самого бургундского, которое они пили в свою первую ночь в Мюнхене.
Пока Екатерина готовила ужин, Ванька с Эрнстом грузили чего-то там на компьютере. Потом они все вместе ужинали, и Ванька поинтересовался:
– А что, Эрнст, вы у нас ночевать останетесь или как?
Эрнст посмотрел на Екатерину. Господи, ну чего тут скажешь, дети всегда такие вопросы задают, что просто так не отвертишься.
– Я, Иван, живу и работаю в Мюнхене. Кроме этого, я очень люблю твою маму. Очень, очень.
– Больше жизни?
– Больше жизни.
– Тогда жениться надо, если так! – сказал Ванька, хитро глядя на Эрнста.
– Вот я и приехал. – Эрнст опять кинулся в прихожую к своей сумке.
– Прикольно! – сказал Ванька, подкладывая себе салата.
Эрнст вернулся с маленькой коробочкой.
– Иван, торжественно прошу у вас руки вашей матери! – сказал Эрнст, опускаясь на одно колено перед Катей.
Ванька с Катей захохотали.
– Мам, ты согласна?
– Согласна, сынок!
– Благословляю вас, дети мои! – сквозь смех сказал Ванька.
Эрнст открыл коробочку и протянул ее Кате. Там лежало кольцо сказочной красоты. Катя надела его на палец, оно оказалось ей впору.
– Ты как размер узнал?
– Никак. Это прабабушкино. Я к маме по дороге заехал, рассказал про тебя, тут она мне его и выдала. Я сам не знал, что такое есть. Моей бывшей жене ведь не отдала. А тебя в глаза не видела, но кольцо сразу достала. – Эрнст встал, отряхивая брюки.
Катя повисла у него на шее.
– Сю-сю-сю, муси-пуси! Ребенка бы хоть постеснялись, – заметил Ванька с набитым ртом.
Вечером, когда Катя пришла пожелать Ваньке спокойной ночи, тот, хитро прищурившись, точь в точь как его родной дедушка, сказал:
– А ничего фашист этот твой. Прикольный парень. Игрушку мне хорошую привез.
– Ваня! Ты что, с ума сошел? Не смей никогда так говорить. Я очень люблю Эрнста. И прошу от тебя проявлять уважение к моим чувствам и к моему будущему мужу.
– Да ладно! Это я как дед. Они там с бабушкой вовсю вам с Эрнстом кости моют. Дед уже все про него разузнал. Одобряет.
– Ты что? Подслушивал?
– Вот еще! Они еще и про ребеночка говорили. Это правда? Ты ребеночка рожать будешь?
– Постараюсь.
– Вот здорово!
– Слушай, ты только папе об этом ничего не говори пока, ладно? Он расстроится.
– Да, я все понимаю, не волнуйся. Только папы что-то вокруг меня не видать.
– Ну, он занят сейчас.
– Чем это? Дед ведь его уволил. Мам, не переживай. Я все знаю.
– Ох уж этот дед! – Екатерина поцеловала сына и пошла к себе в спальню. Впервые в жизни она шла туда с радостью. Ведь там ее ждал Эрнст.
«Ничего себе дела творятся, – думала она. – Вертихвостка какая-то, ей-богу! Развелась и в тот же день, пожалуйста, извольте замуж, а там и до роддома рукой подать. Еще и Старкова с его любовницей осуждала! А сама-то! Старков узнает – с инфарктом свалится. Такие рога ветвистые мужику навесила. Никогда не думала, что это так приятно».
Екатерина довольно захихикала.
Михайлова
Игорь, помощник Ковалева, не подкачал, и уже в понедельник супруги Ковалевы валялись на пляже и купались в море. Михайлова постепенно приходила в себя. Чувствовала она себя очень хорошо и молодела на глазах. Она была очень благодарна мужу, который понимал ее, как никто. Вечерами они гуляли, держась за руки, как молодожены, и целовались под огромной тропической луной.
– Свет! Подумай, на фига тебе весь этот геморрой? Зачем тебе работать? – спрашивал Ковалев, нежно обнимая Светку.
– Да я уж теперь и сама не знаю, просто не представляю, что я буду целыми днями делать. Вот Катя Старкова, например, горшки делает, а я ничего такого не умею. Ни горшки, ни картины маслом. Остается только крестом вышивать.
– Ну почему? Можно стихи писать, ну, или статьи какие-нибудь научные.
– Чтобы стихи писать, надо быть поэтом, а статьи научные пишут исключительно научные люди. Ученые называются.
– Да ну! – удивился супруг. – Тогда будешь меня откармливать. У тебя вкусно получается.
– Ага! А так как ты весь день на работе, то я тебе обед буду в судках привозить. Знаешь, я такие кастрюльки в поездах видела, когда маленькая была. В них суп харчо из вагона-ресторана носят.
– А что? Хорошо. Я на обед только кофе пью, а так буду суп харчо кушать из специальной кастрюльки. – С этими словами Ковалев подхватил Светку на руки, перекинул ее через плечо и поволок в номер. Михайлова трепыхалась и дрыгала ногами.
Поздно вечером, когда супруги Ковалевы уже сладко спали, у Светки зазвонил мобильник. Часы на нем показывали, что в Питере десять часов утра. Звонил Бирюк Иван Пантелеевич:
– Светочка! Здравствуйте, хотел у вас узнать, не надоело ли вам вкалывать на моего зятя?
– Иван Пантелеевич! Дорогой! Здравствуйте! Конечно, надоело! – закричала в трубку Михайлова. – Тем более что он меня уже сам уволил!
– Как уволил?
– Безобразно. Прислал Овечкина с выходным пособием. Сам даже не позвонил.
– Вот болван так болван! Как же он теперь без вас?
– Не знаю, Иван Пантелеевич! Плохо, наверное, как же еще?
– Ну, так это же на самом деле хорошо! Я ж вас хотел у него переманить. Приезжайте ко мне в офис, у меня предложение для вас есть.
– Я бы с удовольствием, Иван Пантелеевич, только я сейчас в четырнадцати часах лёта. Меня муж увез нервную систему лечить.
– Отлично! Лечите систему как следует, она вам еще пригодится. Когда вернетесь?
– Через неделю.
– Так, так, так. – Михайлова представила, как Бирюк в этот момент смотрит на календарь. – Давайте, Светочка, договоримся следующим образом. Вам двадцатого числа позвонит моя помощница и сообщит, в какое время и по какому адресу я вас буду ждать. Идет?
– Отлично!
– Вот и славно! Отдыхайте там хорошо, кланяйтесь супругу. Я о нем слышал только самые лестные отзывы. – С этими словами Бирюк повесил трубку.
– Чего там? – поинтересовался сонный Ковалев.
– Бирюк Иван Пантелеевич. Велел тебе кланяться. Говорит, что слышал о тебе только самые лестные отзывы.
– Интересно! С чего бы это Бирюку мной интересоваться?
– Наверное, потому, что он мне чего-то предложить хочет. Как думаешь, чего?
– Руку и сердце?
– Дурак! Работу, вот чего! – Довольная Михайлова обхватила руками своего огромного супруга и начала его тискать.
– Эй, осторожней, медведица, все кости мне переломаешь! – запричитал Ковалев. – А как же харчо? Я хочу харчо в кастрюльке!
