Майкл Муркок
Бледные розы
Памяти Джорджа Мередита,
на произведениях которого
я учился писательскому искусству
Уходит лето, хлад и тьма близки -
Как это сердцу радостно и мило.
Уж розы бледные роняют лепестки
В косых лучах усталого светила
ГЛАВА ПЕРВАЯ, в которой Вертер пребывает в безутешной печали
– Ты еще не потерял способности развлекать, Вертер, а это – главное, – сказала Миссис Кристия, высоко подымая юбки, чтобы выразить свое удивление.
Вертер де Гете редко устраивал представления, хотя поставить, к примеру, вызвавший похвалу «Дождь» ему не составляло труда. Впрочем, и Неистощимая наложница не часто одаривала особыми знаками внимания своих избранников.
– Тебе нравится? – спросила она, заметив, что Вертер опустил глаза на ее бедра.
– Да, – еле слышно ответил Вертер. Его бледные пальцы заскользили по татуировке, представлявшей собой картину на сюжет «Смерти и девы». Два скелета сплелись в чувственном объятии. Лонные волосы Неистощимой наложницы приняли очертание не лишенного изящности черепа.
– Вы одна понимаете меня, Миссис Кристия.
Эту фразу Неистощимая Наложница слышала много раз от своих поклонников, однако, она всякий раз доставляла ей удовольствие.
– Мертвенный Вертер! – вздохнула Миссис Кристия. Он наклонился, чтобы поцеловать череп.
Дождь лил, пронизывая мглу зелеными, пурпурными и красными каплями. Как и подобает любому дождю, он нес влагу, что самым естественным образом сказалось на собравшейся публике, которую, помимо Миссис Кристии, составляли Герцог Квинский, Епископ Тауэр, Миледи Шарлотина и два путешественника во времени из далекого прошлого. Их одежда (у кого только она была) промокла, а сами они дрожали, стоя на выступе высокой скалы и всматриваясь в Романтическую Пропасть Вертера (внизу, вырываясь из недр утеса, пенился водопад).
– Природа – вот истина! – воскликнул Вертер. Герцог Квинский чихнул, затем приветливо улыбнулся и огляделся по сторонам. Заметив, что не обратил на себя внимания, он кашлянул и постарался снова чихнуть. Не добившись желаемого, он задрал голову. По небу ходили мрачные тучи. Сверкнула молния, раздались раскаты грома, посыпался град. Миледи Шарлотина, одетая в шаровидное розовое платье, испещренное голубыми прожилками, радостно захихикала, когда градинки с едва различимым звоном коснулись ее позолоченного лица.
Епископ Тауэр, как всегда выглядевший величественно в своем огромном – в два человеческих роста – головном уборе в форме зубчатой башни, насупившись, отвернулся, показывая всем своим видом, что устроенное Вертером представление никак не сравнимо с тем, что годом раньше поставил он сам. То был тоже дождь, однако его капли не растекались, а, ударившись о землю, превращались в настоящих маленьких человечков. Епископ, прекрасно знавший о том, что планету может изменить любой ее обитатель по своей прихоти, не мог по достоинству оценить устроенную Вертером метаморфозу Природы.
Миссис Кристия, от которой не ускользнула недоброжелательная реакция Епископа Тауэра, дабы поддержать своего возлюбленного, поспешила воскликнуть:
– Но ведь это еще не все, Вертер? А финал?
– Я хочу закончить представление чуть позднее.
– Нет, нет! Прошу тебя, дорогой, покажи нам финал сейчас.
– Не могу отказать вам, Миссис Кристия, – ответил Вертер и повернул на пальце одно из своих Колец Власти.
Тучи разошлись. На их месте появились перламутровые облака, изливавшиеся серебристым дождем.
– А теперь, – прошептал Вертер, – я продемонстрирую вам Спокойствие, в нем – Надежда.
Он еще раз повернул Кольцо Власти, и на небе вспыхнула радуга, соединив два перламутровых облака.
На этот раз Епископ Тауэр счел возможным прокомментировать зрелище, в то же время посчитав нужным вложить в свои слова долю сомнения:
– Черная радуга? Можно предположить, что она выражает вашу Идею, Вертер, хотя, вероятно, не в полной мере.
– В мере, достаточной для меня, – сухо ответил Вертер.
– Тогда у меня нет замечаний, – сказал Епископ. Он сдвинул густые рыжие брови и поднял голову. – Эта радуга хорошо смотрится.
Миссис Кристия, заметив иронию в глазах Герцога Квинского, поспешила бурно зааплодировать.
– Великолепная радуга, Вертер! – выпалила она. – Разве где – нибудь такую увидишь?
– Чтобы создать подобную радугу, требуется особое воображение, – согласился Герцог, поддавшись настроению Миссис Кристии.
– Не оставляю надежды, что это не просто радуга, – уточнил Вертер. Хотя его творение и заставило говорить о себе, в ответе Вертера сквозило чувство обиды.
Последовал хор голосов, признающих его несомненную правоту. Миссис Кристия подошла к Вертеру и взяла его за тонкую бледную руку. Однако оказалось, что она проявила неосторожность, случайно задев за Кольцо Власти. Радуга стала переворачиваться, а затем и вовсе распавшись, осыпалась на скалу кусочками черного янтаря.
Миссис Кристия ахнула и в испуге поднесла руку ко рту, все еще сжимая другой рукой пальцы любовника. Ее круглые голубые глаза наполнились страхом, но уже через мгновение в них появились искорки смеха, которые тут же погасли, когда она взглянула на Вертера. Вертер медленно освободил руку, уныло пиная упавшие на скалу осколки. Небо – теперь совершенно безоблачное – приобрело невыразительный серый цвет, чуть скрашиваемый блекнувшими лучами заходящей звезды. Вертер, словно желая обрести силы, резким движением надвинул на лоб темно-зеленую фуражку, прикрывавшую его длинные каштановые волосы.
– Превосходное представление! – воскликнула Миледи Шарлотина, не обратившая внимания на промах Миссис Кристии.
– Вам удалось создать многозначительный символ, Вертер, – подхватил Герцог Квинский, обводя рукой небо. – Завидую вашему таланту, мой друг.
– Продукт похоти и оплодотворения яйцеклетки сперматозоидом, – пояснил Епископ Тауэр, имея в виду процесс появления на свет Вертера (который и в самом деле был зачат в результате полового сношения, взращен в чреве матери и познал детство – настоящая редкость для Края Времени). – Браво! – заключил Епископ.
Вертер вздохнул.
– Вы проявляете снисхождение к моей горькой судьбе. Другие являются в этот мир зрелыми и хорошо сложенными.
– Ты забываешь о Джереке Карнелиане, – бросила через плечо Миледи Шарлотина. Она уже собиралась в дорогу и, верно, потому ее шарообразное платье несколько раз подпрыгнуло.
– Но Джерек Карнелиан никогда не был уродцем, – возразил Вертер.
– Вы не долго пребывали в таком состоянии, Вертер, – рассудительно сказал Герцог Квинский. – Вашей матери не понадобилось много времени, чтобы заменить шесть ваших рук двумя. Она сделала все на славу, принимая во внимание, что это был ее первый опыт.
– И последний, – буркнула Миледи Шарлотина, стараясь оставить за собой последнее слово. Она щелкнула пальцами, и к скале, закрыв ее своей тенью, приблизилась огромная желтая лошадь.
Между тем Вертер не унимался.
– Все это стоило мне ужасного шрама, – в сердцах бросил он.
