и ищу одну даму, с которой мы были вместе и которая бесследно исчезла около часа назад. А вообще, мне все в голос твердят, что я вышел на поиск Святого Грааля. — Тут я улыбнулся.
— Малышка жалеет меня, — проговорила беленькая старушка. — Она присылает сюда ко мне всякого, кто захочет прийти. Она — славное, мечтательное дитя. Если вас оторвали от важных дел, сударь, приношу вам свои извинения. Я не сочту вас поспешных уход невежливым.
— Прошу прощения, мадам, я, возможно, излишне любопытен, но позвольте задать вам вопрос: что держит вас здесь в одиночестве?
— Я полагаю, привычка, сударь. И мои обезьяны, конечно. Они сейчас спят.
И мое дерево. Видели вы подобное дерево в каком-нибудь еще городе?
— Нет, мадам. Но я все равно не пойму, где придворные ваши или посланцы других монархов?
— Мы давно вышли из моды. — Она подняла свои красные очи и посмотрела мне прямо в глаза. На губах ее промелькнула улыбка.
— Надеюсь, вы вскоре снова войдете в моду. Быть может, мадам, вы мне подскажете, где искать джентльмена по прозванию Рыжий О'Дауд?
— Рыжий О'Дауд — негодяй и бандит, сударь. Он затеял безумную бойню во всем Нижнем Граде, совершенно бессмысленную и беспричинную. Моя охрана… все четверо… погибли в сражении с этим придурочным гунном. И все же, когда он одержал победу, он не потребовал ничего, не взял никаких трофеев, не стал притязать на какую-то власть. Сие безразличие весьма странно, сударь. Он — настоящая росомаха!
Что вам нужно от него? Вы ищете мести?
— Мне сказали, мадам, что он знает, где можно найти Грааль.
— Я тоже об этом слышала, сударь. — Она почесала свою бородку искривленной артритом рукою. — Но я не знаю, где он обитает. Он никого не посещает и никого не принимает. Не издает никаких указов. Вовсе не по-королевски, не правда ли, сударь? Даже как-то неподобающе. Ничего не решается, все пребывает в подвешенном состоянии, и так продолжается вот уже двадцать лет. Он не правит, но и не отрекается от престола. Не взимает никаких податей. Что это, как не дикие действа неотесанного варвара, сударь?
— Я надеюсь найти ответ, мадам.
— Идите туда, сударь. — Она указала рукою на низенькую дверь. — Раз вы говорите, вас преследуют враги, то вам своего безопаснее будет укрыться там.
— Очень вам благодарен, мадам.
— Это я благодарна вам, сударь. И возьмите факел.
— Если, мадам, я могу сослужить вам какую-то службу…
— Нет, сударь, спасибо. Поесть мне приносит малышка.
Я поклонился, пытаясь поцеловать ее руку, но она не позволила мне. Тихонько смеясь про себя, она убрала за спину свое скрученное артритом копытце и пожала плечами.
— Удачи вам, сударь.
Я отсалютовал ей шпагой.
Я направился к выходу, который она указала мне. Погоня опять приближалась. Я различал уже голоса Монсорбье и Бреснворта, — словно бы отдаленный разнотонный лай. За спиной у меня Королева-Козлица неожиданно проговорила:
— Будь Тезей больше верен своей Ариадне, ей, может быть, не пришлось бы пролить столько слез. Но познает ли мир столь могучую битву?
То была явно цитата, но я не сумел распознать — откуда. Снова Тезей!
Похоже, Крит был повсюду. Весьма тревожное состояние для рационального человека, который не сумел даже одобрить классических притязаний французского парламента и чей латинский и греческий всегда, что называется, оставляли желать лучшего. Что же касается упомянутого героя, я знал о нем только то, что он имел пагубную привычку похищать нежных девиц, каковая привычка имела весьма неприятные последствия для слишком многих афинян (по крайней уж мере, доставила им ощутимые неудобства) и что, убив по недоразумению родного своего отца, он сделался царем Афин. Были и другие легенды.
О том, как он сразил в битве последнего из чудовищ древней Земли и положил конец царствованию богов. Не это ли имела в виду Королева-Козлица? За дверью оказалась какие-то каменные дебри. Я двинулся вперед, полностью положившись на замысловатую схему подземелий Нижнего Града и вверив жизнь свою милосердному Провидению. Я решил, что попробую все же найти Либуссу, а если все-таки не смогу, тогда попытаюсь вернуться к князю Мирославу и попросить помощи у него.
Либусса! Я люблю тебя!
Разум мой, кажется, отключился — я шел наугад, не разбирая дороги, по глухим коридорам и узким лестницам, что уводили меня все ниже и ниже, в темные недра Амалорма. Мой факел давал достаточно света, но дрожащее пламя его не защищало от стужи. Я бы многое отдал за теплый плащ! Меня бил озноб, зубы стучали. Я остановился перевести дух на площадке между двумя лестничными пролетами, вперив невидящий взор в какую-то золотистую дымку, разлившуюся внизу. Я даже не сразу сообразил, что гляжу на свечение рассвета!
Это насторожило меня. Я, вполне очевидно, находился теперь под землей, но воздух здесь был таким свежим и теплым, каким он бывает весною в Саксонии! Но все же потребность тела моего в тепле и удобстве пересилила нарастающую подозрительность, и я продолжил свой спуск. Лестница привела меня в громадный зал с высоким, как будто отвесным, сводчатым потолком, изукрашенным замысловатою росписью и узкими окнами, сквозь которые лился свет. Я как будто вошел в неф готического собора. Витражи на окнах представляли простые сцены из сельской жизни, сработанные рукою некоего гения, но что-либо разглядеть сквозь них было никак не возможно. На дальнем конце зала, — всю обстановку которого составляли белые плиты каменного пола, скамьи из темного оникса, резное деревянное кресло и стол, — сидела какая — то сумрачная фигура. Сидящий сделал мне знак подойти поближе.
— Наконец-то, фон Бек, выпало мне удовольствие приветствовать вас у себя. Вы, как я вижу, совсем не похожи на моего давнего друга, вашего предка. Хорошо, что вы все-таки разыскали меня. — Я не разобрал, мужчина то говорит или женщина. Луч света, что падал из дальнего окна, слепил мне глаза и мешал разглядеть лицо, окутанное этим светом, точно сияющим покрывалом. Я моргнул и поднес руку к лицу, чтобы защитить глаза от слепящего луча. — Друг мой, у вас есть одно преимущество.
— Я только об этом и слышу в последнее время, сударь.
Я все еще держал в руке горящий факел. Надобность в нем отпала, но я не сумел найти здесь ничего, обо что его можно было бы потушить или хотя бы куда поставить. Теперь я попытался защитить глаза, прикрывая лицо клинком шпаги. И не то чтобы свет этот был необычно ярким, просто он обладал неким странным свойством: он как будто дрожал, — зыбкий, непостоянный, — и именно зыбкость его, а не яркость ослепляла меня.
Фигура поднялась на ноги. Силуэт ее окружала некая блистающая аура, и я сумел разобрать только, что она — хорошо сложенная и высокая. Лицо ее оставалось сокрыто сиянием, но у меня создалось впечатление небывалой, неземной красоты.
— Сударь, не соблаговолите ли вы разъяснить мне, где я и с кем говорю.
— Отчего же нет, сударь. В данный момент вы находитесь в промежуточной сфере, ибо половина комнаты сей пребывает в царстве земном, другая же половина ее — в Преисподней. И хотя называют меня многими причудливыми именами, мне всего предпочтительнее — Люцифер. Тот самый, кто заключал сделку с графом Ульрихом, сударь.
Я не поддался так просто. За последние дни я познал уже столько обмана, что подобное заявление уж никак не могло убедить меня.
— Весьма затруднительно в это поверить, сударь.
— И тем не менее, это так. — Голос его был мелодичен, и держался он с неподражаемой грацией. Люцифер шагнул мне навстречу. Только тут я заметил, что рост его составляет уж никак не меньше двух с половиною ярдов! — Я не могу предложить вам заключить со мной сделку, рыцарь фон Бек. Не могу я и вознаградить вас как должно. У меня, видите ли, есть свои обязательства, которые должен я чтить. Но у меня есть подарок для вас.
Моя неуверенность все возрастала. Даже если он и не Дьявол, несомненно, создание это наделено
