сложнее. Пусть даже христиане призывают не к любви непосредственно, а только к стремлению полюбить ближнего как часть Божьего творения, независимо от их личных качеств, но и это стремление часто оказывается утопическим. Люди друг друга любят, вступают в брак, обзаводятся детьми; казалось бы, стремятся сохранить и увеличить взаимную любовь. Ан нет, другой раз настолько возненавидят друг друга, что не только разойдутся, но и без ненависти вспомнить друг о друге не могут.
И тем не менее, многие мои знакомые, которым нельзя отказать ни в уме, ни в образованности, горячо верят в Иисуса это было для меня загадкой, а следовательно, стимулом поближе познакомиться с этим учением.
Прежде всего как фаталиста, мое внимание привлекли пророчества Мессии. Если Христос действительно является мессией, то предсказания сбылись, следовательно, теория подтверждена практикой. Смутило меня выражение «из рода царя Давида». В Евангелии от Матфея, то есть, на самой первой странице Нового Завета, приводится родословная Иисуса Христа от Авраама до Иосифа. «Но при чем же тут Иосиф? — удивился я, — если Мария зачала не от него, а от Духа Святого?». Успокоила меня одна очень молоденькая еврейская девушка, сказав, что на иврите «род» и «дом» пишутся одинаково. «Ну, если из дома Давидова, тогда ладно», — решил я и не стал проверять правильность ее предположения. Но и религиозного трепета по-прежнему не ощущал.
Но вот я наткнулся на отчет комиссии по изучению подлинности Туринской плащаницы. Она считается своеобразным саваном, в который было завернуто тело Иисуса после снятия его с креста.
И одной из древнейших молитв говорится: «Петр и Иоанн поспешили вместе ко гробу и увидели на пеленах ясные следы, оставленные Тем, кто умер и воскрес».
Из Палестины плащаница попала в Константинополь. Во время четвертого крестового похода она из разгромленной Византии была, видимо, увезена в Европу. С 1518 года плащаница хранится к городе Турине.
В 1898 году фотографу по имени Пиа было разрешено сделать с Плащаницы несколько снимков. Велико же было его изумление, когда, проявив негативы, он обнаружил, что, когда свет и тени, распределенные на Плащанице, поменялись местами в результате фотографического процесса, на ткани проступили черты лица человека примерно 33 лет, с короткой бородкой, усами и волосами до плеч.
В апреле 1902 года исследовавший эти фотографии доктор Делаге передал результаты своих изысканий Академии Наук Франции. В полном молчании академики внимали словам Делаге, который обращал их внимание на раны на плечах того, кого с полной уверенностью называл Иисусом Христом. Эти раны явно были натертостями, образовавшимися после того, как человек долго нес какой-то громоздкий и тяжелый предмет. Он говорил его коленях, стертых чуть ли не до кости, что свидетельствовало о том, как часто этот человек падал. Об отметинах на его теле и бедрах, отметинах, характер которых не оставлял сомнения в том, что нанесены они были двухвостым римским бичом. На Плащанице отпечатки гвоздей, которыми были прибиты руки распятого, располагались на запястьях, что явно свидетельствовало об ошибке всех почти средневековых художников, изображавших Христа, прибитого к кресту сквозь ладони. Ошибка была явной еще и потому, что, по расчетам Делаге, гвозди, пробитые сквозь ладони, не смогли бы удержать тело, и оно неизбежно сорвалось бы с креста.
«С одной стороны, — говорил Делаге, обращаясь к академиям, — мы имеем ткань, пропитанную алоэ, которое использовали древние евреи при погребении своих покойников. Мы имеем на ней изображение распятого, которого били плетьми, который был пронзен копьем в правой стороне груди и на голову которого надет был терновый венок. С другой стороны, у нас есть исторические документы, относящиеся к тому периоду, в который жил Христос, указывающие на то, что он испытал то же самое обращение…»
По мнению Делаге, которое вполне разделил потом доктор П. Виньон, изображение на плащанице образовалось благодаря сильному выделению пота, содержащего аммиак, и взаимодействию его с алоэ, которым была пропитана ткань плащаницы.
Будучи человеком любознательным, я тут же надавил в носовой платок сока алоэ, капнул на него нашатырного спирта и еще добавил капельку крови. Пятно алоэ от нашатырного спирта потемнело, и я спрятал платок в ящик стола. Однако уже через месяц на платке осталось только пятнышко от крови. Разумеется, мои эксперимент еще ни о чем не говорит, возможно, аммиак, входивший в состав пота Христа, был в ином соединении и иной концентрации, чем в нашатырном спирте, может быть, сок алоэ подвергался какой-нибудь обработке. Во всяком случае, отчет о плащанице меня заинтересовал, но не произвел впечатления чуда.
Но вот в 1978 году по телевидению была снова передача о Туринской плащанице. После рассказов и показов, касавшихся самой плащаницы, вдруг продемонстрировали одежду японцев, убитых при атомном взрыве. Очертания тела, а то и лица (были случаи, когда человек закрывал, видимо, от яркого света, лицо), запечатлелись там так же, как и на плащанице. Это меня потрясло. Невольно полезли в голову отрывочные сведения из физики о превращении материи в энергию и обратно. Почему-то стало реальным представить Иисуса Христа и материальным, и нематериальным, чем-то и Божественным, и человечным.
В общем, повеяло таинственным, а поскольку таинственными явлениями я всегда интересовался, то и тут мне захотелось как-то приобщиться к таинствам христианства русского происхождения.
Хотя я продолжаю оставаться человеком нецерковным, но в определенное время меня (как нерестующегося угря из любого уголка земного шара тянет в Саргассово море) влечет в Лабель желание посетить малюсенькую церквушку преподобного Сергия Радонежского. Вот уже шесть раз подряд я там отмечал день своих именин 18 июля.
Джорданвиль
Почувствовав интерес к религии, я захотел в ней поглубже разобраться, поговорить не с просто исполняющими требу священниками, а с теми, кто их учит, передает религиозные знания. К этому времени я уже знал, что в Америке существует две (а если считать и ту, что принадлежит Московской патриархии) три независимых друг от друга православных церкви. Автокефальная берет свое начало с того времени, когда часть Америки от Аляски до Форта Росс принадлежала России, тогда и начала образовываться Американская православная церковь. Кроме окормления жившего там русского населения, она занималась и миссионерством, обращая в православие язычников и иноверцев. Для лучшего понимания новообращенных часть службы в этой церкви ведется по-английски (так же, как в свое время греки служили на Руси по- славянски, пока Русь не отделилась от греческой церкви, получив автокефалию). Но для меня церковная служба как-то сливается с русской культурой, и слушать ее не по-русски так же неудобно, как читать в английском переводе Чехова или Толстого. Поэтому я решил поехать в Джорданвиль, место, где расположен монастырь и Духовная семинария Русской зарубежной церкви. Уже подъезжая к Джорданвилю, я ощутил что-то родное, русское. Над холмом возвышались маковки церквей, пейзаж был удивительно похож на среднюю часть России — поля, рощи. Даже деревянные дома чем-то напоминали русские избы. Среди монастырских зданий и хозяйственных построек сновали монахи в подрясниках, слышалась русская речь с милой архаичной интонацией («не печалься», «брось кручинушку», «отменно»).
Я разговорился с монахами. Мои собеседники остались за границей после войны. Приход к религии у них осуществлялся следующим образом. В лагерях для военнопленных, где жизнь человека зависела не столько от его поведения, сколько от случая, многие поверили в судьбу, а потом и в Бога. Русское духовенство и Европе приложило немало усилий, чтобы вызволить часть пленных из лагерей и спасти от отправки на родину, где большинство снова попали в лагеря. Такое спасение было столь редким, столь невероятным, что человек воспринимал его как чудо и давал сам себе обет посвятить остаток жизни Богу. Когда был создан в Америке русский монастырь, они постриглись в монахи.
За разговором, который сопровождался работой, — я вызвался помочь монахам кормить коров — время подошло к ужину, и меня провели в трапезную. Еда там была как для монахов и семинаристов, так и для гостей бесплатная, каждый выбирал себе место за столом, где хотел, накладывал по потребности из общих блюд, что хотел. Один из семинаристов во время трапезы читал что-то из Жития Святых, остальные вкушали пищу, которая в связи с Великим постом была постной.
