— Я хочу вам обоим рассказать… У меня нет ближе вас никого.
— Есть, — резко возразил отец. — Шура Герасимов. Он славный парень. Он любит тебя.
— С чего вы взяли, что он меня любит?
— Он хотел жениться на тебе. Помочь тебе.
— Дядя Сережа, да ведь вы ничего-ничего не поняли. Шурка не любит меня. Он из чувства долга хотел на мне жениться, потому что ему хочется чувствовать себя хорошим. И еще, может, потому, что я сестра Геленки… Он ее прямо за ангела считает. А ко мне у него совсем нет уважения. Подождите, не перебивайте! Скажете, и не за что уважать? Не скажете, так подумаете. Он просто брезгует мной, как брезгует прежней своей жизнью. Та его жизнь, всякое хулиганье и я — для него одно и то же. Я его ненавижу — Шурку. Владя не брезгует мной (я же чувствую), а он брезгует.
— Это тебе кажется, Зина, — мягко возразил отец.
— Нет, нет, мне лучше знать. Он сказал», что задушит меня собственными руками, если я осмелюсь еще раз обидеть Геленку.
— Конечно, ей лучше знать, — сказала я папе и повернулась к Зине: —У тебя что-то стряслось. Если доверяешь нам, расскажи.
И Зина рассказала… Когда «компания», которой верховодила Зинка, распалась, Зомби свел ее, как и предполагал Ермак, с группой уголовников. В группе этой мало кто «имел честь» знать вожака по кличке Морлок (того самого, которого так хотел выявить и обезвредить угрозыск). Но Зомби его хорошо знал. Больше того, Морлок был «воспитателем» Зомби. Уверенный в силе своей «воспитательной системы», полностью ему доверял, даже по-своему любил его и гордился им как делом рук своих. Здесь отношения были не только «деловые», но и приятельские, личные.
Зомби рассказал Морлоку историю Зинки, про Геленкин концерт для хулиганов и как рассвирепела тогда Зинка, как она их «костерила» и как порвала со своей группой, которая теперь вовсю «ишачит» на заводе.
Морлок хохотал до слез и, решив, что Зинка девчонка настоящая, захотел узнать ее поближе. Так Зинку, в обход правил, установленных самим же Морлоком, представили сразу вожаку.
Встреча состоялась на квартире одного из доверенных Морлока, где было выпито изрядно коньяка. Кроме хозяина квартиры, фарцовщика и вора, по кличке Марафон, никто не опьянел.
По рассказу Зины, Зомби весь вечер давился от смеха, чем наконец разозлил Морлока, который не мог понять: что так несказанно веселит Зомби? Пожалуй, повод для смеха был. Представьте себе троих модников, стиляг и чистюль — выхоленных жуликов — и их грязную, нечесаную, дико сквернословившую «даму».
Чистюля Морлок чокался с ней, но старался ненароком до нее не дотронуться, что еще больше смешило Зомби. (Кстати, Зомби был единственным человеком, который «раскусил» Зинку и знал, что вся эта внешняя грязь, сквернословие и неумытость у Зинки защитное, как у зверька защитная окраска. Зомби понял, что Зинка скрывает свое девичье обаяние, потому что отнюдь не собирается пускать его в расход. Все это Зомби понял прекрасно, но никому, тем более Морлоку, которого он в душе ненавидел, не сказал. Его самого это весьма смешило — и только.)
Испытание Зинка выдержала. Искушенный Морлок поверил ей полностью.
Зинка знала, что Морлок у ворья «верха качает» (то есть шишка — руководитель), и не ударила в грязь лицом.
Так Зинка стала у Морлока «своей в доску». И, хотя Зомби знал, что Ермак чуть ли не ежедневно вел с Зинкой длинные беседы и на заводе, и в общежитии, — они были спокойны. «Зверь-девчонка», и ничего тут Ермаку не поделать. Нехай беседует, за это ему угрозыск и деньги платит. Надо же им проводить профилактику.
А потом настало время, и Морлок счел возможным пустить Зинку в дело. Решено было ограбить квартиру известного режиссера, у которого имелась коллекция ценных икон.
Обсудили подробно план кампании. Операция была назначена в ночь на субботу. Режиссер, его жена и дети обычно уезжали в конце недели на дачу, и в квартире оставалась одна старая тетка режиссера.
Зинке отводилась для начала не бог весть какая активная роль — стоять «на стреме», но она поинтересовалась у Марафона: что будет с этой старой тетушкой?
— Посмотрим по обстоятельствам, — уклончиво ответил Марафон.
Зинка слышала, что Марафон уже бывал на «мокрых» делах…
Она пришла в общежитие, когда все уже спали, быстро разделась и юркнула с головой под одеяло. Зинку знобило. Странное ощущение охватило ее, будто она не живет, а играет в каком-то жутком, шутовском, самодельном спектакле и роль ее делается все страшнее и отвратительнее, но выйти из спектакля она не может. А настоящая жизнь представляется нереальной и далекой и вообще похожа на несбывшийся сон… Желая загрозить отцу, она испохабила собственную жизнь и сделала плохо только самой себе… Но о себе лучше было не думать.
У Зины было живое воображение… Она представила себе эту старушку тетку: не мать_и не теща, должно быть, нет никого больше на белом свете — ни мужа, ни детей, и живет она из милости у племянника. Наверное, и обед готовит, и убирает, а полежать днем стесняется, чтоб не сказали: даром хлеб ест. Вот они все уехали на дачу, а старуху оставили караулить их добро — эти дорогие иконы.
Как же ей будет страшно, этой старушке, когда она увидит вдруг в квартире этих морлоков… И, может, это будет последнее, что она увидит… Какой страшный конец одинокой жизни, И почему во всем этом замешана она — Зинаида Рябинина? Разве ей нужны деньги? Она же не из-за этого. Пусть отец увидит, до чего ее довел! Пусть ему будет стыдно и больно! Но при чем здесь эта слабая старушка, которую навек перепугают или даже убьют? Как можно это допустить?
«Я зашла слишком далеко, пора закругляться», — почти спокойно решила Зина и вдруг почувствовала такое душевное спокойствие, такую отраду, что всплакнула и на этом уснула. И не видела во сне кошмаров.
Утром она позвонила Ермаку. Он тотчас приехал в опустевшее общежитие — все ушли на работу, и Зина все ему рассказала.
Ермак попросил ее помочь. Ей ничего для этого не надо было делать, только промолчать, чтобы все шло своим чередом…
Зина замолчала. Она была бледна и как-то подавлена.
— Когда же будет это? — испуганно спросила я.
— Это уже было… Позавчера.
Тетку, чтоб не травмировать, заблаговременно отправили на дачу со всей семьей. Оперативники приготовились. Как только Зомби, Марафон и еще двое морлоков вошли в квартиру, Зина ушла домой. Морлоков схватили с поличным — с грузом икон и прихваченными по пути меховыми шубами. В переулке их ждала грузовая машина… вернее, уже не ждала. Каким-то образом Зомби ухитрился бежать, а троих задержанных препроводили в тюрьму. Зомби ищут уже третий день… Зина его не видела. Его никто не видел, он как сквозь землю провалился.
— Тебе жалко этого Зомби? — спросила я. Зина передернула худенькими плечами.
— Этот Зомби — сволочь, пробы негде ставить. У него только мать хорошая. Он своими делишками в гроб ее вгонит, а еще говорит, что любит мать. Нет, мне ни капельки его не жалко. Пусть бы поймали поскорее.
— А что тебя тогда расстраивает? — спросила я, потому что видела: ей плохо.
— Сама не знаю, Владя. Но мне не по себе.
— Это из-за того, что они тебе так доверяли, — сказала я. — Доверие даже плохих людей к чему-то обязывает. И когда оно нарушено, совесть бунтует. Но… ведь они- могли убить эту старушку? Они бы убили еще кого-нибудь… Продолжали бы делать свои темные дела, творить зло. Мерзавцы!
— Ты хорошо сделала, что рассказала о них Ермаку, — сказал отец.
Мы долго обо всем говорили. Потом Зина ушла. А папа уже не пошел к Шуре. Только позвонил ей.
На неделе заходил Ермак. Когда он узнал, что Зина была у нас, он тоже нам кое-что рассказал. Самую главную новость. С помощью описаний Зины, а также благодаря тому, что, она сообщила, в каких ресторанах проводит время Морлок (об этом не раз с восторгом рассказывал ей Зомби), было установлено его подлинное имя и где он работает (заведующим комиссионным магазином). Обыск на квартире и особенно на даче дал следствию очень много. Вообще, эта фигура оказалась куда крупнее и сложнее, чем думали.
Зомби еще не был пойман. Из Москвы он выехать не мог: всюду были сообщены его приметы и не только приметы. У его матери позаимствовали фотографии Зомби, размножили их и разослали по всем отделениям милиции.
Для нас неделя прошла почти спокойно. Работали над биотелеметрическим передатчиком. Вот когда мне особенно пригодились навыки работы с микродеталями.
На завод приезжал дядя Александр и вместе с нами, сняв пиджак и засучив рукава, корпел над передатчиком.
Многие забегали к нам взглянуть на двух братьев: профессора и рабочего, так похожих друг на друга и делающих одно дело.
Даже Рябинин заглянул и поприветствовал профессора Гусева. Впрочем, он не только заглянул, но и дал довольно дельный совет.
Зина уже работала у нас учеником слесаря. Ее взялся обучить Володя Петров. Рябинин бросил на нее удивленный и недоверчивый взгляд. Кажется, он подозревал с ее стороны какой-то подвох.
Была я у тети Али, виделась со своими двоюродными близнецами. Они окончили семестр с отличием и теперь получали повышенную стипендию. Странно, но почему-то я их никогда не любила. А они свысока смотрели на меня.
Навестила, как всегда, маму. Ей не легче, но ее скоро выпишут, так как она, собственно, ложилась на обследование.
Ходила я с девчонками в театр на Таганке. Майя ухитрилась достать четыре билета.
Жизнь шла как ей положено. Но, где бы я ни была, что бы я ни делала, я почему-то никак не могла забыть, что в это самое время ищут Зомби — идет охота на волка. Интересно, смеется ли он сейчас, когда круг сужается? Он ведь очень смешлив.
В субботу и в воскресенье я решила приналечь на занятия» Уже апрель, и оглянуться не успеешь, как придет пора экзаменов.
На семейном совете было решено, что я подам заявление на дневной факультет. Дядя Александр говорит: «Студентами мы бываем раз в жизни, и это самая чудная пора». Поэтому папа и слышать не хочет о заочном факультете. А я твердо решила идти на заочный.
Шуру отпустили в Рождественское за вещами. Попов добился для нее московской прописки. Шура уговорила папу помочь ей. Так что они едут вместе.
Они зарегистрируют свой брак сразу, как папе дадут развод. Это будет скоро, в апреле.
Шуре, кажется, хочется похвастаться перед односельчанами своим мужем.
Пусть их едут. Оба так счастливы. И напрасно они ждут регистрации, пусть бы Шура сразу перебиралась к нам. Целых три комнаты. Зачем жить в
