силой. Совершенно незаконно, но при поддержке вышестоящих и прочих органов. Случай далеко не единичный и, судя по Михалеву и другим, — типичный. Произвол возведен в норму, в будни нашей поруганной жизни. Какая же страшная власть у тех, кто повыше, если участковый может сделать с тобой все, что угодно! Пока не коснется, трудно даже вообразить, насколько все мы зависимы, насколько не принадлежим себе. Если мы думаем, что живем так, как нам хочется, что наш образ жизни определен естественным порядком вещей, рано или поздно дадут понять, как сильно мы ошибаемся. Мы можем жить и думать лишь так, как нам позволено — не больше того. Ты сыт, одет, крыша над головой — не забудь полюбезничать с участковым, благодарить власть имущих от мала до велика, иначе всего лишишься. «Пришла зима, настало лето — спасибо партии за это!»
В первый же час моего водворения в 145-ю, когда мы с Жорой хрустели нарезанными дольками яблока, через весь базар-вокзал, отталкиваясь и небрежно раздвигая чужие спины и головы; ко мне подлетел шустрый парень лет 25-ти. Был он сух и рус, в облегающей красной футболке и джинсах, по- камерному франтоват. Заговорил решительно, но нервно, торопясь и запинаясь, видно, искал нужный тон: повежливее и в то же время дать понять, что передо мной фигура номер один:
— У вас какая статья? У нас с вами много общего — я тоже своего рода политический. Слышали о Виноградове, Сокове? Я — Соков, давайте знакомиться.
О Сокове я не слышал и сейчас не уверен, что точно воспроизвожу фамилию, но о виноградовском деле тюрьма жужжала. Соков тут же предложил прочитать его приговор, чтобы я убедился, какой он политический. Я был только что после суда, и голова моя плавилась, я хотел отложить знакомство, но Соков бросился назад и уже подавал мне толстую ксерокопию своего приговора:
— Читайте! — но еще не дает, сам быстро листает: — Вот! — гордо ткнул пальцем и исчез, оставив приговор. Там, куда он ткнул, было написано: «Нанесен моральный ущерб авторитету советского государства».
Я читал с перерывами допоздна. Приговор был на группу человек в 15 по делу о бандитизме. Первым, т. е. «паровозом», шел Виноградов, вторым действительно Соков. Они делали вот что: в ресторанах московских интуристовских гостиниц их девицы кадрили иностранцев. Девица приглашает к себе, садятся в такси и едут за город. Иной осторожный клиент за чертой Москвы начинает нервничать: «Куда мы едем?» Девица крепко обнимает его: «Скоро, милый, почти приехали». На глухом отрезке шоссе кто-то обязательно голосует, шофер тормозит, а голосовавший, сев в машину сразу, или немного проехав, обшаривает с помощью таксиста карманы перепуганного иностранца. Бумажник остается в такси, иностранец — на темной дороге. Машина исчезает.
Другой вариант — без «пассажира». Такси с девицей и иностранцем нагоняет милицейская машина — настоящая, с фонарем, вертушкой, сиреной и даже громкоговорителем на крыше. Такси останавливается, из служебной машины выскакивает милиционер, люди в штатском предъявляют удостоверение КГБ. Начинается проверка документов с изъятием всего ценного у иностранца. Как и в первом случае, его оставляют на глухой дороге. Были и квартирные дела, хозяйки которых служили наводчиками на своих состоятельных клиентов. Была контрабанда, спекуляция валютой.
Года два продолжалась охота на иностранцев. Невероятный срок, если учесть гэбистский контроль за каждым иностранцем и то, каким ЧП был для властей каждый такой случай. Группа действовала внезапно и неуловимо, а попались средь бела дня за Абельмановской заставой. Богатый афганец навестил свою московскую подругу. Она высмотрела, что его дипломат набит деньгами и, прежде чем выпустить из пылких объятий, дала знать своим приятелям. Тут же подвертывается «такси», следом еще машина. Неизвестно, где бы клиент расстался со своим дипломатом, если б это был простой афганец. Но он оказался агентом КГБ — неспроста навещал сегодня подругу, неспроста был с большими деньгам. На Нижегородской улице их настигли машины, загородили дорогу. На тротуарах милиция. «Таксист» с друзьями, бросив афганца, выскочили из машины, пытаясь прорвать окружение. Виноградову прострелили плечо, взяли всех. От них потянулись ниточки к остальным. Так вышли на Сокова и выявили крупный преступный синдикат в несколько десятков человек. Группу человек в 15 выделили отдельно и судили первыми. Виноградову — 15, Сокову — 14 лет, другим много, но поменьше.
Вот такие еще бывают «политические». Своеобразная форма протеста — намекал Соков. Формула приговора о моральном ущербе государству, очевидно, возвысили их в собственных глазах. Не просто бандит, грабитель или сутенер, а с «идеей» — это престижней. На самом деле людишки мелкие, противно было читать приговор. Не исключено, что на следствии они с таким же успехом могли объяснять свои действия с противоположной, самой патриотической позиции. Например, экспроприировали экспроприаторов. Иностранец — значит, капиталист, трудящемуся иностранцу не на что рассиживать в дорогих ресторанах и покупать девиц. Не советских же трудящихся грабили — чем не смягчающее обстоятельство? Почему бы не взглянуть на дело, как на посильный вклад в классовую борьбу? Наши пролетарии грабят из солидарности с ихними пролетариями: вы там, мы — здесь, пусть везде горит земля под ногами буржуев. Чем не в духе марксизма-ленинизма? Находим же мы в этом оправдание западной преступности, за что же своим пролетариям 15 лет? Властей особенно рассердило то, что в ограблении иностранцев участвовали люди в милицейской форме и с удостоверениями КГБ. Получалось, не классовое сознание масс, не стихия пролетарской солидарности, а будто сама власть грабила. КГБ в роли Соловья- разбойника — действительно, большой конфуз. Правительство слишком дорожит репутацией, чтобы признаться в собственном грабеже, и если кто-то грабит от имени правительства — совсем обидно. Тут целых два преступления: покушение на монопольное право правительства и серьезный ущерб его и без того подмоченной репутации в мире.
Не удалось как следует поговорить с Соковым. Не помню, что больше этому помешало: то ли, что я не принял его за «своего», или сам он избегал говорить о себе подробно? Да и через несколько дней его выдернули. А любопытно было бы узнать, как составилась эта группа, каково происхождение ее членов, что натолкнуло их на столь экзотический промысел? Милиционер с ними был самый настоящий, постовой Гостелерадио. И удостоверения КГБ на настоящих бланках. Ведь надо же иметь к органам какое-то отношение, чтобы достать бланки и усвоить дерзостный стиль гэбэшников. Я знал некоторых «бывших», оставивших службу по разным причинам, в том числе уволенных за пьянство, моральное несоответствие — от них всего можно ожидать. Был ли кто из таких в виноградовской группе, не знаю, но думаю, что это не исключено. Да и вряд ли сказал бы Соков, если бы я спросил — в камере не рискуют признаваться даже в бывшем сотрудничестве с милицией и КГБ. Во всяком случае, приговор оставлял неприятное впечатление об этой компании.
Виноградов меньше всего походил, на атамана. Молодой, лет 22, нервный, неуравновешенный, стоял на психучете. Скорее всего, не он, а им вертели, выставляя главарем и организатором. Нарочно муссируется его имя, идет слава о нем, чтобы пустить его «паровозом», оставив в тени другого. Это тем проще, что у него в момент захвата взяли самодельный револьвер. Соков говорит, что тот им не пользовался, завел совсем недавно и только для бравады — помахать под носом иностранца. Приятели отговаривали его, в их делах револьвер был совсем не нужен. Не послушался, дурачок — носил с собой втайне от остальных. И всех подвел: припаяли бандитизм и сроки увеличили. На допросах вел себя унизительно: каялся, всех выдал. По его показаниям забрали Сокова, других, вскрыли отягчающие эпизоды, о которых следствие могло не узнать. Остальные не лучше — валили друг на друга. Немало способствовали этому открытия, который каждый делал в ходе следствия. Разбирается, к примеру, эпизод ограбления иностранца, скажем, Сидоров выворачивает карманы иностранца. За рулем «таксист», назовем его Козлов, и девица. Следователь спрашивает Козлова:
— Сколько получил от Сидорова?
— 50 долларов.
— Значит, у него осталось 350 долларов.
— Не может быть, — не верит Козлов.
— Почему?
— Потому что уговор был — всем поровну.
— Тем не менее, — говорил следователь, — у иностранца было 400 долларов, и Сидоров подтвердил, вот его показания.
И так едва не в каждом эпизоде, отмеченном в приговоре. Постоянно надували друг друга. Девицы жалуются: при дележке им ничего не перепадало. И суммы смехотворные: полторы сотни марок, тысчонка
