было великим могуществом.
И снова мой страх проявился в этакой неуместной веселости:
— Будь я проклят, сударь, но меня с детства учили не доверять дарам Сатаны. Разве эти дары не приводят к весьма неприятным последствиям для тех, кто решится принять их?
— Я не стану вас уговаривать, сударь. Я обещал не использовать данных средств для достижения своих целей. Ваш предок, Krieghund, сослужил мне великую службу, добыв Грааль. Это он вызвал движение потока событий, каковой и привел к нашей нынешней встрече. Не напомните ли вы мне, сударь, тайный девиз вашего рода?
— Тебе исполнить работу за Дьявола.
— Точно так, сударь. И в чем же она заключается, эта работа, как вы полагаете? — Голос его, красивый и нежный, убаюкал меня, но я все-таки не поддался его гипнотическому эффекту, хотя это мне стоило немалых усилий.
— Я так и не разобрался, сударь.
— Нести гармонию человечеству. Искать лекарство от Боли Мира. Но вам на собственном опыте пришлось убедиться, что определенные политические эксперименты не могут унять эту боль. И вот теперь наступает то, что алхимики называют «Согласием Светил». Вам понятно их рвение, сударь?
— Я буду дьявольски вам признателен… — тут я в смущении умолк и поправился:
— Буду весьма вам признателен, сударь, если вы потрудитесь меня просветить в данной области.
— У них есть шанс изменить ход истории. Изменить самые принципы, что лежат в основе деяний человечества. Тот, кто достигнет доминирующего влияния во время Согласия Светил, изберет метод, определяющий, как Человек обретет спасение свое.
— Но все пути ненадежны, так, сударь?
— Все пути ненадежны. Но я не в том теперь положении, чтобы выказывать свои пристрастия.
— Но ведь вы уже выказали их, сударь, иначе меня бы здесь не было, верно? Если только вы действительно Люцифер!
— Но что вы изберете, фон Бек? Откуда мне знать. Я полагаю, вы заключили союз с герцогинею Критской.
— Похоже на то… да, сударь. Если только она еще жива.
— Я хорошо знаю ее семью. Весьма выдающиеся умы, — все они, — пытливые, ищущие, испытующие. Они и прежде уже помышляли добыть Грааль. И вы теперь тоже ищете чащу, верно?
Снова ищете чашу? Грааль, может статься, чует кровь фон Бека и ожидает верного своего друга. Или он сам придет в руки к вам, отыскав некий таинственный путь? Как вы, сударь, думаете?
— Ничего я не думаю. Я вообще не задумываюсь о Граале. Все эти загадки… у вас больше возможностей подобрать к ним ключи, нежели у меня.
Похоже, упрямство мое доставило ему самое искреннее удовольствие. Он тихонько рассмеялся.
— Я не могу открыть вам, где теперь пребывает Грааль, равно как и то, под какой он сокрыт личиной. Также я не могу прозреть, что станет с нами, когда вы найдете его. Окажет сие благотворное воздействие или же принесет вред немалый нам обоим! Но я — Люцифер, Дитя Утренней Зари. Такова уж природа моя — рисковать. Я рискну, сударь, и поставлю на вас, как поставил когда-то на вашего предка, и я очень надеюсь, что вы станете действовать к обоюдной нашей выгоде!
— Поставите, сударь? Рискнете? А мне говорили, что Бог уже отдал земные царства в безраздельное ваше владение.
— Воистину так.
— Но тогда ваша власть должна быть беспредельной. По крайней мере, достаточной, чтобы определять всякий ход событий! Любую судьбу!
— Мое соглашение с Богом включает, в частности, пункт о том, что я не могу вмешиваться в ход событий. Я могу лишь наблюдать за тем, что делает человечество для своего спасения. Эмиссары мои — это те люди, чья независимость мысли сформировалась уже в полной мере. Как у вас.
— Сие, сударь, звучит как известная лесть Сатаны. — Я действительно искренне изумился. — Вы говорите сейчас о Клостергейме? О Монсорбье? Фон Бреснворте? Обо всей этой шайке, что пытается достать меня?
— Никто из них мне не служит, фон Бек. Те, кто без стеснения использует имя мое, могли с тою же легкостью прикрывать все деяния свои именем Божьим, если бы только они посчитали, что сие лучше послужит их интересам. Они отождествляют меня со своими глубинными извращенными устремлениями властвовать над человечеством. Клостергейм, получи только возможность, привнес бы войну и на Небеса, и в Ад. Его отношение ко мне весьма специфично. Нет, я не отрицаю свои грязные и порочные качества; но в то время, как я презираю их и пытаюсь их укротить, они, эти «слуги» мои, поют им хвалу. И повторяю: эти растленные существа — такие же слуги мне, как Клостергейм слуга Господу Богу.
— Сударь, Я верю вам на слово: вы — Сатана. Но я должен знать, каково наше с Либуссою место в сем грандиозном плане?
— Она полагает, что вы с нею — две половинки одного яблока.
— И она вам не служит?
Он пожал золотыми своими плечами.
— Как знать? Если воля ее сильна, она может добиться всего, на что притязает для вас обоих, и установить, что — реальность, а что — пустая абстракция. Теперь ей дан шанс — как и всем остальным — воплотить все мечты свои в жизнь. Я бы даже сказал: она сильнее их всех. Но она, сударь, может вас уничтожить в конечном итоге и тем самым разбить и мои надежды. Выбор, я думаю, в немалой степени будет зависеть от вас…
— Я так и не смог постичь, как можно сотворить новую реальность.
— Это возможно только в период Согласия Светил. И лишь проявлением непоколебимой воли. Сдвиньте границы человеческого восприятия мира, и вы тем самым пересотворите миры заново. Как вы, сударь, сами должны понимать, ставки в этой игре велики.
Сия перспектива легла на раздумья мои тяжким грузом.
— Так зачем вы меня сюда привели, сударь?
— Я вас не приводил. Вы мне делаете честь, полагая, что я направляю пути ваши! Начиная еще со Швейцарии, я пытался как-то пересечься с вами. В Праге, в Карпатах… Но я не сумел застать вас одного! Не было случая, чтобы вы оставались одни на достаточно долгое время. Да, у меняя были причины желать встречи с вами… вы, разумеется, знаете о Парацельсе? Как утверждают, он был творцом всех основополагающих идей вашей современной натурфилософии.
— Да, Клостергейм упоминал это имя совсем недавно. Иные его почитают великим алхимиком и утверждают, что его жизнь легла в основу историй о Фаусте. Другие считают его шарлатаном. Но все согласны в одном: он пил слишком много, и никто не стремился прибегнуть к его услугам.
— Все утверждения сии верны. Он обладал выдающимся интеллектом — настоящий новатор в области безошибочной интуиции. И запросы его были весьма неуемны. И в его логике, и в репутации имелись существенные изъяны, но, возможно, только такая личность… самовлюбленная, потворствующая всем своим слабостям… и сумела бы вычертить карту извилистых троп к новому пониманию…
— В наши дни, сударь, сия точка зрения весьма популярна. Клостергейм упоминал некий меч.
— Вот именно, сударь! — Мое замечание, похоже, доставило демону искреннее удовольствие. — Этот меч оберегал его от врагов. Несмотря на всю его невоздержанность… кого бы он ни оскорблял… что бы ему ни грозило… меч этот всегда выручал его. Одной пьяною летнею ночью, — здесь, в Майренбурге, — как раз перед тем, как вернуться в Прагу, Парацельс пустился во все тяжкие. Предпринял этакий основательный поход по девкам и кабакам, да так, что аж сам подпал под чары своих способностей к питию и продолжительному услаждению плоти. В этом пьяном угаре он в конце концов обменял свой меч на (привожу его собственные слова) благосклонность сифилитичной шлюшки и две бутылки дрянного молдавского вина. И вскоре, как вы, наверное, уже догадались сударь, он погиб при весьма загадочных обстоятельствах. Что добавило новые краски к легенде о Нем. Человек, получивший меч, вскоре понял, что предмет сей слишком могуч для него и странен. Он не на шутку перепугался и благополучно избавился от меча, вручив его одному марокканскому завоевателю, который в свою очередь, когда сообразил, чем именно он завладел, тоже немало обеспокоился. Клинок сей — весьма необычная вещь, и владеть им непросто. —
