о точных определениях, необходимых для публичного изложения ее предполагаемой политики. Затем — о способах ее подачи.
Кое-какие предложения возникли у Милдред Брехт:
— Полагаю, что мы могли бы остановиться на старомодных рекламных листках с изложением основных контуров нашей политики. Распространять их по всей Земле, в каждый дом. В целях дополнительной рекламы — большие говорящие плакаты. Газетные развороты для Земли и колоний…
Она обрисовала еще несколько способов привлечения внимания общества.
Джордан Кэлпис, смуглый темноволосый мужчина с выдающимися лицевыми костями и бледно-голубыми глазами, прервал Милдред Брехт:
— Думаю, в целом мы уже согласны с основными пунктами политики мисс Картис, так же как и со способами их подачи. В общем, у нас есть звуковой образ и кое-какой симпатичный, ясный, рекламный материал. Единственный предмет, вызывающий беспокойство — это Огненный Шут. Смею еще раз предположить, что его надо опустить, не заострять на нем внимания. Мы уже и так потеряли скорость, когда общественное мнение от поддержки Огненного Шута качнулось к его осуждению. Таких потерь мы больше не можем себе позволить.
— Нет, — твердо сказала Хэлен. — Я собираюсь сделать ситуацию вокруг Огненного Шута одним из основных моментов моей предвыборной платформы. Я уверена, что скоро мы обнаружим свидетельства его невиновности. Если это случится, то докажем мою правоту. Пауйс окажется кликушей, вера в меня у публики будет восстановлена.
— Это слишком большой риск! — настаивал Кэлпис.
— Теперь нам приходится рисковать, — сказала Хэлен. — Иначе нам не победить.
— Ну что ж… — Кэлпис вздохнул и погрузился в молчание.
— Когда ожидается первое публичное выступление? — спросил Алан.
— Завтра, — Хэлен в волнении перебирала лежавшие перед ней бумаги. — В ратуше; должно вызвать большой интерес.
Огромная ратуша была битком набита. Заняли все сидячие места, а под стоячие использовался каждый дюйм свободного пространства. На одном широченном возвышении сидели Алан, Хэлен, Уоллес и Карри, а на них с трех сторон таращились ряды глаз. За четверкой, сидевшей на возвышении, на большом экране сменялись картинки: Хэлен говорит с людьми, Хэлен с родителями, Хэлен ходит по больницам, домам престарелых, сиротским приютам. Видеоряд сопровождал комментарий, пылко превозносивший ее добродетели. Когда он завершился, Алан поднялся и обратился к собравшимся:
— Граждане Солнечной системы, соотечественники. Всего через несколько недель вы будете голосовать за того человека, которого пожелаете видеть президентом. Чего вы станете искать в своем президенте? Разума, сердечности, способности к развитию. Это — основополагающие, необходимые свойства. Но вы захотите большего — вы захотите того, кто повел бы народ Солнечной системы к большей свободе, большему процветанию — и более смелой жизни. Именно такая женщина — Хэлен Картис…
Непривычный к такого рода речам, Алан обнаружил, что наслаждается собой. В конце концов, решил он, в нем течет достаточно пауйсовской крови. Он продолжал в том же духе в течение четверти часа, а потом представил собравшимся Хэлен. Аплодисменты оказались не столь велики, как могли бы, но вполне удовлетворительны.
Умение Хэлен держать себя перед публикой заслуживало всяческих похвал. Готовая ко всему и в то же время уверенная, она сочетала в себе женственность и твердость, говоря спокойно и предельно убежденно.
Она обрисовала черты своей политики. На этом этапе она совершенно не касалась Огненного Шута, сосредоточив свой наступательный порыв на бесплодности солрефов и их кандидате в президенты Саймоне Пауйсе. Она не обращала внимания на выкрики и говорила остроумно и горячо.
Когда она закончила, ей аплодировали. Алан Пауйс встал и поднял руки, прося тишины.
— Теперь, когда вы услышали о четкой, долгосрочной политике мисс Картис, — сказал он, — есть ли вопросы, которые вы бы хотели ей задать?
По залу были разбросаны особые места, куда мог подойти желающий и его голос разносился по всему залу. Каждое такое место отмечал крупный красный маячок. Маячки замигали повсюду. Алан выбрал ближайший.
— Номер семь, — сказал он, произнеся номер маячка.
— Я хотела бы спросить мисс Картис, как она намеревается выработать регулируемую цену на продукцию морских хозяйств, — сказала стоявшая у седьмого маяка женщина.
Хэлен вернулась к центру возвышения.
— Мы определим цену, исходя из стоимости продукции, справедливой прибыли и так далее.
— В результате цены снизятся, не так ли? — спросила женщина.
— Разумеется.
Красный огонек погас. Алан назвал следующий номер.
— Какие шаги собирается предпринять мисс Картис в отношении существующего запрета на табачное производство?
— Никаких, — твердо сказала Хэлен. — Есть две причины сохранения запрета. Первая — то, что никотин вреден здоровью. Вторая — в том, что земли, использовавшиеся ранее для выращивания табака, ныне заняты под производство зерновых и другой сельскохозяйственной продукции. С другой стороны, марихуана в гораздо меньшей степени вызывает привыкание, курильщики ее немногочисленны и затраты земли на ее производство относительно малы.
Последовало еще несколько вопросов на сходные темы, слышались отдельные выкрики, а потом Алан опять объявил:
— Номер семь-девять.
— Мисс Картис ревностно поддерживала Огненного Шута до того, как выяснилось, что он — преступник. Сейчас бытуют опасения, что он собирается подвергнуть Землю бомбардировке из космоса или же взорвать уже подготовленные бомбы. Что она собирается по этому поводу предпринять?
Хэлен взглянула на Алана. Он ободряюще улыбнулся ей.
— Мы не уверены, что Огненный Шут виновен в приписываемых ему преступлениях, — сказала она.
— Да виновен он! — крикнул кто-то. С ним согласилась еще сотня голосов.
— Мы не можем заочно выносить ему приговор, — твердо продолжала она. — У нас нет свидетельств заговора с целью нападения на планету или ее уничтожения.
— А что вы станете делать, если он действительно виновен, — крикнул задавший вопрос, — сидеть и ждать?
Хэлен пришлось кричать, чтобы ее услышали в поднятом толпой шуме.
— Думаю, что Огненного Шута оболгали беспринципные люди, желавшие страха войны, — настаивала она. — Я полагаю, что мы должны отрабатывать другие версии. Разумеется, схватить Огненного Шута, предать его суду, если нужно. Но тем временем надо учитывать и другие возможности того, как эти бомбы могли попасть на первый уровень!
— Мои родители погибли на одиннадцатом! — Это кричал кто-то от другого маячка. — Я не хочу, чтоб такое случилось с моими детьми!
— Так и случится, если мы не взглянем на положение здраво, — влепила в ответ Хэлен.
— Любовница Огненного Шута! — взвизгнул кто-то. Клич подхватили в других концах зала.
— Какое безумие, Алан. — Она взглянула на него, словно ища совета. — Я не ждала такой истерии.
— Дави дальше, — сказал он. — Это все, что тебе остается. Отвечай им!
— Пауйс — это президент! Пауйс — это президент! — неслось со всех концов зала.
— Пауйс — это сумасшествие! — закричала она. — Сумасшествие, охватившее сегодня некоторых из вас. Слепой страх никуда вас не заведет. Я предлагаю здравомыслие!
— На безумие больше похоже!
— Если бы вы слушали меня, как разумные взрослые люди, а не кричали и вопили, я бы рассказала, что имею в виду, — Хэлен стояла, скрестив руки на груди, ожидая, когда стихнет шум.
Алан подошел к ней и встал рядом.
