Когда с едой было покончено, Эльрик взмахом руки велел нам подняться и идти наверх. Мне он велел привести лошадей. Потом мы все трое поехали неведомо куда: вел Эльрик, державший в руке самодельный факел. За спиной осталась, должно быть, не одна миля, когда мелнибонэец наконец остановился. Прислушался, кивнул и зажег один из факелов, прихваченных нами в лагере Гейнора. Мы находились в месте, которого не коснулась скверна: здесь армия Гейнора не проходила. А там, где сталагмиты выстроились в круг, точно офф-моо на молитве, я увидел тело.
Громадная черная кошка. Та самая пантера, которых так боялись труги и которых Гейнор ухитрился заколдовать.
Эльрик спешился, попробовал приподнять животное. Оуна пришла ему на помощь, я тоже не стал отлынивать. Втроем мы кое-как оторвали тяжеленную тушу от пола.
— Мы должны забрать ее с собой, — сказал Эльрик. — Надо положить ее на лошадь.
Сказать оказалось проще, чем сделать: лошади пятились, не желая даже приближаться к пантере, не то что везти ее. В конце концов мы поволокли пантеру на себе и, после долгого и утомительного пути, со множеством падений, сумели дотащить животное до нашей пещеры.
Мы с Оуной, обессиленные, повалились на пол, Эльрик же словно не чувствовал усталости. Наверное, ему придавал сил ритуал, который он собирался совершить.
— Зачем мы притащили сюда эту зверюгу? — спросил я.
Эльрик ушел от прямого ответа:
— Будем снова вызывать духов. Но сперва нужно принести жертву. Я посмотрел на Оуну. Он собирается убить кого-то из нас?
Глава 4
Старые долги и новые сны
Оуна кивнула, соглашаясь, — и опрометью выбежала из пещеры. Эльрик не пытался остановить ее. На меня он тоже не обращал внимания. Может, решил не усугублять знакомство с тем, кого скоро убьет? Забавно, вдруг подумалось мне: мой собственный меч выпьет мою душу.
Некоторое время спустя Эльрик поднялся, взял поводья и повел коня к выходу.
— Мне остаться? — спросил я робко.
— Как хочешь, — бросил он.
Я последовал за ним. Любопытство пересилило страх.
Он вскочил в седло и послал коня вперед. По счастью, моя лошадь не захотела тосковать в одиночестве. Благодаря ей я вскоре нагнал мелнибонэйца.
Мы скакали в темноте, пока впереди не замелькали огни — лагерь Гейнора. Там по-прежнему раздавались крики и проклятия. Эльрик спешился, протянул мне поводья и велел ждать, а потом словно растворился во мраке.
Разглядеть что-либо не представлялось возможным, но вскоре до меня донеслись истошные вопли и визг, и я понял, что Эльрик пополняет свою жизненную энергию.
Затем из темноты вдруг возникло его мертвенно-бледное лицо с алыми, светившимися во тьме глазами. Он довольно улыбался, а дышал тяжело, как объевшийся волк. На его губах виднелась кровь.
Кровь была и на клинке, который он держал в правой руке. Должно быть, меч попировал всласть, погубил не меньше десятка душ.
Мы молча поехали обратно. Нас никто не преследовал. Я почему-то был уверен, что Гейнор и его солдаты все еще блуждают по Мо-Оурии в полной уверенности, будто Эльрик вернулся в разрушенный город.
Мельнибонэец ссутулился в седле и, похоже, переваривал то, чем недавно столь яростно насыщался. Как ни близки мы были друг другу, эта мысль заставила меня содрогнуться от отвращения. Во мне было слишком много от человека и слишком мало от обитателя Мельнибонэ, чтобы я мог восхищаться ловкостью, с какой мой родич — или предок, или кем он там мне приходится — похищал чужие души.
Черные души, мелкие, ничтожные душонки! Хоть на что-то они сгодились, хоть в чем-то они послужили доброму делу. Разве не заслуживали они мучительной смерти — за все преступления, которые совершили, за все кощунства и грехи, которые успели сотворить?
Нет, не пристало христианину так рассуждать. Ведь погибли люди — и не важно, насколько плохи они были, главное, они были людьми и погибли не во славу Господа…
Мне почудилось, что я потерял Эльрика, и я запалил факел. Мой двойник оказался рядом: я увидел перекошенное бешенством лицо с алыми глазами. Мельнибонэец велел мне погасить факел, и я подчинился. Он разозлился на меня, разозлился, как хозяин злится на дурно воспитанную собаку. В его лице не было ничего человеческого. Впрочем, я тоже хорош! Гейнор почти наверняка возвращается сейчас в свой лагерь, а в этакой тьме даже крохотная искорка видна за многие мили.
Только когда мы очутились в туннеле, Эльрик разрешил зажечь факел.
Пока мы отсутствовали, Оуна спала. Она разом проснулась, метнула загадочный взгляд на отца, пристально посмотрела на меня. Я промолчал, ибо мне нечего было ей сказать. Человек и меч питали друг друга, причем невозможно было определить, кто старший в этом нечестивом союзе. Наверное, Оуне все это известно и без меня — матушка должна была рассказывать, да и сама она могла догадаться, поскольку смекалки ей не занимать.
Эльрик направился туда, где мы положили пантеру. Опустился на колени, прижался лбом к голове гигантской кошки, пробормотал что-то неразборчивое. Я искоса поглядел на Оуну, однако девушка не собиралась ничего мне объяснять. С широко раскрытыми глазами она наблюдала, как Эльрик расхаживает вокруг пантеры, бормоча себе под нос, делает магические пасы, словно пытается вспомнить заклинание.
Вполне возможно, именно этим он и занимался. Чуть погодя он поднял голову и тяжело посмотрел на нас.
— Мне нужна ваша помощь.
Чувствовалось, что это признание далось ему с трудом. Он никак не мог поверить, что настолько ослабел, и презирал себя за слабость. Может статься, колдовство, которое он творил, обошлось ему гораздо дороже, нежели он рассчитывал.
Что ж, выбирать не приходилось.
— Что нам делать?
— Пока ничего. Я скажу, когда вы мне понадобитесь, — он повернулся к дочери, и на его лице вдруг промелькнуло что-то вроде сожаления. Может, я и ошибаюсь, но Оуна, по-моему, встала поближе ко мне — на всякий случай.
Эльрика словно терзала чудовищная боль. Каждая мышца его тела напряглась, выступил пот — а в следующий миг мелнибонэец застыл в неподвижности. Его глаза были устремлены в иные плоскости бытия, недоступные моему восприятию. Слова, которые он произносил, для меня были пустым звуком, даже несмотря на то, что я понимал их смысл.
Одно слово повторялось чаще других: Меерклар!.. Меерклар!.. Меерклар… Имя. Не просто имя. Имя друга. Союзника. Настоящий друг. Кровные узы. Древние соглашения. И — сделки. Сделки, остающиеся в силе до конца времен. Заключенные на крови. Сделки между двумя существами нечеловеческой природы.
— Меерклар! — на сей раз имя прозвучало громче и отчетливее.
— Меерклар! — лицо Эльрика горело, словно вспыхнула слоновая кость. Глаза напоминали пышущие жаром уголья. Волосы развевались, будто вдруг ожили. Одна рука вздымала Равенбранд. Другая выписывала в воздухе фигуры, существующие одновременно в тысяче измерений.
— Меерклар! Повелитель клыков и когтей! Меерклар, твои дети страждут! Помоги им! Меерклар! Помоги им во имя нашей древней клятвы!
— Меерклар! — Эльрик выкрикивал это слово на особый, я бы сказал — на кошачий манер. Его била дрожь, он клонился к земле, словно дерево под напором ветра. Однако не переставал звать и не выпускал
