Очевидно, его манеры испортились из-за предстоящих президентских выборов.
Алан не обратил внимание на замечание Пауйса-старшего и улыбнулся.
— Городская администрация — если позволите вернуться к прежней теме — не испытывает беспокойства по поводу Огненного Шута. Он обитает на нижних, неиспользующихся уровнях и не доставляет нам никаких хлопот, не грозит подняться выше. Оставь его, дед, ну хоть до тех пор, пока не состоятся выборы.
Министр подошел к панорамному окну и всмотрелся в сумрак; на фоне дальних гор вырисовывалась его прямая фигура.
— Огненный Шут — ощутимая угроза, Алан. Он признал, что склонен к разрушению всего общества, к отказу от всех принципов прогресса и демократии. Своей болтовней о поклонении Солнцу, природе он грозит отшвырнуть нас всех к беспорядку, упадку, дикости!
— Дед, этот человек не настолько могуч! Ты его переоцениваешь!
Саймон Пауйс покачал головой, сцепив тяжелые руки за спиной.
— Говорю тебе — нет!
Значит, ты не прав! — сердито сказал Алан, лишь наполовину сознавая, что его гнев вызван не столько праведностью старика, сколько предыдущим обидным замечанием.
Саймон Пауйс молча стоял, повернувшись к Алану спиной.
«По крайней мере его нерушимая репутация цельного и твердого политика заслужена, — отметил Алан. — Однако эта репутация не спасет его, если на выборах Огненный Шут станет предметом политических споров.»
С точки зрения Алана — которую разделяло великое множество людей — таинственное появление Огненного Шута год назад приветствовали как избавление от скуки гладкой, размеренной жизни Швейцарии-Сити.
— До свидания, дед, — сказал Алан, подхватывая портфель. — Я пошел домой. Сегодня вечером у меня много работы.
Саймон Пауйс повернулся — обдуманным, величественным движением.
— Думаю, тебе интересно будет узнать, что я связывался по этому вопросу с городским советом и предложил полностью изолировать нижние уровни. Надеюсь, они примут мое предложение. Отвечать за исполнение будет городская администрация. Тебе, как заместителю главы администрации, видимо, придется заняться этим делом непосредственно.
— Если у городского совета есть хоть капля здравого смысла, он отвергнет твое предложение. У них нет свидетельств нарушения законов со стороны Огненного Шута. Они не могут принять против него никаких законных мер. Все, что он сделал, — это выступал на собраниях, а это вовсе не преступление в рамках той демократии, которую ты так нахваливал. И все твои доводы — ерунда. Ты не согласен?
— Один шажок в сторону может спасти нас от долгого скольжения вниз, — отрывисто сказал Саймон Пауйс, когда Алан вышел из комнаты.
Входя в лифт, чтобы отправиться к себе на шестьдесят четвертый уровень, Алан решил, что, видимо, неверно расценил отношение деда к Огненному Шуту. Он много слышал о последнем и о его «аудиенциях»; романтический ореол этого человека поневоле вызывал приязнь. Но он слишком настойчиво спорил об Огненном Шуте, сам его никогда не видав.
Он выбрался из лифта и прошел на середину коридора, выбрав самую быструю дорожку, чтобы попасть в свою квартиру. Подъехав ближе к дому, он перешел на медленную дорожку с привычной ловкостью, извлек из кармана маленькую коробочку и, поднеся ее ко рту, произнес свое имя. В стене открылась дверь.
В передней слуга принял и пронес в кабинет его портфель.
— Мы ждали вас раньше, сэр. Мэдлин приносит извинения, но ей кажется, что птица подгорела.
