прикована к берегу. Так случилось, что от Стопфорда только что пришла телеграмма, в которой им предлагалось наступать, но в ней также говорилось: «Ввиду отсутствия адекватной артиллерийской поддержки я не хотел бы, чтобы вы атаковали укрепленные позиции, упорно обороняемые противником». В этих обстоятельствах и Хаммерсли, и Магон решили, что будет лучше не идти вперед, пока не прибудут пушки. Хаммерсли заявил, что солдаты смертельно устали, что понесены тяжелые потери. Возможно, на следующий день они смогут наступать.
Уже было далеко за полдень, и Эспиналь, не на шутку встревоженный, отправился к Стопфорду на его «Джонквил». Последовавшая за этим сцена явилась одним из худших моментов всей кампании, и Эспиналь сам описал ее в официальном документе:
«Прибыв на борт „Джонквила“ примерно в 15.00, Эспиналь нашел генерала Стопфорда на палубе. Тот находился в приподнятом состоянии духа и сразу подошел поприветствовать прибывшего офицера. „Итак, Эспиналь, — сказал он, — солдаты отлично поработали и были великолепны“. — „Сэр, но они так и не достигли холмов!“ — ответил Эспиналь. „Еще нет, — ответил Стопфорд, — но они уже на берегу“.
Эспиналь заявил, что был уверен, что сэр Ян будет огорчен тем, что высоты все еще не взяты, и умолял его отдать приказ о немедленном наступлении до того, как вражеские войска с Булаира смогут опередить британцев.
Генерал Стопфорд ответил, что полностью осознает важность потери времени, но, пока солдаты не отдохнут и пока на берегу не окажется больше орудий, никакое наступление невозможно. Он намеревался отдать приказ о новом наступлении на следующий день».
Эспиналь оказался в деликатном положении. Он не мог продолжать настаивать на своем перед старшим по званию. И хотя пока все еще имело смысл немедленно связаться с Гамильтоном, он не мог врываться к связистам с тем крайне резким донесением, которое сложилось у него в голове. Он решил проблему, отправившись «в отчаянии», как он говорит, на флагман де Робека «Четем» по другую сторону залива. Там он нашел и Кейса, и адмирала в состоянии крайней тревоги по поводу задержки операции. Кейс был взбешен. Он сам только что был на «Джонквиле», и этот визит, как он впоследствии писал, «почти довел его до состояния открытого мятежа». Де Робек также отправил сигнал Гамильтону, призывая того прибыть на Сувлу, а сейчас еще Эспиналь добавил свою каплю. «Только что был на берегу, — говорилось в донесении, — где все в состоянии полного спокойствия. Никакого ружейного огня, никакого артиллерийского обстрела и, очевидно, никаких турок. 9-й корпус отдыхает. Уверен, что теряются золотые возможности, и считаю ситуацию крайне серьезной».
Так случилось, что Гамильтон не получил ни одного из этих сообщений: донесения от адмирала постоянно попадали не туда, а информация от Эспиналя пришла лишь на следующее утро. Но это мало что значило, потому что Гамильтон наконец-то был в пути. Он с возрастающим нетерпением ждал новостей все утро. В 10.00 его мгновенно успокоило донесение Стопфорда о том, что солдаты Хаммерсли и его собственные заслужили большой похвалы за свою работу, и на это Гамильтон ответил: «Вы и ваши войска действовали отлично. Пожалуйста, передайте Хаммерсли, что мы очень надеемся на его умелое и быстрое наступление». Но вскоре после этого им опять овладели сомнения. Где Эспиналь? Ведь до Сувлы только час пути, а он уехал еще на рассвете. Почему нет докладов от Стопфорда? Почему он окапывается? И к 11.00 у Гамильтона уже не осталось терпения: он приказал подготовить свой дежурный эсминец «Арно» (построенный в Италии и ходивший под португальским флагом), чтобы доставить его на материк. И тут злая судьба Сувлы добавила штрих совершенной иронии. «Арно» оказался не готов. Обнаружились неисправности в котле, огни были затушены, и до вечера эсминец должен оставаться на якоре. Тогда другой корабль? Флот приносил извинения, но других в наличии не было.
Изнывая от жары, Гамильтон весь день оставался пленником своего острова, пока в 16.30 за ним не прибыл «Триад». Через полтора часа яхта пришвартовалась к «Четему» в заливе Сувла, и Гамильтон встретил ожидавших его де Робека, Кейса и Эспиналя. До конца дня были совершены немногие перемещения, но они в основном оставались повторением утренних событий, дальнейшая перетасовка частей по истоптанной земле, в которой все они очутились с первого же момента высадки. Гамильтону хватило несколько минут, чтобы оценить контуры ужасной истории, а потом он прыгнул в моторную лодку вместе с Роджером Кейсом и Эспиналем и направился через залив к «Джонквилу».
А в это время Стопфорд в первый раз ступил на берег. Он намеревался в 17.00 посетить Хаммерсли на побережье, но был немного встревожен посещением его Эспиналем и явным бризом нетерпения, дувшим из штаба, а потому он перевел свое время на час вперед. Прибыв на берег, он узнал, что Хаммерсли там не было, но офицеры дивизии заверили его, что успешно подготовлен план атаки на следующий день. Довольный этим, генерал вернулся на «Джонквил». Но там его ждало еще одно сообщение из штаба. Над полуостровом летали с разведывательными заданиями самолеты, и они доложили, что по-прежнему не видно признаков присутствия врага на Текке-Тепе. С другой стороны, подкрепления в огромных количествах движутся с Булаира и явно направляются в сторону залива Сувла. Стопфорд послал еще сигнал на берег, приказывая начать общее наступление на холмы, но оставил на усмотрение Хаммерсли время этого начала. Едва он успел закончить это, как прибыл Гамильтон. Их разговор балансировал на тонком лезвии вежливости и был очень короток. Где войска, спросил Гамильтон, и почему они не на холмах? Солдаты измотаны, ответил Стопфорд. Они нуждаются в артиллерийской поддержке. После ночного отдыха они утром пойдут в атаку. Почему не ночью? Тут Хаммерсли был вообще против ночной атаки.
«Мы должны занять высоты сейчас же, — настаивал Гамильтон. — Совершенно необходимо взять Исмаил-Оглу-Тепе и Текке-Тепе сейчас». Но это было настояние впустую, спор, не имевший смысла в этом странном штабе посреди моря. Смысл был бы, если бы спор происходил до высадки, если бы Гамильтон вдолбил своим генералам, бригадирам и полковникам, что перед ними стоит лишь одна задача: пробиться в глубь полуострова. Но тогда он не настаивал на своем и отдал принятие решений на откуп Стопфорду, а по прошествии двух дней его план превратился в слабую надежду, висящую в воздухе. Полковники объявили бригадирам, что те могут не наступать, бригадиры передали это в дивизии, а теперь он говорил с усталым генералом, который все это предвидел с самого начала. Стопфорд знал заранее, что этот план не сработает: нужны орудия.
Гамильтон коротко бросил, что сам поедет на берег и поговорит с Хаммерсли и бригадирами.
«Стопфорд согласился, — писал Гамильтон в ту ночь в своем дневнике. — Ничего, сказал он, не понравится ему больше, чем если бы я преуспел там, где он потерпел неудачу. И он попросил меня освободить его от необходимости сопровождать меня. Он неважно себя чувствовал. Он только что вернулся с берега и хотел дать ноге отдохнуть. Он указал, где находится штаб Хаммерсли (примерно в 400 метрах), и сказал, что Хаммерсли проводит меня в бригады.
И я поспешно спустися по лестнице с «Джонквила», рухнул в моторную лодку Роджера Кейса, и с ним и Эспиналем мы просто пронеслись пулей по заливу к Лала-Баба. Была дорога каждая секунда. На «Джонквиле» я не пробыл и пяти минут, а еще через две я был у Хаммерсли.
Под невысокими скалами со стороны моря была небольшая площадка в форме полумесяца размерами 100 на 40 метров. На северном конце полумесяца находился Хаммерсли. По моей просьбе ввести меня в курс дела он рассказал мне во многом то же самое, что и Стопфорд».
Таким образом, разгорелся старый спор. Хаммерсли заявлял, что они не могут наступать до восьми утра следующего дня. Но завтра будет слишком поздно, возражал Гамильтон, неужели нет войск, готовых наступать? От них требуется пройти две с половиной мили, и перед ними нет турок. Нет, отвечал Хаммерсли, готовых войск нет, разве, может быть, 32-я бригада. «Так прикажите им, — попросил Гамильтон, — немедленно продвинуться и окопаться на гребне хребта».
Было 18.30 вечера 8 августа, и время, имевшееся до подхода неприятельских подкреплений, давно истекло. И все же, как ни удивительно, все еще не было признаков каких-либо вражеских частей, накапливающихся на высотах. Еще оставалось девять часов темноты, предстояла гонка на время, но наверняка у 32-й бригады его было достаточно, чтобы собраться и пройти две с половиной мили до вершины Текке-Тепе. Было бы достаточно разместить там до рассвета даже один батальон. Остальная часть дивизии могла подойти позже.
Гамильтон вернулся на «Триад». Он не связывался со Стопфордом, и никто не побеспокоился сообщить в штаб корпуса на «Джонквил», что по приказу главнокомандующего план изменен, и войскам надлежало выступать.
В полночь Гамильтон вышел на палубу. Ночь, уже третья ночь на берегу Сувлы, была абсолютно
