Третью стрелу я принимать на щит не стал. Пригнулся, и она пролетела у меня над головой.
Судя по звуку, угодила кому-то в грудь.
И только в трех метрах от валуна я заметил, что стоит на нем совсем не Парис, хорошо знакомый мне по сеансам наблюдения. Этого лучника я не знал.
Но останавливаться уже поздно.
Безграничное удивление было написано на лице незнакомого стрелка, когда я запрыгнул на валун и оказался с ним рядом. Он не успел наложить на тетиву четвертую стрелу, она была зажата в его правой руке, и он попытался меня ею заколоть.
Я увернулся, не теряя инерции, и со всей дури врезал лучнику в челюсть.
Это уже было не удивление. Это был ужас.
Лучник на какой-то миг буквально завис на моем кулаке, а потом полетел назад. Но до земли он почему-то не долетел. В воздухе что-то сверкнуло, резко запахло озоном, и лучник исчез.
— Вот теперь можешь отмотать назад, — сказал я. — Секунд на тридцать.
— Вуаля.
Я еще раз посмотрел, как Алекс со всей своей широкой полковничьей души прикладывает неведомого лучника в челюсть. Голова лучника откидывается, сам он начинает полет назад, роняя лук и взмахивая руками, и…
Растворяется во вспышке света.
— Лук, — потребовал я. — Лук самым крупный планом, который может дать твоя игрушка.
— Пожалуйста.
Изображением лука я любовался секунд тридцать, все это время Макс любовался моим профилем.
— Стрелу в стоп-кадр.
Стрела повисла в воздухе в десяти сантиметрах от выпустивших ее пальцев. Красивая такая стрела, сверкающая желтым цветом, отбрасывающим блик на лицо полковника Трэвиса.
— Ты стал специалистом-оружейником?
— Тебе ничего не кажется странным?
— Многое. Особенно в последнее время.
— Я имею в виду в этой стреле.
— Что с этой стрелой? Обычная стрела. Прямая. Желтой краской покрашена.
— А лук какой краской покрашен?
— Серебристой.
— Тебе это ничего не напоминает?
— Послушай, друг, — сказал Макс, — хватит говорить загадками. Я — всего лишь обычный тупой телевизионщик, чей круг интересов органичен профессиональной деятельностью, а ты — настоящий светоч знаний. Что с этим парнем?
— Сребролукий и златострелый, — сказал я. — Максимилиан, я поздравляю вас с тем, что вы это видели, и поздравляю полковника Трэвиса с тем, что он это сделал. Это ведь был Аполлон.
Размышлять о странностях поведения троянского лучника оказалось некогда. В какой-то момент я обнаружил, что стою на вершине валуна совершенно один и что воины Илиона жаждут составить мне компанию. Пришлось вынимать меч из ножен и тактично давать им понять, что в настоящую минуту мне хочется одиночества.
Минут через пять они мое желание поняли и отступили в сторону города. Ахейцы не особо утруждали себя преследованием, даже самые отпетые оптимисты не мыслили ворваться в Трою на пятках ее отступающих защитников. Программа-минимум была выполнена, побережье поменяло хозяина.
Единственным, кто преследовал троянцев до самого города, был Ахиллес. Ну что ж, значит, ему дольше всех возвращаться к лагерю.
В Трою он ворваться не успел, ворота захлопнули перед его носом, а самого героя угостили сотней безвредных для него стрел.
Я остался сидеть на валуне и размышлять. Вокруг суетились ахейцы, сумевшие выбраться из битвы без ущерба или легко раненные. В своих разговорах они упоминали имена трех главных героев дня: Одиссея, Ахиллеса и, как ни странно, вашего покорного слуги.
Лаэртид прославился тем, что первым высадился на берег и остался жив.
Ахилл — тем, что убил больше всех троянцев и обратил защитников города в бегство.
И я — тем, что трижды устоял перед самим Аполлоном, а потом вынудил его покинуть поле боя.
Вот вам ваши долгожданные боги, мистер Картрайт.
Братья Атриды идут по песку, который еще недавно был полем боя. Ахейцы подбирают своих раненых и стаскивают в кучи убитых. Скоро запылают погребальные костры.
— Это было легко, — говорит Менелай.
— Я не могу понять, почему Феб выступил против нас, — говорит Агамемнон. — Троянцы когда-то оскорбили его, не заплатив за работу.
— Пути богов неисповедимы.
— Все прорицатели сообщали мне, что боги на нашей стороне, — говорит Агамемнон. — Зевс обещал нам свою поддержку. Я не могу поверить, что Феб решил выступить против Громовержца.
— Люди говорят, что видели в наших рядах Афину.
— Хорошо, что они так говорят, — сообщает Агамемнон. — Плохо, что на самом деле ее не было. Мне не слишком нравится происходящее.
— Ахиллес обратил в бегство войско Гектора.
— Наконец-то мальчишка начинает оправдывать свою репутацию.
— Чужеземец снова проявил себя выше всяких похвал.
— Обратил в бегство Аполлона? Разве смертному такое под силу?
— Что ты хочешь сказать, брат? Что он из Дюжины Олимпа?
— Он не похож на бога, — говорит Агамемнон. — Да и кто готов бросить вызов любимому сыну Зевса? Арес? Я видел Ареса на полях сражений, это не он. Гефест — хромец, Гермес — не воин и никогда не
