мы совершим посадку в Сиднее, мистер Рейган.
– Капитан Рейган, – оборвал он меня. –
– Капитан Рейган. Если вы не отдадите мне пистолет, я не смогу допустить вас на борт.
– На американском корабле у меня не возникло бы этих дурацких неприятностей. Подождите, когда…
– Международное постановление распространяется на американские корабли точно так же, как и на британские, сэр. В таком случае нам придется стартовать без вас, – и я демонстративно посмотрел на часы.
– Сопляк! Выскочка!
От гнева он сделался пурпурно-красным и забормотал себе под нос нечто невразумительное, потом принялся суетливо возиться с застежками на поясе и отстегивать кобуру. Поколебавшись, протянул ее мне. Я расстегнул ее и осмотрел оружие.
– Знаю, – буркнул он. – Пневматический пистолет. Но очень сильный.
– Однако постановление распространяется и на это, сэр. А остальные… э… ваши ребята, они тоже вооружены подобным же образом?
– Разумеется, нет. Я был среди мустангеров. Настоящих мустангеров. Один из последних. Идемте, парни! – он указал своим флагштоком вперед и шагнул в лифт. Весь отряд серьезных мальчиков сурово воззрился на меня, ибо я был виновен в том, что их предводитель подвергся унижению. В лифте еще оставалось место для меня, но я решил лучше подняться по лестнице. Я не был уверен в том, что еще долго смогу держать себя в руках.
Как только я очутился на борту, я сдал оружие казначею и получил у него расписку. Ее я отдал первому же стюарду, который попался мне на пути, и сказал ему, чтобы он передал ее капитану Рейгану. После чего направился в рубку.
Мы уже собирались отчаливать. В эти минуты рубка всегда манила меня к себе. Зрелище никогда не могло мне наскучить. Тросы отвязывали один за другим, и я чувствовал, как корабль слегка вздрагивал, словно он был полон нетерпения скорее полностью освободиться от пут и взмыть в воздух. Взревели моторы, и в зеркалах я смог разглядеть, как медленно вращаются пропеллеры. Капитан бросил взгляд вперед, вниз, затем взглянул в перископ, чтобы убедиться в том, что за кормой путь свободен. Он отдал приказы; убрали сходни и пришвартовали их к корпусу. Теперь корабль держался у мачты только двумя цепями. Капитан Хардинг заговорил в телефон:
– Готовность к отправлению!
– Все готово, сэр! – отозвался в динамике голос диспетчера с мачты.
– Отчаливаем!
Легкий толчок – отстегнули цепи. «Лох Этив» начала разворачиваться, ее нос был все еще направлен в сторону посадочной площадки причальной мачты.
– Все машины задний ход!
Судя по голосу капитана Хардинга, он был рад снова оказаться в воздухе. Он пригладил свои седые усы, топорщившиеся, как у моржа. Заревели дизельные моторы, когда мы дали задний ход. Корабль наклонился сильнее.
– Два градуса лево руля, штурман! – сказал капитан.
– Есть, сэр! Два градуса лево руля!
– Высота пятьсот футов! И держать высоту!
– Есть пятьсот футов, сэр, – штурман повернул штурвал, у которого стоял.
Вокруг нас в большой рубке гудели и тикали различные приборы, и мы видели на них множество цифровых показаний, которые наверняка привели бы в полное замешательство капитана какого-нибудь старого корабля.
Под нами огромный аэропарк становился все меньше и меньше. Мы вылетели к сверкающим водам залива Сан-Франциско. Внизу мы видели корпуса морских судов – отсюда они казались крошечными. «Лох Этив» маневрировала блестяще, как всегда.
И вот мы летим над океаном.
– Пять градусов лево руля, штурман! – сказал капитан Хардинг и наклонился над экраном компьютера.
– Есть пять градусов лево руля, сэр.
Мы стали поворачиваться, так что в иллюминаторах рубки всеми цветами радуги начали переливаться небоскребы Сан-Франциско.
– Высота тысяча пятьсот футов!
– Есть высота тысяча пятьсот футов, сэр. Мы поднялись еще выше, пройдя сквозь несколько рваных облаков, и очутились в ясном голубом пространстве.
– Все машины полный вперед!
Чудовищно взвыв, могучие машины погнали корабль вперед. Мы держали курс на Южную Америку. Делая сто двадцать миль в час, имея на борту триста восемьдесят человек и сорок восемь тонн груза, «Лох Этив» летела теперь без всякого напряжения, как орел, несущий в когтях мышку.
До самого вечера весь экипаж обсуждал мое столкновение с предводителем юных следопытов. Офицеры давали мне советы, как лучше разобраться с «мустангером Ронни» (как кто-то успел уже его окрестить), но я заверил их, что весь остаток путешествия буду тщательно обходить его стороной, разве что он окажется опасным угонщиком. Однако, как вскоре показало дальнейшее, он вовсе не разделял моего желания избегать встречи с ним.
Мое следующее свидание с Ронни воспоследовало в тот же вечер, когда я завершал контрольный обход корабля – обыкновенно это была скучная и обременительная повседневная обязанность.
В проспектах компании отделка «Лох Этив» характеризовалась как «роскошная», а в помещениях первого класса роскошь становилась поистине расточительной. Повсюду был пластик, имитирующий мрамор, сосну, красное дерево и тик, сталь, медь или золото. Шелковые и плюшевые занавеси висели на широких панорамных окнах вдоль всего корабля; мягкие ковры голубого, красного, желтого цвета устилали полы; в комнатах и на палубе стояли удобные кресла. Рестораны, курительные комнаты, бары и ванные – все было оснащено самой современной техникой превосходного дизайна, озарено сверкающим электрическим светом. Именно эта роскошь и делала «Лох Этив» одним из самых дорогих кораблей воздушной линии. Притом большинство пассажиров держалось того мнения, что цены слишком высоки.
Когда я добрался до третьего класса, меня уже неудержимо влекло в кровать. И тут внезапно из одного из боковых коридоров, ведущих в столовые, выскочил капитан юных мустангеров собственной персоной. Его лицо заливала багровая краска. Он прямо-таки кипел от гнева.
– У меня имеются жалобы! – взревел он, хватая меня за руку.
На комплимент я и не надеялся. Я поднял брови.
– Да, жалобы – на ресторан, – продолжал он.
– Вам лучше обсудить это со стюардом, сэр, – с облегчением ответил я.
– Я только что жаловался главному стюарду, и он отказался что-либо предпринять, – он просто впивался в меня глазами. – Вы ведь офицер, не так ли?
Я не стал отрицать.
– Но моя задача состоит в том, чтобы обеспечивать на корабле безопасность.
– А как насчет морали?
Я был искренне удивлен.
– Морали, сэр? – переспросил я.
– Именно так я и сказал, молодой человек. Я несу ответственность за моих скаутов. Я никак не мог представить себе, что им придется стать свидетелями такой распущенности, такой демонстрации бесстыдства… Идемте!
Больше из любопытства, чем по какой-либо иной причине я позволил ему увлечь меня за собой в столовую. Там играл довольно пресный джаз и танцевало несколько пар. Люди за столами ели и беседовали, и немало пассажиров глазело туда, где принимали пищу все двадцать юных мустангеров.
– Вот! – зашипел Рейган. – Вот! Что вы теперь скажете?
– Не вижу ничего особенного, сэр.
