окончательного исцеления. Я пытался протестовать и выдвигал требования по увеличению квоты. Но кто меня слушал? Никто. Мои тревоги большинство душ не только не разделяли, более того, в лучшем случае их считали абсурдными, а в худшем принимали за попытку пробраться во власть путем подгребания под себя большого количества энергии и дальнейшего спекулирования ею. Когда подобное было услышано в первый раз, я принял это за шутку. Но говоривший казался абсолютно серьезным. Вот блин. Первый раз за все то время, что прошло с момента освобождения части душ, я всерьез пожалел о том, что стрела сяньцев все- таки попала в амулет. Когда я был здесь один, мне было, конечно, скучновато и тоскливо, но, по крайней мере, никто меня не оскорблял. Сардас не в счет. Во-первых, ему можно было дать энергетическую оплеуху, а во-вторых, он почти ребенок.
Десантник, кроме себя любимого, нашел еще трех кандидатов на управление телом. Сам он неплохо умел драться врукопашную, научился за годы службы, а уж возможности тела одержимого превращали его чуть ли не в машину смерти. Два его рекрутера были паранормами, а третий стал, скорее, адъютантом, чем бойцом, на него возлагались надежды как на альтернативного переводчика, поскольку до момента смерти он проходил обучение в гуманитарном вузе и неплохо знал немецкий, английский и мог связать пару фраз по- французски. Конкурентом для меня в отрасли навыков, приравненных к боевым, он не был, да и энергию потреблял по «гражданскому» тарифу.
Узбек-криокинетик Ахмед, вот кто стал моей головной болью. Невысокий, он, если выбирался наружу из амулета и накачивался энергией под завязку, мог сойти за близкого родственника Деда Мороза. Там, куда он приходил, немедленно начиналась зима, росли сосульки, падал снег. Причем при некотором усилии в противоположном вектору гравитации направлении. Не знаю уж как с поражающей способностью, но смотрелись полуметровые, блестящие на солнце иглы замороженной воды внушительно. Да и меткость у узбека была как у его далеких предков-степняков, что первой игрушкой брали в руки лук. Чаек влет бил.
Его сменщиком выступал тот самый «белый» чародей, непримиримый борец с алкогольными запоями, Петр. Гипнотизер, после накачки его энергией, свободно подчинял себе любую живность в радиусе пары десятков метров. Мерзкий он был тип, под маской вежливости прятавший гнилое нутро. Из-за него, а точнее, из-за его злой шутки, умер человек, а он чихать на это хотел. Когда однажды вечером тело Сардаса было оставлено мной поужинать в таверне под управлением десантника и его людей, этот мозгоклюй озабоченный решил исследовать гм… нижнюю часть спины проходящей мимо него орки, жившей неподалеку. И, видно, большого сопротивления его идея ни у кого не вызвала. Сам он загребущие руки никуда не протягивал по понятным причинам: зеленокожая нелюдь могла и обидеться, надавав пощечин. Вместо него по тому месту, которое уже не ноги, но еще и не спина, хлопнул паренек-служка, разносивший еду. Причем совершил он не только звучный хлопок, но и, скажем так, тактильное исследование. Короче, облапал ее так, словно являлся законным мужем и находился с ней в спальне, а не посреди людного места. Пощечин не было. Был кинжал в груди. Обескураженное выражение лица умирающего, который так и не понял, зачем он сделал столь самоубийственный поступок, я, сидящий на тот момент в телецентре, запомнил надолго. Хорошо хоть орке ничего за это не было. Жравшая пиво в том же трактире стража однозначно признала, что официантик сам виноват в своей гибели.
Вихрем помчался к креслу с Сардасом, чтобы вправить этому идиоту мозги и, если получится, попробовать вытащить парня. Но меня не пропустили. Анна Павловна грудью встала на защиту коллеги по триумвирату и его подчиненных. Я бы смел ее одним ударом, но на крик подтянулось штук десять душ, окружив кресло кольцом.
«Ты че творишь, в натуре? — вышел вперед уголовник, поигрывая энергетической финкой. — Ты седня свое уже отдышал, так что нишкни, наша очередь».
«Да ты видел, чего эти придурки натворили?» — Я попробовал воззвать к его совести. Телецентр стен не имел, и экран был виден издалека.
«Ну видал, и че? Кто ж знал, что эта баба бесноватой окажется».
«Да пропусти меня, я же целитель, мне вылечить этого парня на пять секунд работы».
«А он те че, брат? Или, может, сват? К тому ж энергию-то будешь тратить общаковскую, а не свою. Позовет полковник, пропущу, не позовет, в свое время будешь благотворительностью заниматься».
Вот это я маху дал. Действительно, откуда у таких совесть? Интересно, а здравый смысл есть?
«А что на месте того трупа мог оказаться наш — тебе по барабану? Если бы орка заметила, как на парня колдуют, то люлей бы навешала знатных. При горячей поддержке окружающих».
«Если бы у бабушки было кое-что, она была бы дедушкой. Все, базар окончен, но если тя судьба этого фраера так волнует, потом с полковником перетрешь».
Понятно все. Одна извилина, да и та прямая и ниже пояса.
С десантником, после того как он вернулся в реальность амулета, я попробовал поговорить, но примерно с тем же результатом, только слова были более литературными. «Досадный инцидент», — вот как он выразился. Не бессмысленное убийство. И не преступная халатность. Инцидент. Досадный. И с решением бывшего вора и энерговампирши, которые не дали мне спасти парня, он был согласен. Мол, незачем привлекать к себе излишнее внимание.
Сплюнул энергетическим сгустком, но смолчал. В конце концов, мне с этими типами работать, а работы в связи с активизацией деятельности триумвирата было много. Помимо лечения больных, на которое теперь тратилось только два часа в день, Сардас начал бегать по книжным лавкам, забегаловкам, храмам, везде ища информацию о магии, связанной с заключением душ. Из храма выгнали. В забегаловке, подпаивая разный люд, так или иначе связанный с волшебством, только просадил все деньги и пару раз нарвался на неприятности. Кстати, я лишний раз убедился, что во время боя управлять телом должен кто-то один. Когда «водителей» было трое, какой-то пьянчуга почти сумел достать Сардаса ножом из-за несогласованности действий. В общедоступных книгах нашлись только ссылки на различные трактаты по черной магии, которых, естественно, в продаже и для свободного чтения не было.
Наконец спустя полмесяца метаний триумвират убедился в полном своем бессилии при использовании имеющихся в Волноломе средств и начал усиленно тренировать Ахмеда и Петра, чтобы поступить в столичный корпус боевых магов и получить, таким образом, доступ к закрытым источникам. Никакие мои возражения и панические вопли о том, что нам нельзя привлекать внимания, в расчет не принимались.
Так вот, эксперименты этих двух паранормов и головоломные по сложности тренировки полковника, после которых тело полуэльфа часто приходилось подлечивать, сжирали львиную долю энергии из выделенного мне бюджета в пять процентов от общего благосостояния. Причем два из них вроде как считались моей платой, но все равно почти целиком тратились на клиентов, заработки от приема которых, к слову, сильно сократились. Желающих идти к припадочному магу с нервным тиком, который регулярно долбит скалы недалеко от города боевыми заклинаниями, почему-то почти не было.
«Клоповник, просто клоповник!» — возмущалась в очередной раз дородная энерговампирша, которая вылезла из амулета подышать и разглядывала бедную обстановку гостиничного номера.
Как я потом пожалел, что не засунул ее обратно в клетку после первой стычки. Да и многие другие тоже пожалели об этом. Но, увы, ясновидящих, в смысле предсказателей будущего, на тот момент среди нас не было.
«Ну уж что есть», — хмыкнул я и постарался передать Анне Павловне свои ощущения.
«Вы могли бы получше обеспечить свой быт, — не унималась она, — в конце концов вам тоже с нами жить».
«По-моему, это вы прибились ко мне, а не я к вам, — вскипел я. Придирки этой скандалистки, с которой даже из-за выделяемой доли энергии приходилось едва ли не драться, меня достали. — Наши финансовые возможности вы знаете. Прошлым днем каждую монетку так внимательно рассматривали, будто на них есть что-то интереснее морд пары поколений здешних королей и царапин. Час сидели любовались, не меньше. За то время я бы вполне успел смотаться на рынок, может, меня там клиентура дожидалась с болячками и средствами оплаты».
«Ты и так почти все время снаружи торчишь», — влез в разговор журналист. Забыл его имя, все в амулете называли его «Лист». Вот уж действительно лист. Банный.
Его дружно поддержала группка душ, которая состояла из тех, кого было решено выпустить подышать, да плюс еще кадровые специалисты по реальности. Последние были представлены химиками-неудачниками, вояками, включая офицера, и еще парой человек.
