доверчивостью. Наконец, рассказав о том, как они побывают в тихих, уединенных местах, где ничто не помешает им заняться чистой поэзией и раскрыть глубину своих внутренних побуждений, Вертер воскликнул:
– Я посвящу тебе свою жизнь! Ты познаешь настоящее счастье!
К его удивлению, девочка не ответила: опустившись на пол, она спала.
– Бедное дитя, – вздохнул Вертер, – а я так бесчувствен, что забыл о перенесенных ею страданиях.
Он подошел к девочке и осторожно взял ее на руки. Она слегка встрепенулась, заморгала глазами, издала легкий стон и, уронив голову на грудь Вертеру, погрузилась в глубокий сон. Вертер в растерянности огляделся по сторонам: он не приготовил девочке спальню. Слегка вздохнув, он опустил Кэтрин на лежавший на полу коврик. Потирая пальцами подбородок, Вертер вновь оглядел помещение. Влажные стены из вулканического стекла, неизменно находившиеся в гармонии с его расположением духа, теперь показались ему неуместно безрадостными.
– Ей нужна утонченная красота, – прошептал Вертер, взглянув на спящую девочку.
Он задумался, затем, улыбнувшись, повернул Кольцо Власти. Стены вмиг покрылись толстыми гобеленами с вытканными на них картинками из книги волшебных сказок, служивших Вертеру единственным утешением в ранней юности.
Вертер заскользил взглядом по знакомым картинкам. Вот Шелли, ревнитель гармонии, пробравшийся в Одеон (ад) к своему любимцу, трехголовому псу Омнибусу, играет на арфе «Блюз для соловья». А вот с единственным глазом во лбу Касабланка Богард держит в руках верного Сэма, магический заступ, чтобы сразиться с Неистовым Соколом и освободить свою возлюбленную Акрилановую Королеву, попавшую в руки Сонного Великана (карлика, превратившего себя в исполина) и Мятежного Каина, изгнанного из Голливуда (рая) за убийство своей сестры Голубого Ангела.
Когда-то эти картинки будоражили его пылкое воображение. Без сомнения, они придутся по вкусу и девочке, наивной и романтичной. Вероятно, она испытывает те же страдания, что довелось претерпеть в ранней юности и ему. Воистину, они родственные души.
Вертер с досадой вспомнил, как искал расположения Джерека Карнелиана, отдавая должное его силе духа и искренне полагая, что терзания Джерека созвучны с его собственными страданиями. Как он был слеп! Хотя с Джереком и было приятно проводить время, разве тот хоть раз вызвал у него воспоминания юности? А разве Джерек отвечал ему теплым чувством? Нет! Да и мог ли? Его произвела на свет Железная Орхидея, самое характерное искусственное создание. Вероятно, Джерек никогда и не был ребенком.
Раздражение Вертера сменилось довольством, когда он перевел взгляд на девочку. Однако он отвлекся и забыл про кровать! Вертер повернул Кольцо Власти, и в помещении появилась кровать под балдахином на четырех столбах из слоновой кости и ниспадавшим пологом из золотистого шелка. Рядом с кроватью устроился пушистый ковер.
Вскоре невдалеке от кровати выстроились цветочницы самых разнообразных форм и размеров, а на них – узорчатые керамические горшки. В горшках стали появляться цветы: золотистые лютики, львиный зев, льнянка, златоцвет, лилии, чайные розы, маки, дикие маргаритки… Посчитав, что он преуспел в составлении композиции, Вертер занялся дальнейшим убранством комнаты. Рядом с кроватью появились сундук с одеждой и набор детских кубиков, а у окна – аквариум с золотыми рыбками. Под потолком в углах комнаты заколыхались связки воздушных шариков. Посадив над дверью двух сов, Вертер посчитал, что пока на этом можно остановиться. Девочка сама решит, как украсить комнату дальше.
Вертер представил себе, какой восторг засветится в глазах девочки, когда она проснется ранним солнечным утром. Конечно, утром! Ребенку требуется определенный режим, а значит, и постоянное чередование дня и ночи с ежедневным восходом солнца. Сейчас самое время для ночи. Вертер повернул Кольцо Власти на левой руке. За окном потемнело, на небе появились яркие звезды, взошла луна. Вертер осторожно взял девочку на руки, откинул полог и уложил ребенка в постель. Поправив одеяло, он нежно поцеловал ее в лоб и потихоньку отошел от кровати, стараясь оценить нахлынувшие на него чувства. Наконец его лицо осветилось слабой улыбкой.
– Я верю в Умиротворение! – прошептал Вертер.
Прошел месяц. Все это время Вертер проводил с девочкой. Заботиться о ней стало его главным занятием. Мрачные скалы и дикие пустыри вокруг его замка сменились зеленеющими холмами, светлыми рощами, серебристыми речками. Вертер и Кэтрин, ставшая ему неизменной спутницей, часто проводили время где-нибудь на лужайке или в тени дубравы, ведя неторопливые беседы о возвышенных чувствах, идеализме, любви к природе. Порою девочке случалось кормить с ладони шаловливых горилл и задумчивых большеглазых коров. Все дни были солнечными. На небе, если и появлялись иногда облака, то лишь для того, чтобы придать ему новые, веселые краски.
Вертер отыскал книги, оставленные Кэтрин в зверинце, и девочка много читала, черпая знания из произведений Тургидити, Уто, Петта Риджа, Закки и Пьята Синка. Конечно, не обходилось без пояснений. Вертер с удовольствием отвечал девочке на вопросы (порой наивные), а иногда просил Кэтрин почитать ему вслух. В одной из книг девочка натолкнулась на непонятный рисунок. Пишущая машинка, определил Вертер. Последовал взрыв восторга и удивления. Чтобы порадовать девочку, Вертер на следующий день преподнес ей сюрприз, придав форму машинки своему воздушному экипажу.
– Ты так добр ко мне, Вертер! – воскликнула девочка. – Моя жизнь сказочно изменилась. С каждым днем я все больше люблю тебя!
– И я с каждым днем все больше люблю тебя! – пылко ответил Вертер, чувствуя, что у него кружится голова. Придя в себя, он внезапно вспомнил о Миссис Кристии. Он виноват перед ней, не уделял ей внимания целый месяц. Хорошо, если Миссис Кристия не сердится на него.
Чтобы разнообразить развлечения девочки, Вертер возил ее к своим соперникам по постановке феерий. К его некоторой досаде, их творения неизменно приводили Кэтрин в восторг. У Джерека Карнелиана она долго рассматривала величественные строения, возведенные из кварца, золота и белого мрамора и составлявшие «Лондон-1896», архитектурный ансамбль, ставший вершиной творчества Джерека. У Герцога Квинского Кэтрин посмотрела представление «Леди и лебеди». Лорд Джеггед показал Кэтрин «Войну и мир в двух измерениях», скучноватую абстракцию, на взгляд Вертера, но и та доставила девочке удовольствие. Кэтрин вовсю смеялась, трогая «живые фигуры», находя их всамделишными. Лорд Джеггед придал фигурам всего два измерения (длину и ширину), и когда те поворачивались, то сразу же и исчезали.
Однажды, когда Вертер и Кэтрин летели к Епископу Тауэру посмотреть «Миллион разъяренных крапивников»[2] (представление, претендовавшее на образец возрождавшегося искусства эстетического шума), они встретил Лорда Монгрова, с которым Вертер был в приятельских отношениях, пока не рассорился, не поладив в продолжительном споре о способе самоубийств аборигенов Урана во времена Великого Натриевого Засилья.
Лорда Монгрова, мрачного великана с огромной головой, посаженной на могучие плечи, первой заметила Кэтрин. Тот, видимо, никуда не спешил: он сидел верхом на чудовищных размеров улитке, неторопливо и важно двигавшейся среди нагромождения скал.
– Посмотри вниз, Вертер! – воскликнула девочка. – Какой гигант! Футов десяти ростом! Такого сроду не видела.
Определив, кто вызвал удивление Кэтрин, Вертер почувствовал угрызения совести. Пожалуй, он слишком погорячился в споре с Монгровом. Так или иначе, стоит наладить с ним отношения. Вертер снизился почти к самой земле и крикнул:
– Монгров! Друг мой!
Ответ оказался неутешительным.
– Это ты, Вертер? – прогремел снизу гигант. – Никак снова собрался позубоскалить? Забыл, что я заботился о тебе, когда ты был еще недоростком? Тебе мало тех оскорблений, которые ты выплеснул на меня? Или ты считаешь, что ничего предосудительного не выкинул? Я не терплю вероломства. Скорей, улитка! Избавь меня от общения с этим спорщиком!
Закончив свою тираду, Монгров стегнул улитку длинным кнутом с рукояткой из драгоценных камней. Улитка недовольно пошевелила рогами и укоризненно взглянула на седока, давая понять, что тот явно переусердствовал, решив, что она может передвигаться быстрее.
Бурное возмущение Лорда Монгрова не поколебало миролюбие Вертера.
– Извини меня, друг мой. Беру обратно все, что наговорил тебе, – сказал Вертер, хотя, по правде, не мог
