Он улыбнулся мне со своей тележки:
– Привет, капитан Бастэйбл. Решили влиться в наши ряды?
Я не стал возражать.
– Мы идем к вашему лагерю, – сказал я. – Мы признаем себя вашими пленниками.
– Где торчит ваш командир?
– В своей каюте.
– Дуется на меня, небось, – Махно закричал казакам на диалекте, ряды вооруженных, буйных и пьяных людей снова стали разделяться, и для нас опять открылся проход. Тачанка Махно приблизилась к большому зданию школы, над которым развевался флаг мятежа: желтый крест на красном фоне. Он сделал знак мне и Пильняку присоединяться к нему и сказал остальным нашим людям, что в близлежащей церкви они получат койку и обед.
Нам не хотелось расставаться с остальными офицерами, но выбора не было.
Махно соскочил с тележки и легким кивком пригласил нас к зданию школы. В большой классной комнате нас ожидали несколько казачьих предводителей. Они были одеты куда роскошнее, чем их люди, в богато вышитые рубахи и кафтаны с множеством золота и серебра на одежде и оружии.
Но самое диковинное зрелище представлял человек, сидевший впереди в классной комнате на учительском месте. Его лицо было полностью скрыто шлемом, представлявшим мужское лицо с усами. Только глаза были живыми, и они показались мне безумными и в то же время очень злобными. Человек был невысок, но кряжист, на нем был простой крестьянский кафтан и серые шаровары, заправленные в черные сапоги. Он не носил оружия, не имел на одежде никаких значков, и одна из его рук была тоньше другой. Я знал, что мы предстали перед самим Стальным Царем; это был вождь мятежников Джугашвили.
Голос из-под шлема звучал металлически и приглушенно.
– Английский ренегат Бастэйбл. Мы слышали о вас, – слова звучали хрипло и злобно. Человек этот казался мне одновременно и сумасшедшим, и пьяным. – Это что, честный спор на английский манер? Убивать казаков?
– Я офицер добровольческого воздушного флота, – заявил я ему.
Металлическая маска поднялась и уставилась прямо на меня.
– Что вы там делали? Наемник?
Я не стал ничего объяснять ему.
Он тяжело откинулся на стуле, точно его придавила тяжесть собственной власти.
– Вы завербовались, чтобы сражаться против японцев, это верно?
– Более или менее, – ответил я.
– Стало быть, вам приятно будет услышать, что японцы почти разбиты.
– Я принял бы такое известие с радостью. Если бы эта война наконец закончилась, я был бы только рад. Если бы закончились все войны.
– Так вы пацифист! – Джугашвили расхохотался под шлемом. Это был страшный смех. – Для пацифиста, друг мой, вы слишком много пролили крови. Под Екатеринославом погибли две тысячи человек. Но мы взяли город и уничтожили воздушный флот, который вы натравили на нас. Что скажете?
– Если война с Японией почти закончена, – возразил я, – то вашему триумфу длиться недолго. Должны бы знать.
– Ничего подобного, – он сделал знак одному из своих людей, который подошел к боковой двери, открыл ее и кого-то позвал. Мгновением позже я увидел, как оттуда показался… Гарри Бирчингтон. Передо мной во всей красе вновь стоял Нервогрыз из лагеря Рисири.
– Здорово, Бастэйбл, старый товарищ! – вскричал он. – Я знал, что в России должна найтись пара- тройка истинных социалистов. Но я отыскал самых лучших.
– Вы работаете на этих людей?
– Разумеется. Я так счастлив, что смог предоставить в их распоряжение свои таланты.
Не прошло и секунды, как его обычный самодовольный тон стал действовать мне на нервы.
– Мистер Бирчингтон обслуживает наши воздушные корабли, – пояснил Стальной Царь. – И оказывает нам большую помощь в других областях.
– Как мило с вашей стороны говорить об этом, сэр, – Бирчингтон улыбнулся своей пакостной улыбкой, гордой и смущенной.
– Доброе утро, мистер Бастэйбл, – я тотчас узнал теплый иронический голос. Обернувшись к двери, я увидел миссис Уну Перссон. Поверх шинели у нее были скрещенные патронные ленты, на бедре «смит- вессон», меховая шапка на голове. Нежный овал лица и светло-серые глаза – она была прекрасна, как всегда.
Я поклонился.
– Миссис Перссон.
Я не видел ее с того времени, как мы встречались в мире Черного Аттилы. В ее глазах появилось то особое выражение узнавания, какое бывает у всех путешествующих между мирами в мгновение встречи.
– Предполагаю, вы присоединитесь к нашей армии, – многозначительно сказала она.
Я полностью доверился ей и тотчас принял ее намек. К величайшему удивлению Пильняка, я кивнул.
– Это было моим намерением все это время, – заявил я.
Джугашвили ничуть не удивился.
– Многие за границей настроены к нам положительно. Люди, которые знают, как ужасно страдали мы под властью Керенского. А что ваш спутник?
Пильняк выпрямился.
– Пусть меня доставят туда же, где томятся мои товарищи по плену, – сказал он.
Стальной Царь пожал плечами. Металл его маски блеснул и отразился в его глазах.
– Превосходно, – он дал знак своим людям. – Сделайте с ним то же, что…
Внезапно вмешался Махно:
– «Сделайте»? Что вы хотите сказать этим, товарищ?
Джугашвили отмахнулся:
– Нам нужно теперь прокормить очень много ртов, товарищ. Если мы оставим этих людей в живых…
– Они пленные, захваченные в честном бою. Отправьте их в Харьков. Я не хотел ничего, кроме их корабля. Пусть уходят!
Пильняк переводил взгляд с одного на другого. Он никогда не думал, что станет яблоком раздора в моральных разногласиях двух бандитов.
– За все решения отвечаю я, – сказал Джугашвили. – И я решил, что…
– Я взял их в плен, – Махно был охвачен ледяной яростью. Он понизил голос, но чем тише он говорил, тем больше властности излучал. – И я никогда не дам согласия убить их!
– Это не убийство. Мы лишь выметаем сор истории.
– Вы намерены убить честных людей.
– Они посягнули на социализм.
– Наша жизнь должна быть примером для остальных! – заявил Махно. – Вот единственно возможный путь.
– Вы идиот! – Джугашвили поднялся и ударил по письменному столу здоровой рукой. – Почему мы должны кормить их? Почему мы должны отсылать их назад? Чтобы они продолжали сражаться против нас?
– Некоторые из них будут сражаться против… Но другие поймут суть нашего дела и расскажут об этом своим товарищам, – Махно скрестил на груди руки. – И так всегда. Проявляя жестокость, мы лишь даем повод для дальнейшей жестокости. Ради бога, Джугашвили, это же все довольно простые аргументы. Чего вы хотите? Потоков крови? Как вы можете, в таком случае, утверждать, что представляете собой свет и свободу? Вы уже несете ответственность за массовое избиение евреев, за разрушение деревень, за мучения неповинных крестьян. Я согласился предоставить вам мои корабли, поскольку вы заверяли, что подобные инциденты были несчастными случаями и что подобного не повторится. Но вы не прекращали резни. И вот
