способности»? А кто вкалывает и не вкалывает — велика ли разница в их оплате? Разве это «по труду»? А как растет зарплата на основе производительности, это мы видим из практики пересмотра норм и расценок. Так что благие принципы — блуд словесный. Реальное управление строится, скорее, на извращения этих принципов.
Из принципа всеобщей полной занятости последовательно проводится лишь первая его часть: всеобщая или поголовная занятость. Причем понятие «занятость» и конституционная обязанность каждого заниматься общественно полезным трудом практически толкуется как обязанность состоять на государственной службе, в контролируемой государством организации. Независимая работа, артельная или индивидуальная, обусловлены таким ограничениями, что фактически поставлены вне закона. Артели презрительно именуются «шабашниками» и нередко привлекаются к уголовной ответственности по существу за то, что зарабатывают больше, чем государственные рабочие. Индивидуальное ремесло обложено непосильными налогами и трудностями приобретения материалов и сбыта продукции. Кому не знакомы обычные сцены на остановках, у станций метро, у магазинов, когда милиция штрафует, гоняет старух с пучками редиски, укропа, цветами? Покупатели бегут за старухой, а старуха — от милиционера, от штрафа за торговлю в неположенном месте. Стыдища! Видно, что и милиционеру стыдно, но долг службы, не его это головотяпство, а так проводится в жизнь социалистический принцип: «всеобщей и полной занятости».
Статья 209 УК РСФСР предусматривает до двух лет лишения свободы или четырех ссылки за паразитизм и тунеядетво — суду подлежит каждый, кто свыше четырех месяцев не числится на государственной службе. Статья эта охотно применяется к «шабашникам», индивидуальным ремесленникам, дедушкам и даже как в случае с Татьяной Урусовой, бабушкам, воспитывающим своих внуков. Беззаконие властей, занавешенное искаженным толкованием понятия общественно-полезного труда, определило независимых тружеников в разряд нарушителей и преступников.
В осуществление всеобщей, поголовной занятости в плановом порядке создается изобилие дешевых рабочих мест, предприятия поставлены в условия, вынуждающие стремиться к расширению штатов и увеличению численности работающих. Переизбыток рабочих мест создает искусственный дефицит рабочей силы с вытекающими из него последствиями, сдерживанием производительности труда, хозяйственными махинациями, разложением работников. Под прикрытием мнимого дефицита накапливается, загнивает лишняя рабочая сила, получающая зарплату по существу лишь за присутствие, за то, что числится на предприятии. Любопытная ситуация: государство содержит армию платных тунеядцев и преследует, так сказать, «бесплатных тунеядцев», независимых тружеников, людей, не претендующих на государственный кошт. Главное, чтобы каждый человек работал на государство и во всяком случае обязательно находился под контролем государства, Такова практическая цель и следствие принципа поголовной занятости.
Своеобразно преломляется на практике и принцип соответственности зарплаты росту производительности труда — «каждому по труду». Содержание излишков рабочей силы, оплата простоев компенсируется недоплатой, эксплуатацией производительного труда. Возможность получать незаработанные деньги открывается в том случае, если другим не доплачивают заработанное. Как это делается на индивидуальном уровне мы видим на примере пересмотра норм. То же самое происходит на уровне производств. У нас полно нерентабельных предприятий, они убыточны годами, десятилетиями, половина совхозов убыточны — кто их содержит, на что они существуют? На государственные дотации и безвозмездные ссуды, т. е. за счет рентабельных предприятий. Стимулируется не производительность, а паразитизм и иждивенчество. Какой смысл выкладываться, если нет должного вознаграждения, зачем работать, если оплата и так гарантируется? Дураков, как сказал директор, нынче нет. Агитка дутых рекордов никого не волнует. Дотянуть до плана, до нормы и баста. А высоки план и нормы — мало, кто когти рвет, нарочно вполсилы, чтобы убедить вышестоящих в нереальности задания, скорректировать в сторону уменьшения. Напрочь пропадает заинтересованность в конечных результатах производственной деятельности. Инерция производителей — естественная реакция на уравнительный принцип так называемого стимулирования.
В подобных условиях, казалось бы, нечего ожидать нормального экономического роста. Но статистика утверждает, что определенный рост есть и даже неуклонный, поступательный. Каким чудом? Это творит чудеса принцип планомерности и пропорциональности, который на практике сводится к централизованному планированию от достигнутого или по базе. Каждый плановый период к достигнутому уровню прибавляется определенный процент — очень просто. В разных конкретных ситуациях, конечно, бывает всякое, но общая установка незыблема: рост, во что бы то ни стало рост. Выполнено задание на сто или двести или семьдесят процентов — на следующий календарный период этот уровень берется за базу. Бюрократическое уродство такого планирования очевидно: чем лучше сработаешь, тем больше потом запланируют. А соседнее предприятие, предусмотрительно не забегающее далеко за стопроцентную отметку, без особых усилий справляется с незначительным ростом планового объема. Поскольку фонды экономического стимулирования, премии зависят не от объема производства, а от выполнения планового задания, больше зарабатывает тот, у кого меньше план, другими словами, больше получает тот, кто меньше дает. Планирование от достигнутого дает рост, но это шаг вперед — два назад. По существу, поощряется сдерживание производства, накопление и утаивание резервов, чтоб не застали врасплох выкрутасы планирования. Честный хозяйственник всегда проигрыше.
В условиях эксперимента Щекинский химический комбинат, работавший под девизом «людей меньшей — продукции больше», ввел в действие все резервы, в два раза увеличил выпуск продукции, в три-четыре раза поднял производительность труда. Через несколько лет комбинат вернули на круги своя: опять стали планировать от достигнутого, а фонд зарплаты сократили по численности работающих. В результате, коллектив стал получать зарплату меньше прежней. Упал интерес к труду, а план достиг крайнего напряжения, и прогремевшее на весь мир предприятие скатилось в число самых отстающих в Тульской области. Конфузней не придумаешь.
В Барнауле на котельном заводе мне показали министерский документ, где вторая строка — возможный объем производства при мощностях, а первая — плановое задание, которое на 20 % превышало производственные мощности и подписи ответственных товарищей из Министерства. Главный экономист простонал только, что едет в Москву. Он будет не требовать, а просить, чтобы Министерство признало, что 2х2=4 и уменьшило бы задание до разумного предела. Вопреки всякой логике такие прошения далеко не всегда венчаются успехом. Предприятию оставляют заведомо нереальный план со всеми вытекающими для руководства и всего коллектива шишками. А на следующий год опять «от достигнутого». Предприятие надолго погружается в черную полосу неурядиц. Люди годами не видят премий, падает зарплата, разбегаются рабочие. В таких случаях искушенный директор идет на риск: резко срывает производственную программу, план выполняется, скажем, всего процентов на семьдесят. Разумеется, если директор не слетит с кресла, все равно получит большой нагоняй. Однако из зол он выбирает меньшее. Нагоняй был бы при любом невыполнении. Зато теперь план будет значительно уменьшен, а это несколько лет гарантированной передышки. А там опять повторить.
Бюрократическое планирование от достигнутого извращает саму идею плана, превращая его из метода регулирования в тормоз хозяйственного развития. Накапливаются, утаиваются неиспользуемые материальные и трудовые ресурсы, утрачивается личная и коллективная заинтересованность в результатах производства, процветает показуха и жульничество. Отсюда повсеместный неискоренимый дефицит. Легче перечислить, чего в достатке, чем-то, чего не хватает. Первая в мире лесная держава — и острая нужда в пиломатериалах и бумаге. Огромные запасы руд, мощная металлургия, — традиционная нехватка металла. Больше всех выращиваем хлопка и льна — и годами перебои в хлопчатобумажных и льняных тканях. Необъятные бассейны рек — и нет речной рыбы в продаже. Богатейшие нефтяные промыслы — и жестокий голод с горючим. Этот перечень можно продолжать до бесконечности, но проще пойти в магазин и спросить, например, колбасу, молоко, масло, сыр, чтобы стало понятно смущение, какое испытываешь перед статистикой, согласно которой все у нас в целом выполняется и перевыполняется.
Кто производит дефицит? Да тот же самый Госплан, который в титанической борьбе с дефицитом вынужден спасаться от него в закрытых спецмагазинах, чтобы прокормить своих сотрудников. Как будто нарочно создаются проблемы!
Планы на бумаге, дефицит на практике. Не Госпланом бы именовать, а Госдефицитом — настолько велика роль этого учреждения в образовании хаоса, который гнездится в самой природе нашего планирования.
