многочисленных подписях, и его густые брови почти совсем сошлись на переносице. Затем с решительным видом он поднялся из-за стола, отхлебнул из стакана глоток остывшего чая и заговорил так, словно в комнате все еш,е продолжалось заседание.
— Это как понимать, товарищи? Человек выступает против механизации, мешает деятельности эмтээс, уличен, наконец, в хищении семенного материала, а вы... вы покрываете его. Больше того, поддерживаете! Берете под защиту! Оставляете своим вожаком! И это в тот момент, когда в деревне вновь поднимают голову классовые враги...
— А вы что, — глухо спросил Митя, — и Ковшова во враги зачисляете?
— Окончательно еще не выяснено, но дело, в которое он замешан, дурно пахнет, — многозначительно сказал Белов. — Очень дурно!
— Да неправда все это! Вранье! Чистый наговор!.. — вскрикнула Нюша и, бросившись к столу, принялась сбивчиво и торопливо рассказывать о Степе: как он работал в поле, как следил за пахотой, за севом, как часто спорил и ругался с трактористами, с директором МТС. А что в краже семян замешан Ковшов, так этому никто не верит.
— Но факты, к сожалению, говорят другое, — перебил ее Белов. — Улики против Ковшова неопровержимы. Сейчас следствие заканчивается, и в ближайшее время над ним состоится суд. А вы, кольцовские комсомольцы, выступаете в роли защитников уголовного элемента! Пишете такое письмо! Собираете подписи колхозников! Как это назвать, я вас спрашиваю? Да это же ярчайший пример политической близорукости и полного притупления классовой бдительности! Где же ваше комсомольское чутье, где боевой дух? — Он гневно потряс письмом и бросил его в ящик письменного стола.
— Это зачем? — удивленно спросила Нюша.
— Обсудим письмо на бюро райкома. Нюша протянула руку:
— Позвольте! — заартачился Белов. — В вашей ячейке делается черт знает что!.. И мы обязаны принять меры. Да кстати... Чем вызвано появление такого письма? — Он пристально оглядел Нюшу и Митю. — Вы, кажется, закадычные друзья Ковшова? Значит, не обошлось и без личных приятельских мотивов?
— Ну и друзья! — буркнул Митя, исподлобья взглянув на Белова. — Мы не отпираемся...
— И верим Ковшову, что бы там ни было! И драться за него будем! — с вызовом сказала Нюша. — А письмо верните.
Митя поднялся с дивана и встал рядом с Нюшей:
— Отдайте, товарищ Белов! По-хорошему просим... Секретарь покосился на парня и, пожав плечами, вернул ему письмо.
— Можете идти. Но имейте в виду, делами вашей ячейки мы еще займемся, — пообещал он.
Нюша с Митей вышли из райкома и долго, молчаливые И подавленные, брели по булыжной мостовой. Первым молчание нарушил Митя:
— Вот так поговорили по душам!
— Да разве у такого до души докопаешься! — зло отозвалась Нюша. — Застегнулся на все пуговицы... Френч, а не человек!
— Что же делать-то? — принялся вслух размышлять Митя. Нюша предложила пойти в райком партии.
Около городского сквера они отыскали помещение райкома. Секретарь и инспекторы были в разъезде по колхозам.
Нюша с Митей посидели в приемной, посовещались между собой, потом, выпросив большой конверт, вложили в него письмо. На конверте написали: «Посевная, срочная, секретарю райкома ВКП(б)» — и оставили письмо в приемной.
ГОСТИ
Шла осень. В колхозе обмолотили овсы, выкопали картошку, убрали капусту с огородов, а трактористы МТС только еще начали поднимать зябь.
В полях стало неоглядно просторно, тихо, безлюдно, в воздухе поплыла серебристая паутина, в небе, вырисовываясь неясным треугольником, прощально закурлыкали журавли. Перелески расцветились багрянцем и золотом и к вечеру, подсвеченные заходящим солнцем, пылали словно огромные костры.
Потом начались затяжные дожди. Они в считанные дни оголили леса и перелески, потушили все краски, наполнили мутной водой дорожные колеи и колдобины. Сегодня дождь был особенно назойливым.
Сделав из мешка подобие капюшона и накрывшись с головой, Нюша целый день кружила на тракторе по полю. Мелкий дождь-сеянец проникал повсюду, застывали ноги. Трактор часто буксовал, а в низинах, где было особенно топко, он мог в любую минуту увязнуть по ступицу. Приходилось объезжать такие участки стороной и выбирать места для вспашки повыше. Поле получалось пестрым, как лоскутное одеяло.
На душе у Нюши было тоскливо и бесприютно.
О Степе никаких утешительных вестей не приходило. Нюша с Митей еще раз съездили в район, к прокурору, и узнали, что Ковшова перевели в область и теперь им уже занимается областная прокуратура. Следствие по его делу еще не закончилось, и Степа продолжал отбывать предварительное заключение.
Удрученные, пришибленные вернулись Нюша с Митей домой и ничего не могли толком объяснить ни комсомольцам, ни колхозникам.
— Вот и кануло наше письмо в прорву, — пожаловалась Аграфена. — Совестью своей ручались, подписи ставили, а все на ветер. Почитали, поди, и выбросили. Где же она, правда-то, у людей, куда ее запрятали?..
Дед Анисим вызвался отправиться ходоком по Степиному делу в область, а то и в столицу, к самому товарищу Калинину.
— Я человек дошлый, бывалый, — убеждал он девчат. — Сколько раз по мирскому делу в губернию ходил. Месяцами в приемных у начальства околачивался. А правду выуживал, будь она хоть за семью печатями. Вы только меня харчами в дорогу снабдите да прошение составьте потолковее.
Степина тетка Пелагея заявила, что правды на белом свете, как видно, не было и нет, и прокляла тот день и час, когда ее племянник связался с комсомолом и колхозом.
Таня ходила грустная, подавленная, сторонилась девчат, редко показывалась на гулянках и все чаще стала заглядывать к ворожейке бабке Устинье — погадать о судьбе брата. И всегда на картах выходило, что Степу ждет дальняя дорога и казенный дом.
В поле Таня работала вяло, безучастно, порой даже забывала вовремя поднять и опустить плуги.
Сейчас, сидя за рулем, Нюша то и дело оглядывалась на подругу и кричала, чтобы та не дремала и следила за глубиной вспашки.
Потом, не выдержав, остановила машину и сама замерила за плугами глубину борозды.
— Да слежу, слежу! Будто я не понимаю, как надо, — устало сказала Таня. — А все равно это не пашня в такую слякоть... мазня одна.
Нюша только вздохнула. Борозда действительно получалась неровной, размазанной. Вот что значит запоздать с подъемом зяби, упустить погожие осенние деньки. А начальство из МТС все зачем-то понукает, торопит — пашите, нажимайте, добивайте план. А недаром в Кольцовке махнули на трактористов рукой — ковыряйтесь, мол, если вам горючего не жалко, а мы весной все равно поле заново перепашем.
— И маетная же наша работка, — ежась от дождя, пожаловалась Таня. — Летом на солнце жарься, осенью — под дождем мокни, а от людей доброго слова не услышишь. Словно наши машины обуза для них, наказание какое...
