— А если не каждый может учиться? — заметил Степа.
— Не может или не хочет?
— Всякое бывает... Вон Нюшке Ветлугиной перво-наперво стипендия нужна.
— Вот нам и надо сделать так, чтобы все могли ходить в школу, — объяснил Матвей Петрович. — И я рассчитываю на вашу помощь. Поговорите с теми, кто не учится, выясните, что с ними. А насчет стипендий я буду беседовать с директором.
В УЧЕНЬЕ
Расставшись с учителем, Степа твердо решил сегодня же поговорить с Таней.
Дома Степа застал сестру вместе с Нюшкой. Они сидели у кровати заболевшей бабушки.
— Ну как, выиграл? — вполголоса спросила Нюшка, встретившись со Степой глазами.
— Наша взяла! Плакал теперь его футбол, — ответил Степа.
— Чего вы там шушукаетесь? — прислушавшись, сказала бабушка и слабым голосом попросила внука посидеть с ней и рассказать, что делается на белом свете.
Присев у кровати, Степа сообщил, что Матвей Петрович вернулся из города и будет у них учителем.
— Мотя приехал, Рукавишников? — обрадовалась Евдокия Захаровна. — Это хорошо! Справедливый человек, в обиду ребят не даст...
— Не даст, — уверенно согласился Степа. — Он уже списки ребят составляет и говорит, что все должны ходить в школу... Да, бабушка, Тане тоже надо учиться. Зачем ей от других отставать? И Нюшке надо...
Девочки переглянулись.
— Так-то оно так... — Бабушка вздохнула- и покосилась на внучку. — Мы уж с ней говорили об этом. И не один раз...
— Ну и что? — насторожился Степа.
Наступило молчание. Бабушка лежала, полузакрыв глаза. Таня растерянно теребила рукав кофточки.
Степа кинул на сестренку подозрительный взгляд и строго спросил:
— Может, ты учиться не хочешь?
Таня вскинула на Степу недоумевающие глаза.
— Что же ты молчишь?
Таня опустила голову и отвернулась. Плечи ее задрожали. Вдруг она вскочила, распахнула дверь, выбежала в сени и принесла оттуда матерчатую сумку.
— Вот... смотри, — глотая слезы, забормотала она и принялась вытаскивать из сумки учебники и тетради. — Учусь я, все время учусь! И книжки читаю, и задачки делаю. А ты говоришь...
— Уж чего-чего, а лентяйкой внучку не назовешь, — поддержала бабушка. — Они с Нюшкой до ученья вот какие охотницы...
Из сумки выпал старенький, щербатый пенал, открылась крышка, и по полу покатились карандаши, ручки, рассыпались перья.
Степа бросился собирать.
— Ну, будет тебе, будет, — сконфуженно бормотал он. — Я же не знал... сгоряча бухнул.
Сложив в пенал карандаши, ручки и перья, Степа подошел к сестренке, взял ее за руку и подвел к столу:
— Тогда знаешь что... Раз такое дело, садись и пиши.
— Чего писать? — не поняла Таня.
— Заявление в школу. В шестой класс... И ты, Нюшка, пиши.
Таня покачала головой:
— Не-ет... Дядя меня все равно не пустит.
— Как это — не пустит? — удивился Степа. — Я учусь, Филька учится. А ты что же, хуже других?
— Толковала я с Ильей, — сказала бабушка. — А он знай свое твердит: и так полным-полно грамотеев в доме.
Степа нахмурился.
— И мне в школу не ходить, — с грустью сказала Нюшка. — Ни обувки на зиму нет, ни одёжки...
— А тебе стипендия будет! Вот увидишь! Всем беднякам и батракам полагается. По закону, — принялся уверять Степа, подталкивая девочек к столу. — Садитесь и пишите! Кому говорю? А с дядей я сам потолкую.
— Потолкуй, внучек, потолкуй, — вздохнула бабушка. — Не давай сестрицу в обиду.
Таня посмотрела на Степу. Он стоял решительный, строгий и показался ей большим и сильным.
Девочка вырвала из тетради два чистых листа бумаги — себе и Нюшке — и села писать заявление.
К вечеру из города вернулся Илья Ефимович.
Он был оживлен и весел. На базаре хорошо торговалось, и, кроме того, удалось завести знакомство в сапожной мастерской — там согласились взять Степу в ученики.
Илья Ефимович раздал всем домашним подарки: дочерям платки и полушалки, жене — отрез на платье, Тане — туфли с галошами, Фильке и Степе — новенькие ранцы, обтянутые золотистой в черных разводьях тюленьей шкурой.
Ворон, правда, считал, что племяннику ранец теперь ни к чему, но на базаре продавали их по дешевке, и он решил, что не разорится, если купит два ранца.
Филька деловито обшарил оба ранца, потянул желтые хрустящие ремни, проверил, хорошо ли действуют блестящие замочки, и благодушно предложил Степе поделить ранцы по-братски — кинуть жребий.
— Выбирай без жребия. Мне все едино, — отмахнулся Степа и покосился на Таню.
Сестренка не сводила с подарков глаз.
Филька еще раз потрогал ремни, выбрал тот, что был посветлее, и принялся набивать его тетрадями.
Помедлив с минуту, Степа взял второй ранец и вдруг сунул его в руки сестренке:
— Бери. Это тебе!
— Ей-то для какой надобности? — удивился Илья Ефимович. — К коровам да к свиньям бегать?
Он только что умылся и сейчас, стоя перед зеркалом, расчесывал на косой пробор смоченные водой волосы.
Степа оглянулся по сторонам, встретился взглядом с бабушкой и, одернув гимнастерку, подался к Илье Ефимовичу.
— Дядя... — сдавленным голосом произнес он. — Нам поговорить надо...
— Ну, ну, попробуй! — усмехнулся Илья Ефимович.
— Таня тоже будет учиться. Она уже заявление в школу написала...
— Что? — обернулся Илья Ефимович. — Кто это надоумил ее?
— Да вот уж надоумили, — уклончиво ответил Степа. — Матвей Петрович всех ребят переписал, какие не учатся.
— А-а! — догадался Илья Ефимович. — Рукавишников приехал. Теперь пойдет булга да заваруха...
— Ты же опекун, Илюша, — подала голос бабушка. — Расти детей как положено — и корми и учи.
— Так разве я обижаю девчонку? — развел руками Илья Ефимович. — Обута, одета. И к делу ее приучаю. Вот и подарок не забыл! — Он кивнул на туфли с галошами.
