прошла ритуал очищения. Свидетели таинства лежали теперь уткнувшись лицами в сырую золу, но не прекращали тягучего гимна, а с другого конца площади к нам приближались обнаженные мужчины и женщины–около двадцати человек. Они тащили деревянную повозку, на которой стояло нечто, похожее на исполинский котел из желтой и красной меди: громадный цилиндр с куполообразной крышкой. Из крышки торчали какие–то трубки и клапаны. Я никогда в жизни не видел сосуда такого размера, но сразу понял, что это такое. Алхимический тигль — Химическое Чрево, где элементы смешиваются между собой и из смеси их создаются новые.
— Вы все сделали правильно, — обратилась к ним Либусса. — А теперь вам предстоит приготовить Catinus Uteri. У нас мало времени. Nee temere пес timide.
Теперь кровь ее стала моею. Во мне был огонь. Я был богом. Тигль поместили прямо под черным крестом. Обнаженные адепты принялись за работу. Задышали кузнечные мехи, угли вспыхнули алым, пар и искры взметнулись к темному небу. Монсорбье и златовласая жрица наблюдали за приготовлениями. Либусса же обняла меня и прошептала — нежней, чем когда–либо прежде:
— Все идет как должно, хороший мой. Все сделано правильно. Каждый ингредиент, каждая формула реакции, каждое заклинание. В то мгновение, когда совершится Согласие Светил, мы станем едины. Ты не боишься, малыш?
— Я ничего не боюсь. Я — ваш. Всецело. Она гладила мое тело. Сочетание тинктуры, что жгла меня изнутри, и этих настойчивых прикосновений распалило меня. Я едва не задохнулся. И если то был экстаз, то каков же тогда будет предельный экстаз, обещанный ею? Мы приблизились к медному тиглю. Меня била дрожь. Монсорбье поднял над головою шлем, в котором сияли остатки божественной тинктуры. Алый свет от громадной жаровни озарил наши лица. Жар был ужасен.
Монсорбье и златокудрая дева улыбались в сокровенном своем ликовании. Либусса обняла меня за плечи. Такая грациозная, она стояла, запрокинув голову к туманному небу. Небеса потемнели. Я обнял ее за талию, и на какое–то мгновение мы застыли, точно парочка поселян–любовников, что вышли пройтись по вечерним полям. Я не знал, что будет дальше, но мне хватало и того, что мы с нею соединимся узами брака. Для меня было не важно, какое будущее стремится она сотворить. Я стану служить ей. Сделаю все, что захочет она. Одной этой мысли было достаточно, чтобы возбудить мою кровь. Ее кровь.
— Время Льва, — прошептала золотоволосая дева. — Грядет Время Льва. Время Агнца прошло. — Перед мысленным взором моим предстало видение: ее невинные прекрасные губы, обагренные кровью жертвенного ягненка. Я вспомнил жестокое равнодушие Монсорбье, его стремление к отмщению, граничащее с вожделением. Таковы были жалкие прислужники моей госпожи.
— Зверь будет выпущен на свободу, — бормотал Монсорбье. — Все, кто откажется поклониться ему, погибнут, дабы мир был очищен от трусости.
Я поглядел на Либуссу. Но она промолчала — не стала его прерывать.
— Но Зверь должен быть изгнан, — объявил я. — Ибо он принадлежит Старому Времени. Если он пойдет с нами, в мире не будет ни истинной справедливости, ни гармонии!
Либусса поджала губы и нахмурилась, требуя от меня молчания. Монсорбье поглядел на нее, потом — на меня, потом перевел взгляд на златокудрую жрицу. Та же провозгласила:
— Мы объединили усилия, сударь, чтобы обеспечить успешное завершение ритуала. Если мы поможем вам в трансмутации, вы поможете нам достичь цели наших стремлений.
— Но одно противоречит другому! — Я чувствовал себя глубоко задетым. Я боялся нового предательства. — Разум не может достичь примирения со Зверем!
Либусса хотела, чтобы я замолчал. Я мог только предположить, что она собиралась уладить этот вопрос позже, когда в руках ее будет сила.
— Они примирились друг с другом, — сказала она. — Мы нашли формулу, удовлетворяющую всех.
Подобные речи были хорошо мне знакомы еще по революционному прошлому. «Благодаря» таким компромиссам мы потеряли все, чего надеялись достичь. И все–таки я промолчал. Я любил Либуссу. И если она не хотела, чтобы я говорил сейчас, наших принципах, значит, я буду молчать. Однако тревога моя не унялась. И Монсорбье, и золотоволосая жрица ясно дали понять, что используют любые, даже самые зверские средства, лишь бы достичь своих целей. Извращенные, злобные люди… Либусса должна понимать это не хуже меня. Она притянула меня еще ближе к себе. Несмотря на сверхъестественную силу, разлившуюся по моим венам, я слабел при одном ее прикосновении. Я улыбнулся ей. Лицо ее было теперь не таким бледным, как прежде. Быть может, ему вернул краски жар от пламени из тигля, который с каждым мгновением становился все горячей. Она обратила мое внимание на небо:
— Ты заметил какую–нибудь перемену, малыш?
Осенние Звезды изливали на землю бледнеющий свет. Пыль, взвешенная в воздухе, кружилась теперь быстрее. Я так понял, Либусса имела в виду перемену в рисунке созвездий, но я не заметил, чтобы что–то изменилось. Моя невеста вновь обратила взгляд к тиглю. Она протянула к нему свои возрожденные руки, чтобы почувствовать, как тепло разливается по ее плоти. Она лениво зевнула и потянулась. Она сама могла бы быть львом. Ее смуглая кожа зажглась прежней жизненной силой. Дыхание участилось. Она указала рукою на верхний отсек машины:
— Там мы обретем вечное единство. В металлическом чреве найдется место для нас двоих. Для наших тел. Мы вступим туда в момент полного совершения Согласия.
Я подумал, что мы вряд ли поместимся там вдвоем, а если даже и поместимся, то нам будет слишком жарко. От нее не укрылась моя нерешительность.
— Грааль будет с нами, фон Бек, дабы излить пламя духа, как тигль этот изливает наш бренный огонь. Я вкушу то, что должна вкусить. В тебе смешаны кровь и тинктура. Теперь мне надлежит принять эту кровь и тинктуру в себя. Это случится. Так написано во всех книгах. Шестнадцать веков и еще сорок семь лет, семь месяцев, тринадцать недель и девять дней трудились алхимики — посвященные высших ступеней, чтобы достичь этого мгновения. Воистину, шли мы путями, отличными друг от друга, и иной раз — как мы с Монсорбье — к разным целям, но все вместе скопили мы достаточно мудрости, дабы предугадать точный момент, когда звезды соединятся в особом узоре и начнется новая эра. Знание это даст нам возможность управлять судьбами мира! Мы ждали долго, фон Бек. Величайшие из мужей и жен посвятили этому целую жизнь, приняли муки и смерть, чтобы подготовить сие мгновение. Джон Ди говорил, что нас назовут Монадой, то есть Единым. Он посвятил себя целиком поиску формулы, которая даст нам возможность создать Единство. А до него эту формулу искал великий Парацельс. И, разумеется, Клеопатра, которая посвятила себя исканиям Гармонии и Равновесия — двух высших целей алхимии. Сознаете ли вы, сударь, сколько людей на протяжении многих веков вели изыскания и проводили опыты, а потом аккуратно записывали достижения свои, дабы сегодня мы с вами соединились? — Озабоченно хмурясь, она вновь обратила внимание к небесам. Я поежился. Мне вдруг стало холодно. — Мы станем едины, — шептала Либусса. — Со всем этим миром! — Она раскинула руки, словно стремясь обнять всю вселенную. — С той поры, как адепты начали великую работу, свершилось два Согласия Светил. И оба раза нам не удалось воспользоваться преимуществом. Нам не хватило твердости. Корнелий Агриппа в своих Трех Книгах призывал нас к посвящению. Базиль Валентин настойчиво утверждал, что нам надлежит должным образом использовать это согласие, ибо может так получиться, что то будет последний наш шанс. Господин наш, Гермес Трисмегист, даже Калиостро… Каждый из них — живой ли, мертвый — будет оправдан. Так как скоро настанет Сокровенное Царствие. Все придет в равновесие! Все станут равны, и мужчины, и женщины. Всякая несправедливость будет упразднена! Понимаешь ли ты: то, что делаю я сейчас, это — правильно, ибо деянием сим установлена будет гармония?
— Зверь — не гармония. Ему надлежит умереть… — Но пылкий восторг Либуссы словно околдавал меня, и мне оставалось лишь молча принять его. Даже мне самому мои доводы показались вдруг глупыми и бессмысленными.
Пламя от тигля из алого обернулся белым. Тела наши покрылись потом. Тьма плыла и качалась в этом сиянии, и мне снова пригрезился Лев. Он беспокойно ходил туда–сюда — как недавно ходил Монсорбье перед «Настоящим другом», — бил хвостом, с нетерпением, как и Либусса моя, ожидая Момента.
Меч Парацельса висел у меня за спиной, холодный, точно сосулька. Я вспомнил то, о чем так настойчиво просил меня Люцифер, и я должен использовать меч, чтобы достичь наивысшей пользы. И Либусса тоже говорила, что возлагает на меч определенные надежды…
