Королева Виктория — охотница на демонов

Хотя почему-то — в тех же образовательных целях — они явно не стремились посещать еженедельные молитвенные собрания или, собственно, сам молитвенный дом баптистов.

— Это больница, — внушала она дамам, чье настроение колебалось между возбуждением и страхом. — В наши дни, в нашу эпоху будет поистине невежливым относиться к психически больным как к лунатикам. Эти люди не лунатики. Я думаю, подходящим термином будет «задержка умственного развития».

Дамы, с которыми она сидела в одной карете, всячески показывали, что внимательно слушают ее бормотание насчет «запоздалых», но про себя думали, что лучше бы они поехали в другом экипаже.

Сбоку внезапно появилось здание Бедлама. Перед ним были прекрасно ухоженные лужайки, отчетливо различимые в лунном свете; по краям их сторожили высокие деревья. Газон рассекала надвое подъездная дорога, куда и повернули кареты, так что теперь психиатрическая больница открылась взорам дам — здание было очень широким, простираясь в обе стороны, и высоким. Оно возвышалось монолитной громадой, а по периметру его окружала высокая стена с единственным проемом — главными воротами с кованой решеткой.

Снова раздались восклицания, включая один-два сочувственных возгласа. Ночной визит казался неплохой идеей, чтобы резкий дневной свет не усиливал тягостное впечатление, однако дамы не ожидали, что само здание окажется с виду таким мрачным и пугающим.

Когда они еще катили по подъездной дороге, то слышали, как их обогнал двухколесный кэб, мчавшийся с большой скоростью. Им правил человек в цилиндре, и за его спиной взметнулся плащ, когда он вихрем пролетел в том же направлении, что и они. Кэб остановился у главного входа, возница спрыгнул, придерживая одной рукой цилиндр, а другой доставая трость, затем резво поспешил вверх по лестнице, оставив лошадей, и исчез из виду.

— Господи! — одно и то же коллективно воскликнули дамы из женской религиозной ассоциации Бетнал Грин Баптист. Они еще не прибыли в психбольницу — пусть просто в «больницу», — а уже причастны к каким-то волнующим событиям.

Двухколесный кэб еще оставался во дворе, когда туда въехали их кареты. Дамы вышли и были поприветствованы служащим больницы, который с поклоном попросил их собраться вместе, чтобы он мог представиться — что они и сделали.

Работник больницы был очень странным…

Он держал горящий факел, хотя во дворе, освещенном множеством газовых фонарей, было достаточно светло. Он был облачен в яркую одежду, как у распорядителя арены, и обращался к ним в той же, несколько балаганной манере: «Дамы, лишь самые стойкие души найдут в себе достаточно мужества, чтобы решиться переступить порог легендарного дворца скорби… Бедлама».

Он ухмыльнулся, показав почерневшие зубы, и дамы в ужасе прижались друг к дружке, напуганные до дрожи его вступительными словами.

— Ибо у медицинской науки, — продолжал он, — нет объяснения тем странным и ужасным признакам состояния, крайне противоречащего природе и мало-мальски доступной логике, разновидности которого вы должны засвидетельствовать и подтвердить правомерность содержания в страшных и легендарных стенах Бедлама. Кто-то скажет, что заключенные в них несчастные бедолаги являются жертвами приступов мрачного чувства юмора у матери-природы, предопределившей им сдвиг в голове и болезнь, заставляющую совершать гнусные дела; кто-то скажет, что демоны всему виной.

Дамы задохнулись от ужаса.

— Это всего лишь означает, — сказал распорядитель, — что вы должны всегда держаться меня. Не делать ничего, если я не скажу, что это можно делать. Ни к чему не прикасаться, если я так говорю. Всем понятно?

Всем было понятно. Дамы энергично кивали головами.

— Тогда пройдемте.

Когда группа потянулась вверх по лестнице, распорядитель спросил у дам, как им нравятся его «тряпки», и те признали, что его костюм очень красочен и радует глаз.

Хотя про себя они подумали, что им-то нет никакого дела до того, как он выглядит.

— А моя маленькая вступительная речь? — приставал распорядитель, — она ведь не слишком длинная, да? Вам не кажется, что я с ней немного переборщил? Это наше нововведение, знаете ли, дамы, мы решили получить кое-что за эти вечерние экскурсии, устроить небольшой побочный заработок, понимаете, что я имею в виду?

Это чрезвычайно оригинально, согласились дамы, которым на самом деле хотелось побыстрее перейти к той части визита, где можно было рассмотреть «запоздалых» в действии.

И вот они пришли в большой зал.

— Это то, что мы называем центральной административной зоной, — сказал распорядитель, — она разделяет мужскую и женскую секции. Вы ведь не думаете, мадам, что мужчины и женщины живут у нас вместе? — Эти слова он адресовал, плотоядно подмигнув, двум дамам, Патрисии Парсонс и Памеле Плейер, которые тут же залились краской и немедленно решили написать официальную жалобу на мужчину за такую неподобающую вульгарность. «Те коридоры ведут к палатам, куда пациентов помещают в зависимости от характера — а также и тяжести — их болезни».

При слове «тяжесть» у дам из женской религиозной ассоциации Бетнал Грин Баптист перехватило дыхание: они подумали, что как раз там им и покажут те ужасы, которые описывали их коллеги из женской религиозной ассоциации Кроуч Энд Католик.

Каково же было их разочарование, когда распорядитель сказал: «Однако тяжелые больные не содержатся на этом этаже», — и стал рассказывать им, как женщин здесь вовлекают в приготовление еды, уборку и шитье — поскольку для ускорения их выздоровления эта деятельность считается самой благоприятной. При этом распорядитель подмигивал и не переставал поправлять свой костюм. Он объяснил далее, что мужчин тоже вовлекают в выполнение нужных дел; комнаты были просторными и с большими окнами, а на стенах висели картины…

Дамы продолжали следовать за ним, изо всех сил пытаясь скрыть недовольство, которое стало подниматься среди членов группы.

И вот распорядитель обернулся к ним и сказал: «Дамы, надеюсь, вы готовы к этому. Потому что для наблюдения безумия воочию нам нужно переместиться на нижние этажи».

Раздался коллективный вздох.

Распорядитель, по-прежнему державший факел, поднял его повыше, открыл большую деревянную дверь и указал вниз, куда вели серые каменные ступени.

Внизу дамам пришлось потесниться. Атмосфера здесь заметно отличалась от обстановки наверху, очень напоминавшей больницу — «обычную» больницу, так сказать, даже в чем-то немного более современную, прогрессивную и лучше оборудованную, нежели тогда было принято.

Однако на нижнем уровне воздух был застоявшимся, спертым. Сильно пахло нечистотами. И вместо палат, комфортно и по-домашнему обустроенных, как это было наверху, здесь были обычные камеры, размещенные по обе стороны коридора.

— Осторожно, дамы, их обитатели могут испражняться, неожиданно выкрикнуть — или того хуже.

— Что может быть хуже прилюдного испражнения? — спросила одна. Остальные перешептывались или что-то озадаченно бормотали себе под нос.

Одна из дам в начале их цепочки вскрикнула, когда больной с воплем бросился на прутья решетки в своей камере.

— Здесь все безнадежные случаи, леди. Эти несчастные отодвинуты обществом в сторону. Единственная польза от них человечеству — это быть объектами экспериментов.

Последовал ряд испуганных восклицаний, и многие дамы поднесли руку к горлу.

— А что за этой дверью? — спросила миссис Одри Везерспун, ткнув пальцем в тяжелую дубовую дверь в конце коридора.

— Там, дамы, — сказал распорядитель, — находится подземный вход в Государственную психбольницу для преступников, самую ужасную секцию Бедлама.

Все двинулись в направлении двери, предположив, что это следующий пункт маршрута.