— Так спешно? — с явным облегчением спросила певица.
— Увы, мадемуазель. Вернувшись домой, я обнаружил письмо своего родственника. Он пишет, что мой брат, офицер в Марселе, проиграл крупную сумму и вообще так запутался в долгах, что есть опасение, как бы он не застрелился, тем более что шансов вернуть долги чести у него нет. Поэтому я должен раздобыть здесь, в Париже, как можно больше денег и спешить к нему. А у меня самого — ни гроша! К кому мне обратиться? Мои парижские друзья небогаты, кое-кто из них в отъезде, а завтра утром мне уезжать!
Жалобный тон, каким были сказаны эти слова, призван был тронуть сердце певицы. И донна Эухения не устояла.
— Сколько денег вам нужно для брата, господин де Ратур? — сочувственно спросила она.
— Родственник написал о восьмидесяти тысячах франков. По его мнению, чтобы немного привести в порядок дела брата, на первое время хватит и этой суммы. Я, разумеется, подумал о вас, мадемуазель, и если бы вы смогли…
— Восемьдесят тысяч франков! Такой суммы у меня нет. Но, может быть, для спасения вашего брата достаточно и пятидесяти тысяч? Я готова одолжить их вам!
— О, донна Эухения, вы ангел! — воскликнул Рабласи. — Уже недалеко то время, когда я смогу все чистосердечно объяснить и одолеть своих врагов. Тогда и вам станет ясно, что обманул вас не я. Впрочем, оставим это! Что толку говорить, если я не в силах ничего доказать!
Он говорил это с единственной целью — заполнить томительную паузу, которая непременно возникла бы, когда донна Эухения отошла к своему секретеру. При этом он следил за каждым ее движением. Певица отперла секретер, выдвинула потайной ящик и достала пачку банкнотов и ценных бумаг.
В тот же миг Рабласи подскочил к донне Эухении и, обхватив ее за талию, крепко прижал к себе; ладонью он зажал ей рот, а свободной рукой сгреб деньги.
Все произошло настолько быстро, что певица не успела даже крикнуть. Впрочем, будучи женщиной сильной, она сумела вырваться и подбежала к окну. Разбила стекло и начала звать на помощь.
— Дьявольщина! Не хватало еще поднять переполох! — в бешенстве вскричал Рабласи, продолжая лихорадочно обшаривать ящик в поисках банковских билетов. — Ну, наконец-то!
И он торопливо рассовал по карманам свою добычу.
Между тем на донну Эухению от неожиданности и страха словно оцепенение нашло, она не могла издать больше ни звука. Все, что проделывал Рабласи, казалось ей тяжелым, мучительным сном. Лишь когда негодяй с довольным видом задвинул опустевший потайной ящик, она, опомнившись, заступила ему дорогу.
— Вы обокрали меня, сударь! — воскликнула она. — Да вы просто вор!
— Хватит! Думайте что хотите — мне безразлично! У меня нет времени болтать с вами! Прочь с дороги!
Однако певица как будто вновь обрела все свои физические и душевные силы и не двинулась с места.
— Отсюда вам не выйти! — вскричала она с угрозой. — Тереза права! А я все никак не могла поверить. Теперь вижу: вы самый заурядный грабитель, а может, и того хуже — убийца! Я передам вас полиции!
Рабласи резким движением оттолкнул певицу. Казалось, борьбы не избежать, но в этот миг дверь распахнулась.
— Именем закона, вы арестованы, Этьен Рабласи! — раздался голос полицейского комиссара, а затем появился и он сам в сопровождении своих подчиненных и Франца д'Эпине. — Так и есть! Это он, Рабласи!
Изрыгая проклятья, Рабласи оставил певицу и мрачно уставился на вошедших.
— Он обокрал меня! Забрал все мое состояние! — вырвалось у донны Эухении.
— Ложь! — возразил Рабласи. — Когда я вошел в этот дом, при мне было триста тысяч франков!
— А мне известно, что у него в карманах не было ни франка! — вмешался барон. — Все, что будет у него обнаружено, он украл. Готов поклясться!
Полицейские увели Рабласи в соседнюю комнату.
В салоне остались только двое — певица и Франц д'Эпине. Теперь, когда все было позади, донна Эухения внезапно побледнела и в изнеможении опустилась в кресло. Барон подал ей воды.
— Сколько же времени мы не виделись, мадемуазель! — сказал он. — Не знаю, помните ли вы меня, но…
— Разумеется, помню! Вы барон д'Эпине!
— Значит, вы узнали меня… Как же вы не побоялись в столь поздний час остаться наедине с этим типом? И поблизости никого не было?
— Никого! Моя подруга, Луиза д'Армильи, уехала в гости. Прислуге я сказала, что хочу побыть одна, и девушка, вероятно, ушла спать. В прихожей, правда, горничная, но она, наверное, по своему обыкновению, заснула.
— Вы правы, она спала. Нам пришлось будить ее. Воспользоваться звонком мы не решились, предпочли стучать, — ответил барон. — Впрочем, вы не ожидали ничего дурного, ведь этот человек бывал здесь не раз…
— Господин барон! — воскликнула певица, и ее бледное лицо окрасилось ярким румянцем. — Конечно, я заслуживаю этих слов! Но клянусь вам, этот человек впервые оказался со мной один на один в такое время и приняла я его лишь затем, чтобы никогда больше не видеть! Боже мой! Никто этому не поверит! Грабитель, убийца!… Пропало мое доброе имя!
Она закрыла лицо руками. В ее словах было столько искренности, столько простодушия, что барон понял всю опрометчивость своих предположений и почувствовал, что зашел слишком далеко.
— Простите меня, мадемуазель Данглар! Вам, вероятно, хочется побыть одной. Доброй ночи! Надеюсь, этот неприятный инцидент исчерпан.
— О, как не хватает мне сейчас Луизы! — вздохнула певица.
— А где она? Может быть, я сумею вернуть ее вам. Эжени назвала фамилию некоего парижского семейства.
— Да, там действительно сегодня званый вечер. Кстати, я тоже в числе приглашенных, — вспомнил д'Эпине. — Я попытаюсь уговорить вашу подругу вернуться домой.
— Благодарю вас, — сказала Эжени. — Однако, дорогой барон, как получилось, что в нужный момент вы оказались здесь вместе с полицейскими?
— Не сейчас, мадемуазель! — ответил д'Эпине. — Может быть, вы позволите нанести вам визит в другой раз, и я объясню вам суть дела. Это было стечение обстоятельств…
— …которое спасло мое состояние, а возможно, и жизнь! — продолжила Эжени. — Я должна отблагодарить вас, но не так, как сегодня. Сегодня я не в силах. Прошу вас прийти завтра, если найдете возможным. Обещаю, что вы застанете меня в совсем другом настроении!
— С удовольствием! — поблагодарил барон и откланялся.
В эту минуту в салон вновь вошел комиссар с банкнотами и ценными бумагами, так недолго находившимися в карманах Рабласи, и аккуратно сложил их на столе. Эжени взяла один банкнот и протянула комиссару, а остальные деньги, не считая, убрала в секретер.
— Наконец-то он в наших руках! — с удовлетворением сказал комиссар, выходя вместе с бароном из комнаты. — Неплохая добыча! И все это ваша заслуга, господин д'Эпине! Ну, уж теперь мы так пристроим голубчика, что ему не улизнуть!
XII. СЕМЕЙСТВО МОРРЕЛЬ
Перенесемся теперь в предместье Парижа — Сен-Жермен, во дворец герцога***, уже знакомого нам друга графа Монте-Кристо, и аббата Лагиде, очевидца и участника злополучного побега из тюрьмы капитана Морреля.
Слуга только что доложил герцогу о прибытии доктора Било, одного из лучших парижских врачей, занимавшегося главным образом врачеванием душевных болезней и творившего в этом деле чудеса.
Герцог встретил его с непритворным радушием, которое свидетельствовало о давних дружеских отношениях.
— Итак, сегодня решающий день? — спросил он врача.
— Я считаю, что капитан совершенно здоров и вполне в состоянии вынести все, что ему предстоит
