— Да он не по-честному: подножку дал. Только я все равно вывернулся.
— Видишь, нельзя тебе пока силой мериться. Ты у меня тихо жить будешь, покойно.
— А мы его старшим поставим над всеми ребятами, — вдруг заявила Маша, которой давно хотелось сказать Феде что-нибудь приятное. — Мы его вот как слушаться будем!
— Что еще за старшим? — покосился Захар. — Внучек отдыхать приехал.
— Я ненадолго, дедушка. В ремесленное училище поступать хочу, — сказал Федя.
— Ну вот, — нахмурился Захар, — только через порог перешагнул, а уж на дверь оглядываешься. Ты поживи, присмотрись, может, и другая какая путевка выйдет.
Ребята готовы были просидеть с Федей до позднего вечера, но Захар вовремя намекнул, что дорогим гостям пора честь знать, и они, поблагодарив за угощение и распрощавшись, направились по домам.
Захар вышел проводить их до угла.
Мороз, точно искусный стекольщик, застеклил лужи хрупким ледком, и они блестели в лунном свете, как парниковые рамы.
Где-то близко, в придорожной канаве, звенел неугомонный ручеек, словно хотел сказать, что никакие заморозки теперь не остановят шествующей весны.
И Захару показалось, что вот и к нему в дом заглянула весна — приехал внучек.
Старик улыбнулся и направился в избу.
Вот сядут они сейчас с внучком рядком, выпьют по-семейному, без чужих глаз, еще по стаканчику чаю и обо всем по душам поговорят. Но ни разговор, ни чаепитие не состоялись. Примостившись на лавке и подложив под голову вещевой мешок, Федя крепко спал.
— Умаялся, соловушко! — шепнул Захар.
И, присев около Феди, задумался. Много лет прожил он на свете. Сколько земли вспахал, лугов выкосил, садов вырастил. Пчела его любит, конь понимает, знает он любое крестьянское дело. Но некому ему, старому человеку, передать свое умение в надежные руки — нет у него ни сыновей, ни внуков.
А вот теперь есть с кем выйти в поле, есть кому показать, как ходить за плугом, как беречь каждое зернышко.
«Никуда я его не отпущу, — подумал он про Федю, — доброго колхозника выращу. Стожары ему родным домом станут. Не забудут Векшина в деревне».
Неожиданно мальчик шевельнул во сне губами, перевернулся на другой бок. И тут старик услышал, как из развязавшегося мешка на пол что-то посыпалось. Он нагнулся, протянул руку, и зерна тонкой струей потекли ему в ладонь.
Захар подошел к лампе, прибавил огня и замер от удивления: на ладони лежали крупные, литые зерна пшеницы.
Старик кинулся к лавке, чтобы разбудить Федю. Но мальчик спал так сладко, что Захар пожалел и только перенес его на кровать и укрыл одеялом.
Потом вернулся к лавке, опустился на колени и начал бережно собирать рассыпанные на полу зерна.
Утром Федю разбудил легкий стук по дереву. Дед Захар сидел у порога и сколачивал из дощечек скворечню. На столе лежала горка пшеницы. Солнце било в окна, и зерна горели, как литые из меди.
Федя вскочил с кровати, заглянул в свой мешок:
— Вы уж все знаете, дедушка?
— Смотрю и глазам не верю! — Захар покачал головой. — Чудо прямо, что зерно домой вернулось.
— Помните, дедушка, мы с вами через лес пробирались? Вас тогда немцы схватили. А котомка с зерном у меня осталась.
— Так ты же, Федюша, через сколько рук потом прошел: солдаты, госпиталь, санаторий… А зерно целехонько. Ума не приложу. Волшебное какое-то!
— Оно и есть волшебное… Кому ни расскажу, как мы с вами его от немцев спасали, все говорят: «Счастливое зерно. Сто лет жить будет». Ну, я и берег. Только одному раненому в госпитале десять зернышек подарил — очень уж он просил. Домой потом послал, в Поволжье.
Захар подошел к столу, пропустил пшеницу сквозь пальцы:
— Ну что ж, зернышки, поплутали по белу свету, поскитались. Пора вам и в землю ложиться, расти да колос вынашивать. — И он попросил внука про пшеницу никому пока не рассказывать: времени прошло много, и неизвестно, сохранили ли зерна свою всхожесть. — Потерпи до лета, Федюша. Колос будет — тогда и людей порадуем.
Глава 8. СВОИМИ ГЛАЗАМИ
На другой же день история с «быстротой и натиском» на реке стала известна всем стожаровским мальчишкам. Особенно постарался в этом Алеша Семушкин.
В большую перемену он собрал во дворе около себя половину класса и принялся клятвенно уверять, что своими глазами видел, как векшинский внук нырнул в ледяную воду и вытащил Машу Ракитину.
В школе не очень доверяли рассказам Семушкина, так как всегда и все он видел «своими глазами»: и где упала падучая звезда, и когда пробился родник в овраге, и как молния расщепила кряжистый дуб в Субботинской роще.
Но появление Феди Черкашина было так необычно, что ребята на этот раз слушали Семушкина охотно и доверчиво.
— Силен парень! — захлебывался от восторга Семушкин. — В реку, как тигр, бросился. Оно и понятно: партизан.
— А Коншаков где был? — спросила Зина Колесова.
— Что там Коншаков! Молодец среди овец… А Девяткин так совсем перетрусил. — Семушкин уморительно изобразил в лицах, как Санька с Петькой растерянно бегали по берегу реки и кричали: «Караул, спасите!»
— На нас тень наводит, — шепнул Девяткин Саньке.
Они стояли под березами в школьном саду и наблюдали за грачами, которые, заселив прошлогодние гнезда, орали от радости, как пьяные.
Петька пошел к дровяному сараю, где Семушкин «наводил тень», а Санька сделал вид, что его интересуют только грачи.
Но уши его были настороже. Он давно знал, что Семушкин любит сочинять про него всякие небылицы. Он, Санька, и малышей в бабки обыгрывает, и задачки у Маши списывает. Что-то он сейчас плетет мальчишкам!
— Выхваляется этот Черкашин — жуткое дело! — сообщил вернувшийся Девяткин. — Будто мы с тобой нарочно Машу на лед заманили, а потом бросили.
— Это кто так говорит? Черкашин? — вспыхнул Санька.
— Семушкин передает… Они уже дружки с Черкашиным, водой не разольешь.
Весь день Санька не находил себе места.
Мальчишки гурьбой следовали за Семушкиным, и тот охотно, каждый раз с новыми подробностями, повествовал о векшинском внуке. По его словам выходило, что Федя не кто иной, как знаменитый партизанский разведчик, он восемь или десять раз ходил в ночной поиск, самолично захватил двух фашистов и имеет боевое ранение — шрам на боку.
После уроков, когда Санька с приятелями возвращался домой, разговор вновь незаметно перешел на Федю.
— Далось вам! — осердился Санька. — Ну и отправляйтесь, цацкайтесь с ним!
Мальчишки остановились у моста и замолчали. Река почти очистилась, вода шла мутная, волоча отдельные запоздалые льдины.
— Скоро рыбалить пойдем, — сказал Степа Так-на-Так.
