поведение, Мэнни кивнул, и инцидент был исчерпан.
— Вы с Негориусом были давними приятелями? — спросил Мэнни, закуривая трубку мира.
— Не так чтобы приятелями, — сказал Горлогориус. — Скорее мы были закадычными соперниками. Мы с ним начинали в одно и то же время и несколько веков жили по соседству.
— Должно быть, это было очень давно, — сказал Мэнни.
— Да уж, не вчера, — подтвердил Горлогориус. — В те времена магия была в загоне, клиенты, сам помнишь, в очередь не выстраивались. Приходилось биться за каждую золотую монету, и присутствие в округе конкурента делало твою жизнь весьма веселой. Мы с Негориусом постоянно соревновались, доказывая друг другу, кто из нас круче. Я до сих пор удивляюсь, как у нас не дошло до дуэли.
— Я тоже удивляюсь, — сказал Мэнни. — Зная твой взрывной темперамент… Наверное, Негориус был очень выдержанным человеком.
— Да, порой он бывал даже чересчур хладнокровен, — признал Горлогориус.
— В нашей профессии это скорее плюс, чем минус, — заметил Мэнни. — У волшебника должна быть холодная голова, горячее сердце…
— И длинные руки, — закончил за него Горлогориус.
— А разве не чистые?
— Нет, от длинных рук пользы куда больше, чем от чистых, — сказал Горлогориус.
— А как складывались ваши с Негориусом отношения после того, как вы разъехались?
— С увеличением разделяющего их расстояния отношения волшебников друг с другом только улучшаются, и это — аксиома, — сказал Горлогориус. — Мы с ним не так уж часто встречались. Негориус был старейшим членом Гильдии, но не принимал активного участия в ее делах. Пожалуй, все его участие ограничивалось выплатой членских взносов. Но зато платил он их регулярно.
— Похоже на некролог, — сказал Мэнни.
— А это и есть некролог, — ответил Горлогориус. — Мне жаль, что Гильдия потеряла такого мага, как Негориус. Пусть часто он бывал мямлей, но это не мешало ему быть одним из лучших наших теоретиков и исследователей. Помянем?
— Давай.
— Кто сегодня алкоголь материализовывать будет?
— Лучше ты, — сказал Мэнни. — У тебя к этому очевидный талант. Тот коньяк на прошлой неделе был просто неподражаем. Какой букет!
— Букет я сам составлял, — сказал Горлогориус, закатывая рукава мантии и потирая ладони. — Ну, как говорится, крибле-крабле-бумс!
Чувствуя, что представление приближается к своему апогею, публика начала просыпаться и усаживаться поудобнее. Все боги, улизнувшие поспать на Олимпе, вернулись на свои места.
На «путь-дорожку фронтовую», исполненную Аполлоном, Геракл ответил «эх, дорогами, пылью да туманом». Аполлон с Дионисом дуэтом грянули «дорога-дорога, ты знаешь так много о жизни моей непростой», закончив песню многократным выкриком «Атас!».
Реджи порылся в памяти, и они с Силеном вспомнили бессмертного Шнура: «дороги мои, дороги, уносили ноги, помогали боги», чем окончательно привели Зевса в благодушное настроение.
Гермес ответил «дорогой в небеса», на что Силен тут же отреагировал «дорогой в ад».
К утру тема казалась исчерпанной.
Геракл закончил петь «как далека и как близка дорога в облака», последовала небольшая дискуссия, не считается ли эта песня вольным переложением детской песенки «по дороге с облаками», уже исполненной Аполлоном, но Зевс заявил, что мелодии разные, слова не совпадают, а потому Аполлону и его товарищам надо сначала заткнуться, а потом исполнить что-нибудь еще.
Тройка олимпийских певцов яростно чесала в трех божественных затылках.
— Ставлю Камень Правосудия против дырявого носка, что не вспомнят, — сказал Горлогориус, внимательно глядя в хрустальный шар.
— Принимаю, — сказал Мэнни.
— Начинаю обратный отсчет, — сказал Зевс. — Пять.
Аполлон принялся чесать в затылке так яростно, что выдрал клок волос.
— Четыре.
— Дорога, дорога, — бормотал Гермес, то ли вспоминая, то ли пытаясь сочинить на ходу.
— Три.
— Надо выпить, блин, — пробормотал Дионис. — Боги, какой позор…
— Два.
— Я протестую! — возопил Аполлон.
— Один. Ноль. Время вышло, — сказал Зевс. — Право пения переходит к другой команде.
— Возьми, — сказал Мэнни, снимая правый носок и дырявя его резким движением пальца. — Заслужил.
Зрители затаили дыхание.
— Вы будете смеяться, — сказал Реджи Силену и Гераклу. — Но мне совершенно ничего не приходит в голову.
— Я потом посмеюсь, — прошипел Силен. — Думай!
— Ну же, — сказал Мэнни, болевший за команду Геракла всей широтой своей магической натуры. — Вспоминайте!
— Так это ж детская песня, — сказал Горлогориус, листая нотную тетрадь. — Откуда им ее помнить?
— Опять начинаю обратный отсчет, — сказал Зевс, и на лице Аполлона загорелась надежда. — Пять.
— Вспомнил, — сказал Реджи.
— Четыре.
— Излагай, — сказал Геракл.
— Три.
— Нет времени. Я затяну, а вы подпевайте.
— Два.
— Заметано, — сказал Силен.
— Один. Пойте.
Реджи запел.
— Что это за песня? — тревожно спросил Мэнни. — Я не знаю такой песни. И при чем здесь дороги?
— Может, он чокнулся? — спросил Горлогориус.
— Это стрелок-то?
— Песня не по теме! — радостно завопил Аполлон. — Дисквалификация!
Зевс нахмурил брови:
