новейшими астрономами Земли в течение шеститысячелетнего периода и ни одна из них не могла быть аналогичной с открытой им гигантской кометой. Астрономы Марса в течение шестисот с лишним веков наблюдали огромное множество всевозможных комет, среди которых были настоящие колоссы, причинявшие своими появлениями неисчислимые бедствия, и все же комета метра Эре была единственной в своем роде. С достоверностью можно было сказать, что эта блуждающая в необозримых просторах вселенной огненная титанида забрела в пределы солнечной системы впервые и совершенно случайно. Она являлась самостоятельной, независимой попутчицей Солнца в его беге к неведомой цели, скрытой где-то в одной из точек созвездия Геркулеса, граничащего с созвездием Офиуха, но попутчицей гораздо более расторопной и стремительной, для которой бег Солнца с его свитой должен был казаться черепашьим шагом, не более.
Рассекая бездны пространства и сотрясая все на своем пути, новая комета, разумеется, не заслуживала того равнодушия, с которым отнеслись к ее появлению жалкие существа на двух крошечных планетках, занятые своими мизерными делами бесполезной борьбы друг с другом.
Эти жалкие существа и не подозревали, что кровавые события, всколыхнувшие их мирное прозябание, навеяны всеподчиняющим влиянием страшной гость, что их нервная система бессознательно реагирует на ее, еще невидимое невооруженным глазом, появление.
Глава десятая.
Книга жизни.
Круглый белый зал с аркадой легких малахитовых колонн. На колоннах повисла ажурная воздушная галлерея, причудливо выточенная из мрамора. Местами в белое кружево мрамора вплетены украшения из порфира, яшмы, нефрита. Высокий сводчатый потолок поблескивает холодной девственной белизной. Несмотря на обилие камня, в небольшом зале уютно и тепло, располагает к отдыху и мышлению.
Вдоль колонн — целые ряды портативных, не бросающихся в глаза, аппаратов и приборов. Преобладает драгоценный металл — плозос, бледно- голубого цвета. Несколько изящных, игрушечных прожекторов, как будто парят в воздухе.
В вышине сложный прибор с конденсированными лучами холодного горного солнца. Ни окон, никаких других источников света. Горное солнце заливает зал спокойными, немерцающими лучами.
Это — опытный кабинет Кэна Роне на Атлантиде.
На высоком столе из черного нефрита распростерто прекрасное безжизненное тело. С поверженным мрамором схожа неживая красота. Только откинутые назад пепельные волосы, каскадом ниспадающие до самого пола, указывают на человеческое происхождение статуи. Это — Эолисса.
На обнаженные формы стыдливо наброшено пурпурно-красное покрывало, еще ярче оттеняющее белизну этого временно застывшего мрамора.
Вокруг распростертого тела группа спокойных, сосредоточенных лиц. Зеленые окуляры Роне Оро-Бера сняты и лежат тут-же на столике. Он и Нооме низко склонились над телом. Ученый Марса прижимает какую-то пластинку к виску девушки, отчего огромные бирюзовые глаза то открываются, то закрываются вновь.
Облокотившись о колонну, неподвижно стоит Кэн: голова откинута назад, глаза полузакрыты. По всему видно, что мысли юного ученого витают далеко от распростертого прекрасного тела.
— Этим способом я прочел ваши последние мысли, застывшие в хрусталиках глаз, когда вы, мои друзья, в бесчувственном состоянии были доставлены в мой анатомикум на Марсе, — в полголоса объясняет Нооме Роне и Гени. — Если этим кольцом на пальце нажать небольшой бугорок на темени тела, его последняя мысль передается моему мозгу. Вот и сейчас…
Старый ученый прижал кольцо к голове девушки. Глаза открылись.
— Не угодно ли вам, коллега, одеть это кольцо и проверить мой опыт. А я соединю провода. Вам будет ясна мысль, с которой заснула девушка.
Роне выполнил указания ученого Марса.
— Какая мысль доминирует сейчас в вашем мозгу, мой славный друг? — спросил Нооме.
— Постойте, постойте… Дайте сосредоточиться… Если не ошибаюсь — «Через семь дней здесь»… Так?
— Вы правы, мой дорогой друг. Я чувствую мысль несколько распространеннее: «Ровно через семь дней на этом самом месте».
— Это любопытно. Милый Кэн, ты не желаешь познакомиться с этим интересным опытом? — обратился старик к сыну.
— Я? Позднее, дорогой отец, — ответил Кэн, не изменяя положения.
— Теперь дальше, — продолжал Нооме. — Хотя субъект и находится в состоянии летаргии, все же его мозг рефлективно работает. Постараемся прочесть еще несколько отрывочных мыслей, которые бродят в мозгу, как обрывки облаков в атмосфере.
Нооме возобновил свой опыт.
— И мы с вами, дорогой отец, когда-то подвергались этому интересному опыту, — тихо сказал Гени.
— Да, и были так же беспомощны, как беспомощно это прекрасное тело, — грустно добавил Роне.
Кэн продолжал стоять неподвижно и, казалось, совершенно не интересовался опытом. После целого ряда манипуляций Нооме заговорил:
— Повидимому, воля этого несчастного существа совершенно подавлена. Мысли спутаны и неясны. Можно вывести заключение, что они подчинены чьей то более сильной воле. С трудом улавливаются бессвязные отрывки: «Узнать»!.. — «Семь дней»… — «Тайны»… — «Жертвовать собой»… — «Божество»… — «Погибнет».. — «Он приказал»…
Нооме выпрямился и задумался.
— Весьма странно все. Если бы мы не подозревали в этой странной истории участия нашего старого знакомого Гро Фезера, мы бы, пожалуй, были не в состоянии выяснить роль этой девушки, — соображал Нооме.
— К счастью, мы хорошо знаем Гро Фезера и безошибочно догадываемся, чьи тайные мысли могут его интересовать, — проговорил Роне Оро-Бер.
Все трое невольно перевели глаза на Кэна.
Юный ученый, как будто приняв какое-то решение, вышел из задумчивости.
— Итак, друзья мои? — полувопросом обратился к ним Кэн, подходя к столу.
— Дорогой Кэн, — заговорил отец, — наш опыт…
— Да, я слышал. Ваш опыт очень медленно подвигается вперед. Посмотрим, не буду ли я счастливее. Не так давно в этой маленькой лаборатории я много занимался исследованиями нервной системы и мозга человека. Позволю себе прочесть вам небольшое вступление. Как известно, человеческое «Я» слагается из некой суммы мозговых извилин, пробуждающихся к жизни под рефлективным действием особых раздражителей нервных волокон. С помощью известных приемов возможно переродить, так называемый, «характер» любого человека, видоизменить его духовную сущность, построить ее произвольно, по собственному желанию. Для этого потребуется лишь углубить одни из мозговых извилин, проложить заново другие, затушевать, аннулировать третьи, — те, которые приводят к ослаблению воли или психики. Таким образом, после целого ряда усилий, является возможным совершенно переделать то, что когда-то называлось «психологией» человека, создать новое, более гармоническое и совершенно произвольное человеческое «Я», по своему усмотрению; с теми особенностями, которыми вы его пожелаете наделить. Этот «Ноmо novus» будет всецело созданием ваших рук. Посмотрим, что собою представляет внутренний мир этой девушки.
Кэн закрыл глаза девушки узкой полоской белой ткани и опустил над головой подвесный рефлектор из голубоватого металла. Горное солнце погасло. Зал погрузился в темноту. Из рефлектора брызнул какой-то странный, неуловимый свет, который можно было бы определить понятием «фиолетовый», если бы это был собственно свет. Это было скорее неуловимое истечение флюидов, которые только по краям светового блика переходили в слабый фиолетовый оттенок.
Кэн регулировал аппарат. Лицо девушки, по мере усиления истечения флюидов, становилось все прозрачнее. Вот верхние покровы как бы потеряли свою материальность, они казались лишь легкой прозрачной дымкой, завуаливающей то, что скрыто под ними. Поток флюидов как бы растоплял все, что попадало в сферу его влияния. Рука Кэна, находившаяся в струе света, казалась прозрачной, как крыло мотылька. Фиолетовый оттенок густел. Волосы девушки стали невидимыми. Черепная кость как бы растаяла. Отчетливо вырисовывалось сероватое вещество мозга, причудливо испещренное бороздками.
Кэн повернул один из рычажков аппарата. Обнаженный мозг неожиданно вырос, стал видимым как бы через сильное увеличительное стекло.
Двое старых ученых и Гени с затаенным дыханием следили за операцией. Кэн вооружился длинным блестящим острием, похожим на большую тонкую иглу.
— Обратите внимание на эти извилины. Волевые импульсы субъекта совершенно отсутствуют. Сильно углублена линия подчинения посторонней воле. Кристально ясны линии духовного порядка. Обратите внимание на эту переплетающуюся сеть мистических устремлений. Странно спутаны извилины привязанностей. В этой области еще не завершена какая-то бессознательная работа. Заметно доминирует короткая, властно проложенная линия, обильно наполненная кровью. Эта линия отсутствует в мозгу всех других существ, кроме человека, и называется линией высшей любви. Рядом зияет извилина самопожертвования. В общем — прекрасные задатки. Богатые качества, так называемого, морального порядка.
Кэн указывал блестящим острием на те или иные канальчики мозговых извилин. Его голос звучал спокойно и ровно. Казалось, какое-то высшее существо не от мира сего, читает раскрытую книгу жизни, книгу человеческих судеб. Двое старых ученых двух различных миров, умудренные колоссальным опытом долгой жизни, проведенной в беспрерывной работе мысли, благоговейно молчали перед этим проявлением сверхчеловеческого гения юного существа.
— В настоящую минуту мозг пребывает в состоянии относительного покоя, называемого сном. Перейдем далее.
Кэн сбросил на пол пурпурное покрывало. Перед испытателями лежала обнаженная, полупрозрачная, почти светящаяся статуя, совершеннейшая по формам, беспомощно трогательная в своей одухотворенной бестелесности.
— Прибегнем к услугам светового микроскопа.
