— Тебе хочется с ним познакомиться? (Ну что за человек, все-то ей надо!)
— Мне просто надо знать, кто он такой, этот Ермак.
— Ничего не выйдет, Владенька! — Зинка сочувственно поцокала языком. — Он не интересуется такими, как ты… благополучными девочками. Его могут заинтересовать я… Шурка, Олежка, всякое хулиганье. Он нас любит.
— А ну тебя! — Я обиженно отвернулась. Сердце у меня колотилось, будто я бежала на приз и боялась отстать. А Зинка просто издевалась:
— Он работает… Зачем тебе знать, где он работает?
— Тебя это не касается.
Зинка вернулась к своему собеседнику, а я пошла в цех. Правильно ли она назвала его имя? Можно узнать, где он живет, в адресном столе. Но что это мне даст? Не пойду же я к нему ни с того ни с сего? Может, поискать в телефонной книге? Если только у него есть собственный телефон, что весьма сомнительно. Что делать? Но я не могу опять потерять его!
— Что случилось? — спросила Майя, когда я вернулась на свое место. Мы сидим рядом. Я вопросительно взглянула на нее. — Ты чем-то взволнована, — заметила Майя.
— Тише. К нам идет Алла Кузьминична. Мы взялись за свои пинцеты.
В этот день мне работалось еще тяжелее, чем всегда. Казалось, что до конца смены несколько дней… Все же они кончились… Алла Кузьминична меня похвалила.
— Молодец, Гусева! — сказала она громко. — Работает совсем без брака, а ведь считанные дни, как пришла со школьной скамьи.
По дороге домой в переполненном троллейбусе я подумала об этой похвале: значит, можно хорошо выполнять и нелюбимую работу? Как странно. Я этого не знала. Но кто этот Ермак? О чем он мог с таким увлечением говорить с Зинкой? Что у них общего? А вдруг… У меня похолодело под ложечкой. Нет, этого не может быть: такое умное лицо… Глаза светлые, добрые, все понимающие. Он умный и добрый, значит, не может быть преступником. А откуда мне известно, что он умный и добрый? Знаю, и — все!
Кто-то поскреб ногтем о рукав моего пальто. Ухмыляющаяся физиономия Олежки Кулика. Он живет напротив нас.
— Слушай, Олежка, ты не знаешь, с кем это так долго сегодня разговаривала Зинка? Совсем молодой, в клетчатом сером пальто и кепке. Не знаешь? Ермак, кажется, его звать… Зайцев…
— Знаю, конечно. Он из милиции.
— С Петровки?
— Инспектор он, по делам несовершеннолетних. Мировой парень, хоть и с угрозыска. Никогда не откажет. Добрый очень. Если у кого беда, прямо к нему.
— Как же вы к нему… обращаетесь? Как его найти?
— Тебе-то зачем? По телефону можно звонить. Хоть в милицию, хоть к нему домой.
— И у тебя есть телефон?
— А вот есть. Наизусть знаю.
И Олежка назвал мне телефон. Я прошла мимо нашего дома еще целый квартал. Но это неважно. У меня был его телефон. Самая большая радость за этот год, довольно-таки неудачный для меня. Его зовут Ермак Зайцев, и у меня есть его телефон.
Глава седьмая
ЕГО ЗОВУТ ЕРМАК
Отныне, куда бы я ни шла, что бы ни делала, я думала о нем. Его зовут Ермак. Первый раз встречаю человека, которого зовут Ермак. А фамилия — Зайцев. Какая чудесная фамилия! Он инспектор по делам несовершеннолетних — какая гуманная профессия! Если у кого из ребят беда, прямо к нему обращаются.
У меня, к сожалению, нет никакой беды. И я безнадежно благополучная девушка. Инспектора угрозыска такие не интересуют.
У меня есть его телефон, но нет уважительной причины, чтоб ему позвонить. То есть причина-то уважительная: я в него влюбилась. Но ведь не скажешь ему по телефону, что я, мол, вас люблю.
…Неужели я действительно его люблю, человека, которого совсем не знаю и который работает в угрозыске? Почему стала думать о нем? Почему сразу поняла: вот этого человека я могла бы полюбить? О его нравственных качествах я и понятия не имела. Да и сейчас, что я знаю о нем? Ничего не знаю. Зинка сказала: «Он нас любит». Олежка — что к нему можно обратиться в беде. Понятно, видимо, инспектор он хороший. Но даже этого я не знала, когда стала мечтать о встрече с ним. Видела только одно: лицо у него хорошее и доброе.
Но какой бы он ни был добрый, все равно нельзя ему звонить ни с того ни с сего. Что я ему скажу?
Несколько дней я не звонила, а потом не выдержала. Тем более что вечером никого не было дома. Мама в своем министерстве, папа пошел в магазин купить хлеба, кефира и прочего.
Телефон у нас в маминой комнате на круглом столике с выдвижной круглой доской — не столик, а просто шик: верхняя доска отделана белым «формиком», нижняя — черным, ножки из березы.
Столик у тахты (кровать мама куда-то дела). В комнате чисто и неуютно. Современный пустынный «интерьер». Ни одной картины. Репродукций и эстампов мама не признает, а подлинники стоят дорого.
Я сидела на тахте, накрытой клетчатым пледом, и смотрела на телефон, как лисица на виноград.
В конце концов решила: чего я боюсь, может, его и дома нет. Конечно, его нет дома. Чего он будет сидеть дома?
Я набрала номер. Отозвались тотчас.
— Зайцев у телефона.
Я растерялась. Молчу. Словно язык отнялся.
— Алло, слушаю. Вы ко мне?
— Да. Мне вас… Я к вам, Ермак Станиславович. Я… — голос перехватило. Я тихонечко откашлялась в сторону.
— Что-нибудь случилось? — помог он мне. (Как он терпелив!)
— Ничего не случилось… Я просто так. (Что я болтаю? Ох! Молчу…)
— Пусть «просто так». Алло! Что-то вы все-таки хотели мне сказать? Выкладывайте.
(Что выкладывать?!)
— Вы, наверно, заняты сейчас… Ермак… Станиславович?
— Нет, не занят.
— Если не заняты… не могли бы вы… если есть время… немножко рассказать о себе.
Я совсем охрипла от волнения.
— Что? О себе?
Кажется, он от души удивился.
— Да, пожалуйста. Очень прошу.
— Простите, с кем я говорю? (Ох, вот срам-то! Что делать?)
— Разве обязательно? (Может, придумать себе имя?..) На том конце провода рассмеялись — он смеялся.
— Не обязательно, но…
— Владя Гусева… — прошептала я, но он услышал.
— Для чего вам моя биография, Владя? Алло? А вы не разыгрываете меня, Владя Гусева?
— Что вы! Мне трудно объяснить. Однажды… Давно… Я видела, как вы кормили белку. В ботаническом саду. Она вас нисколько не боялась.
— Белок многие кормят.
— Но прямо из рук. Ермак вздохнул.
— Я ничего не понимаю.
Ну вот, я все испортила. Более неудачного начала трудно придумать. Я была близка к слезам. Каким-то странным образом он это. почувствовал.
— Да вы не волнуйтесь, Владя. Быть может, вам нужна помощь или совет?
— Да, мне нужен совет!
— Я слушаю, Владя…
Какой мягкий голос, какое бесконечное терпение. Другой бы давно повесил трубку. Даниил Добин, например.
— Можно, я еще вам позвоню, в другой раз?
— Пожалуйста, звоните когда угодно.
— До свидания.
— Всего доброго, Владя.
Я медленно положила трубку. Ну и ну! Он, конечно, решил, что если я не из преступного мира, то во всяком случае запуталась.
Ведь обычно они к нему обращаются. На меня напал смех. А все-таки я с ним говорила — с Ермаком Зайцевым!
На радостях я стала отплясывать шейк. Пришел папа и смотрел на меня, стоя в дверях.
— А я и не знал, что ты так умеешь, — смеялся он и, поскольку я остановилась, пошел назад в переднюю снять пальто и шапку.
Мы вдвоем пили чай на кухне и говорили обо всем на свете, правда, я иногда отвечала как-то невпопад. Отец взглянул на меня с подозрением.
— У тебя, Владька, сейчас такое лицо, как в детстве, когда ты, бывало, нашкодишь.
— Да ну?
