по голосу, доказывал, что пустошь надо весной вспахать и засеять пшеницей. Ему возражал Тихон Горелов, ссылаясь на заморенных, отощавших коней, которые и без того едва ли справятся с весенней пахотой.
— Так мы же трактор скоро получим... технику, — вмешался в спор член правления Игнат Хорьков. — Вот нам и подмога...
— А это еще на воде вилами писано... то ли будет, то ли нет, — возразил Горелов.
Спорили долго, пока Василий Силыч не предложил поставить вопрос о пустоши на голосование.
Нюшка быстро припала одним глазом к щели в перегородке, чтобы увидеть поднятые руки, но, к ее досаде, щель загородила чья-то широкая спина.
— Пятеро — «за», двое — «против», — объявил наконец Василий Силыч, подсчитав поднятые руки. — Выходит, большинство за пустошь. Значит, будем ее пахать по весне.
«Ага, все же наша взяла», — удовлетворенно подумала Нюшка.
Неожиданно затарахтел телефон. Громоздкий, неуклюжий, похожий на скворечню, он висел в простенке между окнами. Чтобы вызвать кого-нибудь, надо было долго крутить ручку.
Нюша бросилась к телефону, прижала трубку к уху и, подняв воротник кожушка, громким шепотом объяснила, что дядя Вася заседает.
В трубке гремело, потрескивало, наконец раздался далекий, слабый голос:
— «Передовик»? «Передовик»? Это колхоз «Передовик»?
— Он самый! — с досадой ответила Нюша. — Сказано же вам — занят председатель. И вы не тарабаньте зря.
— Примите срочную телефонограмму... Примите телефонограмму, — продолжал тот же голос.
Нюшка догадалась, что звонят из города. Она схватила со стола карандаш, лист бумаги и, прижав телефонную трубку плечом к уху, примостилась у подоконника.
— Ага! Слушаю! Диктуйте... только пореже.
«Районный земельный отдел предлагает вам, — записывала она, — срочно направить своего представителя на курсы... а... а... техники».
В трубке опять что-то зашипело, затрещало.
— Ничего не слышу! На какие курсы?.. — закричала Нюшка. — Повторите еще раз!
— Курсанты обеспечиваются общежитием, — вновь зазвучал в трубке далекий голос, — питание за счет колхоза. Телефонограмму передал Сидоркин. Кто принял?
— Да я приняла, я... Ветлугина, рассыльная. Повторите погромче... на какие курсы? Какой техники? Да чего вы там мямлите! — рассердилась Нюшка.
Она с ожесточением подула в трубку, подождала еще немного — трубка продолжала молчать — и с досадой повесила ее на крюк. Вот так приняла телефонограмму! Не знает даже, на какие курсы вызывают человека...
И вдруг Нюшка спохватилась. Раз «срочно направить», так это, наверное, на курсы трактористов. Как же она сразу не догадалась?
Еще в конце прошлого года колхозу было разрешено купить трактор «Путиловец». Колхозники собрали деньги и послали Василия Силыча в город за машиной. Целую неделю деревня ждала возвращения председателя, девчата и парни то и дело бегали за околицу, надеясь, что вот-вот из-за пригорка выползет новенький трактор и подкатит к правлению колхоза.
Но Василий Силыч вернулся из города один, без машины, и сообщил, что, пока у них в колхозе не будет своего умелого тракториста, трактор им не продадут.
Что было делать? Правление стало добиваться, чтобы послать на курсы трактористов двух-трех колхозных парней.
После долгих ожиданий из города сообщили, что колхозу «Передовик» предоставляется на курсах одно место. Из десятка желающих стать трактористами правление наметило Степу Ковшова — парень развитой, грамотный, давно тяготеет к технике. И Степа со дня на день ждал вызова на курсы.
А вот сейчас долгожданная телефонограмма находилась в руках у Нюшки.
Не раздумывая, она влетела в кабинет председателя.
— Кончай, Силыч, — услышала рассыльная умоляющий голос Игната Хорькова. — Поясницы разломило, мозги задубели... Отпусти ты нас воздухом подышать...
— Терпение, граждане, не помрете, — остановил его председатель. — Тут еще бумажки да предписания всякие обмозговать надо. Смотрите, сколько их набралось, — с полфунта будет.
— Дядя Вася, новости! — Нюша протянула председателю телефонограмму. — Степу на курсы вызывают.
Василий Силыч прочел телефонограмму вслух, и лицо его просветлело.
— Раскачались все-таки, тронулись. Слышали, граждане? Какие суждения будут?
— А что ж тут судить? — сказал Игнат Хорьков. — Курсант у нас давно заготовлен. Выдать ему на довольствие что полагается, и пусть едет на здоровье.
Кто-то заметил, что Ковшов сейчас секретарь комсомольской ячейки.
— Вот и хорошо, что секретарь, — проговорил Хорьков. — Учиться прилежнее будет. С вожака потом и спрос больше.
— Значит, так, — подытожил Василий Силыч. — Посылаем на курсы Ковшова... Супротив никого? Пошли тогда дальше.
— Дядя Вася! — шепнула Нюша. — Можно его известить... Степу-то?
— Можно, — кивнул председатель. — Поторопи его там. Ему ж выезжать срочно надо...
КОВШОВЫ
Не чуя ног, Нюшка вылетела из правления, спрыгнула с высокого крыльца и помчалась к дому Ковшовых. Нет, что там ни говори, а Степке здорово повезло — из всех парней только одного его правление решило послать на курсы. Может, это потому, что Степа с юных лет считался в деревне трактористом, изучал трактор в школьном кружке, начал даже работать на нем в поле, пока старый «Фордзон» не развалился в борозде.
Была и еще одна причина, почему Нюшка так горячо хотела, чтобы Степа Ковшов стал трактористом. Всех его одногодков, здоровых и сильных ребят, прошлой осенью призвали в Красную Армию, и теперь парни служили кто в пехоте, кто в танкистах, кто в морском флоте.
Не повезло лишь одному Степе. Изувеченный кулаками в начале коллективизации, он стал плохо видеть, и медицинская комиссия не допустила его к военной службе. «Белобилетник»! Степа жестоко переживал это, но не меньше страдала и Нюшка.
Она до крови кусала губы, наблюдая, как подруги провожали своих дружков в армию, обещали ждать их, дарили им вышитые кисеты, платки. Всем сердцем завидовала она девчатам, когда те получали письма с воинским штампом и долгими зимними вечерами отвечали на них.
Сейчас посылка Степы на курсы трактористов казалась Нюшке чем-то вроде призыва в Красную Армию.
Распахнув полы своего кожушка, она бежала по улице.
— Вот гонит рассыльная! — покачивали головой встречные колхозники, — Срочные, видно, дела у председателя!
И как Нюшка ни спешила, она не могла не поделиться с ними новостью...
Степа Ковшов, его сестра Таня и их дальняя родственница Пелагея жили в половине просторного дома своего дяди, Ильи Ефимовича, раскулаченного и высланного из Кольцовки. Во второй половине дома разместился сельсовет.
Нюша по привычке проникла в сени через двор, нашарила в полутьме скобу двери и вдруг остановилась. На цыпочках подошла к маленькому оконцу, достала из кармана круглое зеркальце и, поднеся его к лицу, увидела свои большие зеленоватые глаза, редкие белесые брови, широкие скулы, короткий, чуть
