Офицер — это тот, кому начальство (царь) ставит боевую задачу и дает для ее исполнения солдат, а атаман — это тот, кого солдаты выбирают своим командиром, и в духе атамана самому ставить себе и банде боевую задачу, самому искать добычу. В этой разнице скрыто очень многое.
Начнем с вопроса — кого начальство назначит офицером, командиром? Ответ один — того, кто начальству нравится, т. е., если начальство боевое, то ему будут нравиться боевые офицеры, а если начальство мечтает тихо до пенсии дожить, то ему будут нравиться офицеры, которые не будут своим чрезмерным энтузиазмом подчеркивать дряхлость и боевую неспособность самого начальства. Но боевое начальство вырастает из боевых офицеров, а если годами вести кадровую политику так, чтобы офицеры были смирные и боялись начальства, то со временем и все начальство будет таким, и все офицерство под ним тоже будет смирным.
В этом, собственно, кроется объяснение, почему накануне войны ни Красная Армия, ни армия США не распознали в своих рядах тех, кто в войне принес славу этим армиям. Да и в немецкой армии множество полководцев выдвинула война, а не начальство.
А теперь вопрос — кого выдвинут себе в атаманы сами бандиты? Смирного, покорного? А какую добычу они с ним добудут?
Зайдем с другой стороны. Кем являются солдаты для офицера? Пушечным мясом, которое батюшка- царь или начальство дали ему для боя. Ну, погибнут они, ну и что? Батюшка-царь еще пришлет, если, конечно, сможешь доказать ему, что ты в их гибели не виноват. Оцените с этой позиции поведение офицеров Красной Армии в окружении:: даже если они и не собирались сдаваться в плен, то все равно бросали солдат, чтобы те не мешали им скрытно перейти линию фронта (ведь с солдатами надо прорываться — воевать). Офицеры Красной Армии бросали солдат, поскольку имели офицерский менталитет: главное — это свою шкуру спасти, а новых солдат под твою команду начальство уж предоставит.
У атамана мировоззрение иное — бандиты выбирают его для добычи, а мертвым бандитам она не нужна, следовательно, и он не нужен банде, если не способен добыть победу с малыми потерями. Конечно, в первую очередь на него так смотрит банда, но, соответственно, и он обязан на себя смотреть только так. Атаман не мыслит себя без своей банды, без банды он ничто. Посему и немецкие офицеры не бросали немецких солдат ни в каких случаях — их не только не поняли бы солдаты, коллеги-офицеры и начальство, они бы не поняли сами себя.
Вот тут у многих возникнет вопрос — почему я немецких офицеров идентифицирую с атаманами? Ведь атаман — это чисто русская, казачья должность. Это не так, в праславянском языке не было слов, начинающихся на букву «а», все слова на эту букву привнесены в наш язык позже из других языков вместе с теми понятиями, которые они описывали в родных языка. И слова «атаман» и «гетман» внесены в наш язык из немецкого языка; это видоизмененное слово «гауптман» — командир подразделения, численностью 100– 200 человек, т. е. численностью в византийскую банду. Позже подразделение такой численности у нас стали называть ротой, а у немцев осталось название «компания», т. е. что-то вроде добровольного сообщества. Казачество, организуя свои шайки на подобие немецких разбойных компаний, переняло от немцев и то, кто должен возглавить шайку, вместе с названием его должности — атаман.
Тут может последовать возражение: атаман — должность выборная, но ведь и у немцев, как и у нас, офицеры назначаются начальством. Откуда же у немецких офицеров мог быть атаманский менталитет? Во- первых (мы это рассмотрим ниже), немецкий офицер назначается на должность совершенно не так, как русский, и тем более советский, во-вторых, надо вспомнить, кем были наши страны 3–4 века назад. Россия и тогда уже была централизованным государством с царем во главе, а Германия представляла собой несколько сот всяких графств, княжеств и баронств, в которых часто сам барон и был единственным воином. Прототипом немецкого офицера был барон, собравшийся куда-нибудь сходить и кого-нибудь ограбить. Своих крепостных крестьян было неразумно делать солдатами — тогда в случае неуспеха еще и с голоду подохнешь. И такой барон собирал себе банду из добровольцев, таких же, как он. И выборы этого барона атаманом осуществлялись тем, что бандиты-добровольцы становились под его знамя.
У нас это плохо понимают, у нас в умах факт выборов связан с выдвижением кандидатов и голосованием за них. Но это всего лишь одна форма свободного волеизъявления. Между прочим, именно так (выдвижением и голосованием) выбирали себе атамана казаки, но уже артельщика русская артель избирала, скажем так, «по-немецки».
Когда наступала осень и мужикам требовалось заняться сезонной работой, скажем, лесоповалом, они собирались в артели и избирали артельщика. Делали это так. Среди них были мужики, способные исполнять эти обязанности или уже исполнявшие их. Эти мужики объявляли, что они согласны стать артельщиками, и теперь к ним в артели записывались желающие. Кому не нравился этот артельщик, мог пойти к другому. Между прочим, артельщик обладал огромной властью, к примеру, по его приказу артель жестоко избивала любого члена артели, осмелившегося не выполнить распоряжение артельщика.
Точно так же формировали свои войска (свои банды) и немецкие бароны, впрочем, их так в Европе формировали все короли и князья. Но это и есть самые настоящие свободные выборы. Правда, чем крупнее государство, чем сильнее король, тем выбор атамана — того, под кем служишь, — хуже ощущается и осознается. Ведь присягу даешь королю, а служишь не непосредственно под ним, а под тем, кого король укажет. А у немцев, с их огромным количеством карликовых монархий (их в начале 19-го века было больше сотни) этот дух выборности атамана осознавался очень долго и теми, кто вступал к ним в компанию, и самими гауптманами. Вот немцам и удалось сохранить этот дух до 20-го века.
А у нас все было по-другому. Уже очень давно сначала великие князья, затем цари и императоры России были отцами народа. Одни это понимали, другие нет, но статус их в народе был именно таков. Однако народом считался, повторюсь, только собственно народ — крестьяне, купцы, священники. Дворяне народом не считались, и царь был не их отцом, а их хозяином, а они — его слугами. Официальное именование себя при обращении к царю было «сирота», если письмо царю писал, к примеру, крестьянин, и «холоп», если письмо писал дворянин.
Так и разошлись мировоззрения русских и немецких офицеров: в немецком понимании офицер — это атаман, а в русском понимании — холоп.
Немецкий офицер видел в себе лучшего воина банды, а русский — лучшего слугу начальству.
Найдутся и те, кто скажут мне, что все это чепуха, не имеющая значения, что если такое и было, то было давно, и в наше время массовых армий это мировоззрение офицеров уравнялось во всех странах и никакого влияния на войну не оказывало. Как сказать! Вот давайте в качестве примера рассмотрим точки зрения советского и немецкого офицера на то, кто такой офицер.
В воспоминаниях маршала И.Х. Баграмяна, которые, повторю, в целом мне нравятся своей военной осмысленностью, меня покоробило такое предложение:
А вот эпизод из воспоминаний немецкого обер-лейтенанта Отто Кариусаа. Командир его роты
